- Я думаю, это хорошая идея, Тадаши, нужно построить его завтра и возвращаться домой.
Все это очень мучительно, а еще немного дней погодя он превращается в ребенка, который насчитывает сорок лет, мне приходится его бранить и водить на границу джунглей, чтобы он опорожнил живот.
Тогда наступает сезон дождей. В тот день, что я говорю, вода ручьями течет везде в джунглях и по пляжу. Йоширо сидит на веранде, тихонько раскачивая свое тело и храня дух внутри, а я, Йоко, мою пол в доме и могу видеть Йоширо через открытую дверь. Тут Йоширо жалобно стонет, и я своими глазами вижу, как он падает из кресла и лежит мертвым на полу веранды. В его окровавленной спине торчит топор, а кресло все качается и качается, а мне не дает кричать дикий ужас. Я только выпрямляюсь и вижу своими глазами, как к двери подходит очень высокий мужчина в изодранной солдатской одежде и с красными волосами и бородой. А потом я вижу другого западного солдата, пониже, с желтой бородой и со шляпой на голове, какую я вижу у австралийцев в их стране.
Тогда я быстро-быстро отступаю назад к стене, и оба они молча и долго смотрят на меня и видят, что у меня нет оружия и сил, чтобы на них напасть, они стирают с себя суровый вид и склоняют головы в почтительном приветствии.
Я вам говорю, кто они такие: австралийский пехотный солдат Уильям Коллинсон, двадцать пять лет, - это с красными волосами, и австралийский пехотный солдат Ричард Бенедикт, двадцать семь лет, - это желтоволосый в шапке. В тот день, что я говорю, они первым делом просят кушать, и я даю им еду, плача при виде несчастного мертвого Йоширо, из которого они вытаскивают топор, но оставляют лежать на полу веранды. Потом они тащат его тело с моих глаз, и закрывают дверь, и говорят мне, чтобы я снимаю с себя кимоно и что я сохраняю свою жизнь, если даю им сделать с собой то, что они хотят. Я отвечаю, что я даю им сделать это после, когда я обмываю своего несчастного спутника и устраиваю ему приличные похороны. Они довольны, что я говорю по-английски, хотя и скромно, но для похорон им надо дождаться вечера и чтобы дождь немного унимается, и они очень-очень хотят меня, потому что много дней не имеют женщины. Тогда я прошу дать слово, и каждый мне его дает, и я даю им делать с собой, что они хотят. При этом мне как никогда больно, особенно с Красноволосым, который слишком велик, когда вставляет в меня, и он дрючит меня вовсю, закинув мои ноги себе на плечи, и мне стыдно стонать перед другим солдатом, который присутствует здесь.
Потом, когда они получают свое удовольствие, они тщательно осматривают автомат и пояса с патронами, взятые у Йоширо, и я рассказываю им, как у нас происходит то смертоубийство, а они рассказывают мне в подробностях катастрофу самолета. Правда в том, что в самолете они летят пятеро, из Австралии на Гавайские острова: два американца, два австралийца и один британский раненый полковник, но моторы умолкают, и они пытаются сесть на этот остров. Тогда, видя, что ничего не получается, полковник, раненный за игрой в поло, приказывает им прыгать на парашютах, что они и делают. Самолет падает в океан по ту сторону острова, а стоит ночь, и Билл с Диком теряют своих спутников. Утром они ищут их в джунглях и на берегу. Тогда они своими глазами видят наш дом, и меня, и шестерых моих соотечественников, которых слишком много, чтобы напасть на них с одним топором, и они уходят и прячутся там, где падают со своими парашютами.
В дни после они кушают корни и плоды, потому что они неумелые поймать рыбу, а от крабов, которые ходят по земле, они тошнят. Они строят укрытие из веток, боясь, что их видят мои соотечественники, а однажды они решают плавать в океан, найти место, где падает самолет. После многих плаваний они находит его под водой, но глубоко, в двух минутах без дыхания, и они не могут до него дотронуться. Они во всем не такие умелые, как мои соотечественники-моряки, даже Нажиса, самый молодой. Все это время они не знают про смертоубийство, до сегодняшнего вечера. Правда в том, что они не хотят на нас нападать, а хотят воровать оружие и еду. Поэтому они пользуются шумом дождя и крадутся к самому дому, и долго смотрят и понимают, что Йоширо один со мной, и они убивают его топором.
Так мне рассказывают два вражеских солдата. Они недовольны, что американский летчик убит, но на меня не сердятся, только качают головой и говорят; "Шит!", что по их значит дерьмо, а потом они говорят, что дают мне помощь в похоронах Йоширо.
Они и правда дают помощь. Когда ночь уже черная, дождь перестает, и мы несем спиртовые лампы на пляж, чтобы светить. Билл и Дик идут рубить дрова топором и разложить костер - я им говорю, как надо делать, - а пока они кладут, я мою целиком своего несчастного спутника и тихонько разговариваю с ним, чтобы его дух всегда пребывает в довольстве вместе с остальными умершими родственниками или со своими друзьями-моряками, если ему так больше нравится, а чтобы обмануть его страх, я передаю ему много посланий для Нажисы, и для Кимуры, и для других наших спутников.
