Уигтайт оборонялся, пытаясь выиграть время и собраться с мыслями. Монк ясно это видел.
— Вы наняли сборщиков долгов, которые повели себя, как воры, — немедленно ответил он. — Закон в данном случае не видит особой разницы.
— Конечно, я нанимаю сборщиков, — согласился Уигтайт. — Не могу же я сам гоняться по улице за каждым своим должником!
— Как часто вы посылаете сборщиков с фальшивыми полицейскими удостоверениями к должникам, которых вы предварительно убили?
И без того скудный румянец покинул лицо Уигтайта окончательно; теперь оно было бледно-серым, как рыбья кожа. Монку даже подумалось на миг: не приключится ли сейчас с ростовщиком обморок? Впрочем, сочувствия к жертве он не испытывал.
Лишь через несколько секунд Уигтайт обрел дар речи.
— Убил? — Слово прозвучало глухо и бессмысленно. — Клянусь могилой матери, я не имею к этому никакого отношения. При чем здесь я? Зачем мне это было надо? Какое безумие! Вы сумасшедший.
— Затем, что вы — ростовщик, — заявил Монк, вкладывая в это слово весь свой гнев и презрение. — А ростовщики не могут допустить, чтобы кто-нибудь не платил им долги. — Он угрожающе подался вперед, но Уигтайт не отшатнулся и по-прежнему сидел недвижно. — Все ваше дело развалится, если хоть один не заплатит, — процедил Монк. — Его примеру тут же последуют другие. Поэтому лучше отправить упрямца на тот свет, чтобы остальные испугались и раскошелились, а?
— Да не убивал я его!
Уигтайт был напуган не столько даже самим обвинением, сколько ненавистью Монка. Он не понимал, чем заслужил ее.
— Но вы подослали к нему убийц! Разве это не одно и то же? — настаивал Монк.
— Нет! Какой смысл?! — В голосе Уигтайта, лаская слух Монка, прорезалась высокая жалобная нотка. — Ладно! — Он поднял жирные мягкие руки. — Я послал их посмотреть, не хранил ли Грей расписки о погашении долга. Я знал, что его убили, и мне просто не хотелось быть замешанным в это дело. Вот и все, клянусь вам! — Пот, выступивший на его лице, сиял в мягком свете газовых ламп. — Он вернул мне долг! Матерь Божья, да там всего-то было пятьдесят фунтов! Вы, что же, думаете, я подослал бы убийц к должнику из-за пятидесяти фунтов? Да это было бы безумием! Они бы потом шантажировали меня до конца дней. Меня бы обобрали до нитки — или отправили бы на виселицу.
Монк смотрел на него. К сожалению, его слова очень походили на правду. Уигтайт был паразитом, но далеко не глупцом. Он бы не прибег к помощи убийц даже из-за огромного долга. Если бы он замыслил преступление, он бы организовал его куда умнее. Физическое давление на должника — да, возможно, но только не зверское убийство в собственном доме!
Однако Монк хотел убедиться до конца, что ростовщик действительно ни при чем.
— Чего же вы тогда ждали? — невыразительно спросил он. — Почему сразу не постарались найти и уничтожить эти расписки?
Уигтайт понял, что выкрутился. Это ясно читалось на его круглой лоснящейся физиономии.
— Во-первых, раньше там было полно настоящих полицейских, — ответил он. — Сновали туда-сюда. — Он развел руками. Монку очень хотелось поймать его на лжи, но все пока звучало вполне убедительно. — Слишком велик был риск, — продолжал Уигтайт. — Пришлось бы много заплатить тем, кого я нанял; они бы решили, что я чего-то боюсь. И потом, вы же поначалу искали случайных воров. А после все изменилось, вы заинтересовались денежными делами Грея…
— Откуда вы знаете?
Монк верил ему, но на всякий случай продолжал цепляться к каждой неувязке.
— Слухи-то расходятся. Вы встретились с его портным, с виноторговцем, стали проверять его счета…
Монк вспомнил, что действительно давал Ивэну такие задания. Похоже, у ростовщика везде имелись глаза и уши. Да иначе и быть не могло — Уигтайт должен был изучать своих клиентов, узнавать их привычки и слабости, искать уязвимые места. Боже, как он ненавидел таких людей!
— О… — Как ни старался Монк, ему все же не удалось скрыть разочарования. — В следующий раз я буду более осмотрителен при расследовании.
Уигтайт холодно улыбнулся:
— Я не доставлю вам больше хлопот. Теперь уже в этом нет никакой надобности.
Ростовщик смаковал свою победу, как ломтик стилтона или глоток портвейна после ужина.
