Когда он залил помещение и ударил по глазам, Виктор сморщился и попросил:
– Притуши люстру, пожалуйста.
Алана коснулась выключателя еще раз, и погасли все лампы, кроме одной. Стало лучше, но в полной темноте все же Виктору находиться было приятнее.
– Ты почему не отвечал на мои звонки? – спросила Алана, подойдя к дивану и встав над Виктором.
– Ты мне звонила?
– Раз десять.
– Да? А я не слышал… Прости.
– Ты обещал встретить меня в аэропорту.
– Не смог.
– Но сказать-то об этом можно было? Я, как дура, ждала, названивала тебе, а ты…
Тут она увидела литровую бутылку водки, стоящую на полу, и удивленно воззрилась на Виктора. Она ни разу не видела, чтобы он вот так… бухал… иначе и не скажешь.
– Давай выпьем? – предложил Саврасов и схватил бутылку за горлышко. Сегодня он был сам не свой.
Алана отобрала у него водку, села.
– Что с тобой, Витя?
Саврасов закрыл глаза. Отвечать не хотелось. Как и смотреть на Алану. Не то чтобы ему было неприятно ее видеть, просто… Он не знал, как ей сказать о том, что…
– У меня есть сын, – выпалил Виктор, сам не поняв, как он так быстро решился. – Ваня. Ему полтора года.
Алана молчала. Виктору пришлось открыть глаза, чтобы определить ее реакцию на услышанное. Но полумрак не позволил Саврасову рассмотреть лицо невесты. Тогда он протянул руку и коснулся его. Кожа оказалась горячей, рот – крепко сжатым.
– Я только сегодня о нем узнал, – добавил Виктор.
– Ты уверен, что он твой? – разомкнула-таки уста Алана.
– Да.
– Делал анализ ДНК?
– Нет, но…
– Витя, – с упреком протянула Алана. – Только не говори мне, что поверил на слово какой-то бабе, с которой некогда спал. Все эти сучки только и думают о том, как бы тебя захомутать! Или хотя бы урвать часть твоих денег…
– Алана, перестань, пожалуйста.
– Что, ее чадо оказалось похожим на тебя? Или просто все совпало по срокам?
Виктор не ответил. Не посчитал нужным. Ему вообще Алана как-то вдруг стала неприятна.
Она почувствовала это и смягчилась.
– Милый, ну не будь же таким наивным… У меня есть знакомые, которым постоянно предъявляют якобы их детишек, кому новорожденных, кому подростков, а кому и взрослых. Даже моему папе одна пыталась навязать своего сына двадцати трех лет. Он спал с этой женщиной, когда ему самому было двадцать три. Он не москвич. Учился в Казани, а жил вообще в поселке в ста километрах от нее. Из простых, деревенских. А барышня из хорошей семьи. Зажиточной. Он звал ее замуж, да она не пошла. Они и расстались. Он взял в жены другую, мою маму, и вскоре они переехали в Москву.
Виктор слушал невнимательно. Ему было неинтересно. Он отобрал у Аланы водку и сделал глоток. Она не стала возражать и продолжила:
– Спустя двадцать с лишним лет оба явились в Москву, нашли отца. Парень был похож на него немного, такой же черноволосый, высокий. И зачат он оказался примерно тогда, когда папа с этой женщиной встречался. Так бы он и принял ребеночка, если б анализ не сделал. Не его сыном парень оказался. Понимаешь?
– Понимаю, – буркнул Виктор, оторвавшись от бутылки и отставив ее. Водка перестала действовать. С каждым глотком Саврасов становился все трезвее. Или ему только казалось?
– Пообещай мне сделать так же, как папа. Не верить ей на слово.
– Алана, я очень жалею о том, что сказал тебе. Забудь.
– Что значит забудь? Нет уж, давай решим этот вопрос.
– Можно, я решу его сам?
– То есть моего мнения тут вообще никто не спрашивает?
Саврасов решил промолчать. Но Алана ждала ответа. Поняв, что не услышит его, спросила:
– Ты на самом деле уверен, что ребенок твой?
– Да.
– А кто мать?
– Девушка, – усмехнулся Саврасов. Все же он ошибался – водка действовала.
– Понятно, что не медведица, – рассердилась Алана. – Чем она занимается? Из какой семьи?
– Временно не работает, в декрете.
– А до этого?
– Администратором была в кафе.
– Родители?
– Умерли.
Она постаралась не выказать своего удивления, но не смогла. Глаза так и полезли на лоб. Алана-то думала, что Саврасов встречался только со звездулями да дочурками высокопоставленных родителей. А тут сиротка какая-то безработная.
– Отлично, – выдавила она.
– Думаешь? – протянул Виктор, с каждой секундой ощущая все большее опьянение.
– У такой легче будет отобрать ребенка.
