Молодые люди улыбнулись: домашняя философия Старика. Обожает он учить молодежь уму-разуму.
- Вот список имен - вы его поделите. Выясните, кто эти люди, чем занимаются, на что и как живут и какое отношение могли бы иметь к разведке. С коллегами ничего не обсуждать, записей на столах не оставлять, телефонные разговоры, имеющие касательство к данному заданию, вести не из конторы. Ясно? Вопросы есть?
Вопросов не было.
- Тогда ступайте. По утрам, в девять, будете мне докладывать о результатах.
Бауму было не по себе: вчера он тщательно, но впустую, просмотрел пять досье из архива и теперь его не оставляло чувство, что он допустил прокол, не заметил чего-то важного - где-то в этих серых папках кроется разгадка секрета, над которым он бьется столько дней. Есть еще надежда, хоть и слабая, на то, что детективы справятся с тем заданием, которое им поручено, но если и тут результатов не будет, то ему, Бауму, покоя не видать, все ему будет мерещиться, что плохо ребята старались, а старайся они как следует...
Печень напомнила о себе, и он попросил у мадемуазель Пино воды, чтобы запить пилюли, бесполезные пилюли.
- Надо бы вам обратиться к врачу, господин Баум.
- Конечно, надо бы.
- Вы всегда так отвечаете - надо бы, надо бы, а сами ничего не делаете. Лет десять уж.
- Да что врач скажет? Печень - так я и сам знаю, без него. А лечить печень все равно никто не умеет.
Он проглотил таблетки и попытался сосредоточиться на своих проблемах, но тут его вдруг осенило и он позвонил Алламбо:
- Есть одна идея, - Алламбо слушал молча. - У нашего дружка Савари записан телефон Мустафы Келу - знаешь, это кто? Советник из сирийского посольства. Что-то это посольство мне житья не дает - не мешало бы последить за этим Мустафой хотя бы несколько дней, а? Просто чувствую, что это наш долг. У тебя найдется пара толковых ребят? Леон, может быть, со своим напарником - пусть присмотрят за ним.
- Договорились.
- Я хочу знать, с кем он встречается и где.
В тот же день Савари и Таверне встретились на Шато де Мадрид.
- Придется поменять место свиданий, - предупредил майор. - Мы тут примелькались, а за мной ДСТ слежку установил. Такую сложную операцию разработали, такого агента ко мне приставили...
- Что-нибудь им известно? - заволновался Таверне. - Должна же быть причина...
- Скорее всего, ничего им неизвестно, но какие-то подозрения возникли.
- Чего они добиваются? Как вы об этом узнали?
- Стоит ли вдаваться в подробности - толку от этого никакого.
- Но я должен знать, какая опасность нам грозит и с какой стороны, попробовал было настаивать перепуганный партнер.
- Сам разберусь и приму меры, - сухо ответил Савари. - Единственный риск, если они узнали ваш служебный телефон, да и то вряд ли. Предупредите на всякий случай сотрудников.
- Вы хотите сказать, что лучше мне поменять место работы?
- Со временем, может быть. Главное, чтобы в контрразведке никто не связал ваше имя с именем Жалю, - тут уж Баум не промахнется, схватит вашего братца.
- Само собой. Что я должен предпринять?
- Попробую выяснить, что им известно. Такая возможность есть. Если вашему брату грозит опасность, тут же дам знать.
Таверне молчал, стараясь привести свои мысли в порядок, и неожиданно поймал на себе тяжелый взгляд собеседника:
- Ну?
- Что - ну? - снова заволновался Таверне. - Что вы имеете в виду?
- Вы уже работаете над этим делом, так ведь? И братец ваш тоже?
- Да.
- Вы же не собирались этим заниматься, пока не поступит первый платеж. Короче говоря, я хочу получить свои комиссионные.
- Но подтверждение из банка еще не получено.
- А я не собираюсь его дожидаться. - Савари улыбнулся, однако улыбка эта показалась партнеру чрезвычайно неприятной. - Мне мои деньги нужны завтра утром.
- Вряд ли к утру придет подтверждение.
- Так заплатите мне из своих сбережений и восполните эту сумму, когда банковские процедуры закончатся.
- Так не делают.
- Мне плевать, делают или не делают. Эти свои еврейские штучки оставьте для других, а мне извольте заплатить, что положено.
Таверне нахмурился:
- Ну если вы так ставите вопрос...
- Отступать не собираюсь, имейте в виду.
Они разошлись, не попрощавшись. Таверне отправился повидать брата - их редкие встречи обычно назначались в кафе возле Пантеона - и пересказал ему неприятный разговор.
- Жизнь становится опасной, - завершил он свой рассказ. - Савари то ли сам обманывается, то ли нас за нос водит - когда я попросил его объяснить подробней, что у него за проблемы с контрразведкой, он набычился и отвечать отказался. Но раз он требует свои комиссионные, да еще так настойчиво, значит, чувствует реальную опасность. Он больше знает, чем говорит.