Говорить больше было не о чем, и, пройдя мимо елейного клерка в передней, Монк выбрался наружу с твердой решимостью при первой возможности надолго упечь Джошуа Уигтайта за решетку. Возможно, причиной такого настроения была ненависть Монка ко всему племени ростовщиков, возможно, неприязнь к самому Уигтайту с его толстым брюхом и холодными глазами, а может быть, дело было в том, что расследование убийства Джосселина Грея снова зашло в тупик.
Теперь Монку придется вновь заняться друзьями Грея и лордом Шелбурном — к великой радости Ранкорна.
Но прежде чем он снова ступит на скользкую дорожку, в конце которой его ждет либо арест лорда Шелбурна и крах его собственной карьеры, либо провал расследования, он должен проверить еще несколько версий, какими бы безнадежными они ни казались. И начнет он с Чарльза Лэттерли.
Монк нанес визит Лэттерли во второй половине дня, когда, по его расчетам, Имогена должна была оказаться дома.
Встретили его вежливо, но не более. Служанка была слишком хорошо вышколена, чтобы выразить свое удивление. После нескольких минут ожидания в прихожей его пригласили в гостиную, где на него снова повеяло уютом. Чарльз стоял у окна.
— Добрый день, мистер… э… Монк, — холодно приветствовал он его. — Чему мы на этот раз обязаны вашим вниманием?
У Монка екнуло сердце. Ему вдруг померещилось, что от него все еще пахнет трущобами. Вполне возможно, что род занятий накладывает на облик человека неизгладимый отпечаток.
— Я по-прежнему занимаюсь расследованием убийства Джосселина Грея, — несколько невпопад ответил Монк.
Он чувствовал, что Имогена и Эстер смотрят на него. Поклонился Чарльзу и — не поднимая глаз — дамам.
— Надо полагать, вы что-то обнаружили, не так ли? — Чарльз приподнял брови. — Нам очень жаль Джосселина, поскольку все мы его знали, но мы, право, не просили вас докладывать нам ежедневно о ваших успехах и неудачах.
— Совершенно верно, — ответил Монк, и в его сердце шевельнулось горькое сожаление, что он никогда не станет своим в таком вот светлом, уютном доме. — Но именно потому, что вы были знакомы с майором Греем, мне и хотелось бы вновь побеседовать с вами. Сначала мы полагали, что его убил случайный грабитель, потом решили, что причиной были долги, но все эти версии отпали. Нам пришлось вернуться к печальной мысли, что…
— Мне казалось, я вам все объяснил, мистер Монк! — резко перебил его Чарльз. — Мы не желаем ничего слушать. Я не позволю, чтобы мои жена и сестра расстраивались из-за вашей навязчивости. Возможно, женщины вашего… — он поискал подходящее слово, — круга менее чувствительны, поскольку, к несчастью, чаще сталкиваются с насилием и другими неприятными сторонами жизни. Но моя сестра и моя жена не слышали и слышать не хотят о подобных вещах. Я должен просить вас пощадить их чувства.
Монк понял, что краснеет. Первым его побуждением было ответить грубостью на грубость, но его слишком сковывало присутствие Имогены. Мнение Эстер Монка не интересовало. По правде говоря, он даже с удовольствием затеял бы с ней ссору.
— У меня не было намерений оскорбить чьи-либо чувства, сэр, — через силу процедил Монк. — Я всего-навсего хотел задать несколько вопросов, а для начала попытаться объяснить, насколько это важно для следствия.
Чарльз моргнул и оперся на камин.
— Мне ничего не известно об этом деле, и остальным — тоже.
— Если бы мы могли помочь вам хоть чем-нибудь, мы бы уже это сделали, — добавила Имогена. На мгновение Монку показалось, что она смущена резкостью Чарльза.
Эстер встала и, сделав несколько шагов, остановилась напротив Монка.
— Нам еще не задали ни одного вопроса, — напомнила она Чарльзу. — Откуда нам знать, можем мы или не можем на них ответить! Не знаю, как Имогена, а лично я не вижу тут ничего оскорбительного. В конце-то концов, если ты в состоянии обсуждать убийство с полицейским, то почему я не могу?
— Моя дорогая Эстер, ты сама не понимаешь, о чем говоришь. — Лицо Чарльза стало твердым. Он протянул руку к сестре, но та уклонилась. — Ты даже не представляешь, какие отвратительные подробности тебе придется выслушивать!
— Да что за вздор! — немедленно вспылила она. — Я могу понарассказывать тебе таких историй, какие тебе и в дурном сне не привидятся! Я насмотрелась на людей, изрубленных на куски, разорванных ядрами, обмороженных, умирающих от голода…
— Эстер! — взорвался Чарльз. — Ради всего святого!
— Ну так не смей утверждать, что я не вынесу разговора в гостиной об одном-единственном убийстве, — подвела она черту.