После Билл и Дик поднимают его тело на костер вместе с копьем, которое он делает своими руками, и большой чашей спирта Кимуры, а я, Йоко, очищаюсь в океане и крашу свое лицо белым и красным, и черным вокруг глаз, и делаю все эти грустные вещи. Долгое время костер отказывается от огня, намоченный дождем, но потом пламя взбирается высоко, и я бегаю вокруг, следя за тем, чтобы дрова горят хорошо. Двое врагов сидят на лестнице перед домом, молчаливые от уважения к похоронам, а потом они засыпают, и, когда огонь умирает, уже почти день и мне можно сбежать, но куда?
В то утро, что я говорю, Билл и Дик помогают мне носить пепел на гряду желтых скал, и я тщательно мою пляж и веранду, чтобы стереть нечистоту. После они хотят спустить флаг моей страны, который на срезанном дереве. Я говорю:
- Я, Йоко, не могу вам помешать, я всего только женщина двадцати лет и одна в ваших руках, вот почему я даю вам совать в меня не кусаясь, не царапаясь и не сердясь, но если вы спускаете флаг, то теряете мое доброе согласие.
Они совещаются вдали от меня, и наконец Билл, Красноволосый, говорит:
- Ладно, скоро снова дождь, и плевать нам на этот кусок материи для женской менструации. Пусть она висит, раз ты так хочешь.
Он говорит это по-другому, грубо, я не знаю такта слов на вашем языке, но флаг моей страны остается на все то время, пока я живу с ними.
Потом больше недели идет дождь, и мы остаемся в доме - или бунгало, как они его называют, - без выхода наружу. Хотя они враги и не такие умные и спокойные, как мои соотечественники, они хорошие спутники. Никогда не говорят мне обидных слов и не ударяют. Еды вдоволь, и я учу их играм с камушками, которые я знаю, и иногда они ржут, но иногда и рычат, как звери в клетке. В меня всаживает каждый из них, и днем и ночью, а иногда оба вместе, и мне стыдно получать так удовольствие, но потом мне на все плевать и растереть. Но так длится совсем недолго, а потом они становятся злые и не хотят больше делать это вместе, и, когда в меня всаживает Дик, другой уходит на веранду, сильно закрывая дверь и говоря себе в бороду гадкие слова, а когда со мной Билл, Дик нарочно смотрит на нас с насмешкой и все время говорит:
- Ты плохо работать, она наверняка получает больше удовольствия одна со своим пальцем.
И вот наступает первый день без дождя. Я иду с ними в намокшие джунгли, где с листьев падают холодные капли. Билл с Диком - в своей драной солдатской одежде, я - в рубашке мертвого американца и с матросской шапочкой Нажисы на волосах, и мы идем к месту их укрытия. Это пляж, похожий на наш, но без желтых скал, и волны там очень сильные. Мы режем и вяжем вместе веревки от парашютов - такие новые и очень прочные нити, - и они обматывают этой длинной веревкой мое тело, и я иду в океан. Они плывут со мной посреди очень сильных волн, а потом океан становится спокойней, и они указывают мне место, где падает самолет. Я одна плыву под воду, и вижу там самолет со сломанной рукой, и с силой опускаюсь к нему, все это время тщательно осматриваясь вокруг. Океан не такой глубокий, как говорят эти австралийцы, а я хорошая ныряльщица - относительно, разумеется. В тот раз я не вижу своими глазами, куда можно вязать веревку, но вижу, что в самолете вода и что Билл, хозяин этой идеи, слишком самонадеянный, когда хочет его вытащить.
Когда я возвращаюсь из океана, я говорю это, и они очень недовольные и задумчивые, потому что надеются спасти радио и дать знать своим соотечественникам, где они. Потом я снова иду в океан и вхожу в самолет через дыру на месте его отломанной руки. Я своими глазами вижу мертвого летчика и полковника, тоже мертвого, и я прогоняю, сильно крича под водой, много рыб, которые их кушают, и я вижу, что они объедены до костей, и вижу всякие предметы корабля, которые годятся, но только не радио, и мне не хватает воздуха. Тогда я очень сильно поднимаюсь, и когда нахожусь снаружи океана, то тошню из себя всю пищу, которую кушаю раньше. Я все время вижу перед собой рыб на телах несчастных врагов и долго не могу это рассказать. Потом я говорю только, что летчик и полковник мертвые и что радио я не вижу. Тогда Билл и Дик просят меня вернуться в самолет в третий раз, и Дик рисует на песке, где я нахожу радио, и я иду еще. Я вижу своими глазами все приборы, которые управляют самолетом, и радио взять можно - наверное, погружения за три, - но я думаю быстро и умно - относительно, разумеется, - и решаю, что это не мой долг - помогать нашим врагам сообщать о себе своим соотечественникам.