- Если контрразведка выйдет на тебя, я пропал, - отозвался брат, он старался казаться спокойным, но взгляд, которым он окинул кафе, выражал тревогу. - Если что - придется мне когти рвать. Ты перевел деньги в Женеву?
- Перевел. Ты, кстати, еще не рассказал о результатах своей поездки, напомнил Таверне.
- Я только вчера вечером вернулся. Все идет по плану. В Мейрарге я обо всем договорился - проблем не будет. Самый удобный день 22 июля, у меня есть все транспортные схемы. Ты успеешь подготовить команду?
- Успею. Я повидался с Караччи, он все устроит.
- Понадобится всего человек шесть, они должны быть надежными. Автоматы для всех. Хорошо бы еще гранаты со слезоточивым газом - на всякий случай.
- Это все достанем. Насчет машин тоже договорились.
- Через пару дней я тебе сообщу точное место и подробный план действий.
- Как он выглядит, наш товар?
- Две плутониевых боеголовки, по пятнадцать килотонн каждая.
Обсуждение деталей сделки как-то успокоило обоих - в сущности, ничего еще не потеряно, дело движется. Таверне так и сообщил Ханифу, прибегнув к услугам ливийской дипломатической почты.
- Пора уж тебе узнать все, - сказал Ханиф. - Тем более, что насчет Эссата ты оказалась права.
Расмия по обыкновению выслушала его молча и даже на похвалу не отозвалась.
- Да и с Саадом Хайеком зря я тебя не послушался, - такого профессор никогда еще не говорил, но девушка и тут не промолвила ни слова. - Почему молчишь?
- Убили хорошего человека - что ж тут скажешь?
- Не зацикливайся ты на этом. Ошибки у всех случаются. Если помнишь, я объяснял, что операции в Париже и Риме имеют значение разве что для самих исполнителей. Ничего они не изменили - ни наших границ, ни сионистской экспансии. Только отвратили от нас мировое общественное мнение - а оно и так было не за нас. Насилие можно победить только еще большим насилием, я всегда это говорил. Всякие там акции, набеги на чужие границы и даже локальные войны - сколько их было, а что толку? Сионисты до сих пор всегда оставались в выигрыше - и Семидневная война, и Иом Киппур - все в их пользу. Вот если они почувствуют, что могут проиграть, - тут держись. И атомную бомбу в ход пустят, ничто их не остановит. Пока обходилось без этого - их всегда выручали американцы. И впредь так будет - если не переломить ситуацию. Надо их поставить перед fait accompli - перед свершившимся фактом. А факт будет такой, что Израилю грозит полное уничтожение, если он не выполнит наших требований. Повиновения можно добиться, только если у нас будет собственная атомная бомба. Вот о чем были все эти хлопоты во Франции.
- Вы собираетесь бомбу в самом деле взорвать?
- Не знаю пока. Но если понадобится, взорвем. Если Израиль не подчинится, мы пойдем на все. Предстоит еще много дел. Завтра я еду в Триполи, оттуда во Францию. А тебе придется лететь в Израиль - и очень скоро.
Он начал объяснять ей цель этой поездки - Расмия наперед знала, что если попросить его рассказать подробнее, он все равно скажет только то, что сочтет нужным, поэтому и не проявляла любопытства. Спросила только:
- А Эссат - он знал ваши эти планы?
- Я при нем даже не упоминал о них.
- Прочесть он что-нибудь мог?
- Кое-какие записи есть, но они в сейфе. И закодированы.
- А в сейф он не мог заглянуть?
- Исключено. Тебя что, эта идея напугала - насчет гибели Израиля?
- Притворяться не собираюсь - у меня просто мороз по коже, когда представляю... Но главное - не дать страху овладеть твоей душой - правда ведь?
Глава 25
Бен Тов вернулся домой к полуночи. Жена давно спала. Он уселся в гостиной, разложил на столе бумаги и попытался работать. Но сосредоточиться не смог. Снял с полки книгу и расположился в кресле поудобнее, но через полчаса захлопнул ее и взялся за телефон.
Новостей пока нет, сказали ему, и раньше трех вряд ли будут. Он снова открыл книгу, убедился, что читать не может, пошел в кухню, достал из холодильника йогурт и яблоко, все съел. А он-то себя считал волевым человеком - но дошло до крайности и на тебе - ни страницы прочесть не может, яблоко это жалкое... Ему стало стыдно. Разбудить, что ли, жену? Все легче, чем ждать в одиночку. Но он не решился и вместо этого предпринял еще одну попытку прочесть хотя бы главу. Когда без четверти четыре зазвонил телефон, он вскочил так поспешно, что опрокинул кресло.