До Саврасова не сразу дошел смысл сказанного Аланой. А она продолжала:
– Отсудишь его без проблем. С тобой ведь ему будет лучше. Мальчик маленький, он ничего не поймет…
– Алана, ты вообще себя слышишь?
– Да, а что такое?
– Ты хочешь, чтобы я отобрал у нормальной женщины, хорошей матери, сына?
– А она точно хорошая?
– По-твоему, если человек не может купить своему ребенку золотую погремушку, он уже плохой, негодный?
– Все, хватит с меня! – вышла из себя Алана. – Я приехала, соскучилась, а он… Мало того, что не встретил, бухает тут, как алкаш какой-то, без закуски и огорошивает меня «радостной» новостью, так еще разговаривает, как будто я провинилась в чем-то.
Саврасов знал, что нужно сказать. «Прости», например. Или: «Ты неправильно меня поняла». И снова «прости»…
Но он молчал. Понимал, что, если не остановит ее сейчас, Алана уйдет.
Поэтому и молчал. Не останавливал ее. Хотел, чтоб ушла.
Голова закружилась. Виктор закрыл глаза.
Как уходила Алана, он не видел, только слышал удаляющийся стук каблучков. Когда он затих, Саврасов облегченно выдохнул.
Обидел девушку. Почти любимую. Почти единственную. Почти невесту. И никаких угрызений совести. Почему?
«Потому что «почти», – ответил самому себе Виктор. – И любимая. И единственная. И невеста…»
Саврасов схватил бутылку за горлышко, поднял, но тут же поставил обратно. Хватит с него!
Виктор встал с дивана. Резко. Его повело. Но через пару секунд он уже твердо стоял на ногах. И смог, не шатаясь, дойти до кухни.
У холодильника стояла Лена. Что-то в нем разбирала. Виктор показал ей большим пальцем на дверь. Девушка испарилась.
Саврасов занял ее место и принялся рассматривать содержимое холодильника. В нем чего только не было, но что выбрать поесть, Виктор не знал. Ни мяса сырокопченого не хочется, ни колбасы, ни сыра, ни фруктов, ни творога. Тут взгляд Виктора упал на кастрюлю. Достав ее и открыв крышку, он обнаружил в ней гречку. Вспомнил, что вчера утром попросил ее приготовить, но вечером отказался от ужина. Сейчас каша оказалась очень кстати. Саврасов навалил себе целую тарелку, посыпал гречку сахарным песком и залил молоком. В детстве он ел ее именно так, и ему очень нравилось.
Поев, Виктор вернулся в гостиную. Разжег камин. Сел на шкуру…
Загрустил.
Два с половиной года назад он занимался любовью на этой шкуре, у этого камина с Незнакомкой. И если бы она потом не исчезла, сейчас, возможно, они сидели бы у огня вдвоем, а Ванечка бегал бы по комнате или играл в детской. О, какую бы Саврасов ему оборудовал детскую!
Но девушка исчезла…
Дала ему время себя разлюбить.
Тогда, два с половиной года назад, расскажи она ему все, что сообщила сегодня, его чувство стало бы еще сильнее. В нем всегда жил рыцарь, желающий защищать свою даму. Он уберег бы Ксению от всех бед. Спас бы ее от похотливого злобного отчима, избавил бы от психологических проблем, которые явно существуют.
Но сейчас, когда Саврасов разлюбил Незнакомку, он не знал, что делать. Жениться на Ксении и зажить полной семьей ради Вани?
Стать воскресным папой?
Или отобрать ребенка, как советовала Алана?
«Нет, последнее, конечно, исключается, – одернул себя Виктор. – Но все равно, как поступить, не знаю… Я в тупике!»
Саврасов, кряхтя, поднялся с пола, подошел к дивану, взял свой пиджак, достал телефон из кармана.
На экране светились значки неотвеченных вызовов.
Это Алана звонила из аэропорта.
Как с ней поступить, он тоже не знал.
Саврасов набрал номер Андрея. Гудки, гудки, гудки…
– Да возьми же трубку! – прорычал Саврасов. И Седаков, как будто услышав его, тут же ответил:
– Алло.
– Привет, Андрюха.
– Здравствуй еще раз.
– А мы уже разговаривали?
– Да. Днем. Я сообщил тебе о смерти Козловского.
– Это было сегодня? Ну надо же…
Что-то в его тоне Саврасова насторожило, и он обеспокоенно спросил:
– Случилось чего?
– Мне нужно поговорить с тобой. Рассказать кое-что. И посоветоваться.
– Ты никогда не просил у меня совета. Значит, действительно что-то случилось.
– Ты дома? Я подъеду.
– Нет, я в другом месте. И не один.
– Тогда извини…
– Нет, нет, ты приезжай. Я назову адрес.
Он сказал, и они закончили разговор.
