«Запомни, Ольга, это место. И камень этот запомни. Сейчас ничего спрашивать не надо, после все поймешь. А если не поймешь, значит, так тому и быть. А пока посмотри на него…»
Я смотрю – камень явно с Востока. Говорю про это, а он мне рот рукой закрыл – потом, говорит, все потом. Прощения попросил за то, что жизнь мне сломал, и за то, что перетрусил тогда, раньше. Нужно, говорит, было тебя не отталкивать, это все гордыня наша, успенская… Я заплакала, говорю, что, может, еще не поздно… Нет, он так твердо говорит, поздно, все поздно. Но я, говорит, жизнь прожил не напрасно, и если судьбе угодно будет, то это выяснится.
Ольга уже не вытирала слезы, они свободно лились по щекам.
– Потом мы еще раз встретились, он мне те дневники отдал – пускай, говорит, будут у тебя, и обо мне память. И все, через какое-то время звонят мне и говорят, что академик Успенский умер.
Хотела я на похоронах подойти к внуку его и сказать про дневники, да там толпа такая была, яблоку негде упасть. У нас ведь как – пока человек жив, ему от коллег только критика. А как умер, так те, кто гадости делал, первыми на похоронах о его заслугах кричат! – в сердцах закончила Ольга и тут же удивилась: – Марина, что вы на меня так смотрите?
– Я? – Марина встрепенулась. – Ольга, вы должны поговорить с Георгием. Причем как можно скорее, завтра утром. Понимаете, он нашел у себя в буфете тайник… но сначала он прочитал в дневниках, в самом конце…
– Неужели он понял? – перебила Ольга.
– Да, его дед расшифровал те записи.
– Так речь идет…
– Об Атлантиде.
– Господи! – Ольга рухнула в кресло. – И ничего мне не сказал… Ни слова…
– Теперь это уже неважно, – мягко сказала Марина. – Я не хотела вам рассказывать – что уж, через третьи руки, нужно, чтобы вы сами прочитали эти записи. Там говорится, что от атлантов осталось величайшее сокровище, священная реликвия, и не надо искать его так далеко… что оно может быть ближе, чем все думают… это Ключевой камень, только нужен ключ, чтобы его открыть…
– И этот бандит требовал от вас какой-то ключ… – заметила Ольга, – что это может быть?
– Там не сказано, только рисунок, вот такой… – Марина нарисовала по памяти.
– Это анк, коптский крест. Слушайте, а я ведь видела его! Тогда, в последнюю нашу экспедицию в Бахрейне, Георгий Андреевич пытался вывезти какие-то артефакты… Но все отобрали в аэропорту, тогда там были беспорядки, и мы вообще боялись, что не выпустят из страны.
Ольга замолчала, припоминая.
– Стоят такие типы с автоматами, страшные, лица замотаны, одни глаза горят. И орут по-своему, оружием машут – туда, мол, проходи, не стой! По-английски ни слова не знают, совсем дикие. Хорошо, что я за это время немножко научилась их языку, пока с проводниками да рабочими общалась. Объяснила им, что мы ученые из России. С большим трудом удалось отстоять записи, а эту маленькую штучку Георгий Андреевич сунул в карман рубашки, ее не заметили. Она ведь небольшая, всего сантиметра четыре в длину. Анк точно был у него, когда мы прилетели. Неужели это и есть ключ? Думаю, он хранил его все это время.
– А Камилла его нашла, – протянула Марина, – но вот куда она его спрятала?
– И откуда она узнала, что нужно искать? – добавила Ольга.
– Нам пора уходить, – едва слышно прошептал Гар-ни, – иначе скоро нас хватятся.
Мальчики начали бесшумно отползать от забранного решеткой окошка. Шамик бросил последний взгляд на удивительное создание – и в этот миг с божеством что-то произошло. Прозрачная голова вздрогнула, пульсации внутри нее участились, паучьи лапы сильнее вцепились в подлокотники кресла, а в незримую радугу, переливающуюся в голову верховного писца, вплелись черные и багрово-красные струи, струи тревоги и страха.
– Что это? – испуганно спросил Шамик, почувствовав нарастающую тревогу, и схватил своего спутника за руку.
– Не знаю, – ответил Гар-ни. – Я никогда прежде не видел божество испуганным. Чего может бояться Бессмертный? Все в этом мире подвластно ему…
Верховный писец тоже почувствовал беспокойство божества.
Он поднялся с колен, отступил назад. Незримая радуга натянулась, поблекла и, наконец, вовсе погасла.
И в то же время где-то внизу, под самыми глубокими, самыми потаенными подземельями дворца, раздалось глухое утробное гудение, басовое урчание, словно там недовольно заворочался какой-то огромный зверь.
– Бежим! – испуганно прошептал Гар-ни и пополз обратно по темному проходу.
Несколько минут мальчики ползли в темноте, навстречу бесшумному дыханию, освежающему воздух в покоях бога. Но это дыхание уже не было столь свежим и благоуханным, как раньше. С каждым новым вздохом воздух в трубе становился суше и жарче.
Наконец Гар-ни дополз до выхода из трубы, отодвинул плиту, и мальчики оказались в комнате, где ритмично и безостановочно раскачивалось опахало бога.
– Бежим, скорее! – воскликнул Гар-ни.
– Что случилось? – растерянно спросил его Шамик.
– Не знаю… – пролепетал Гар-ни, в его голосе не было прежней самоуверенности. – Наверное, бог почувствовал, что мы проникли в его покои, и разгневался… Бежим, бежим скорее отсюда, пока нас не застали в запретной части дворца!
Он распахнул дверь и побежал по знакомому коридору. Шамик едва поспевал за ним, не узнавая помещения, по которым они проходили совсем недавно. Больше всего он боялся отстать от Гар-ни и остаться в одиночестве в запутанном лабиринте этого огромного дворца, но пугало его и другое.
Снова где-то глубоко под землей раздался низкий утробный рев, рев огромного зверя, рев самой земли.
Шамику становилось все жарче, капли пота стекали по его разгоряченному лицу. Сперва он подумал, что виной тому усталость от быстрого бега, но потом почувствовал, что воздух вокруг него, еще недавно свежий и благоуханный, с каждой минутой становится все более сухим и горячим.
Вдруг Гар-ни остановился, схватил Шамика за руку и оттащил в стенную нишу. Теперь Шамик и сам услышал приближающиеся быстрые шаги и тревожные голоса.
Мальчики прильнули к стене и затихли.
Мимо них быстрым шагом прошли несколько жрецов, за ними поспешали рабы, нагруженные тяжелыми тюками. Все они казались напуганными, все то и дело оглядывались, словно их преследовал кто-то опасный.
Как только люди прошли мимо, Гар-ни выскочил из своего укрытия и бросился вперед. Шамик едва поспевал за ним.
Они миновали несколько дверей, которые Гар-ни открывал своим ключом. Наконец миновали и дверь, отделявшую запретную часть дворца, дверь, перед которой прежде стоял часовой. Но теперь его не было на месте.
Гар-ни ничего не сказал, только еще больше помрачнел.
Вскоре мальчики оказались в коридоре, по сторонам которого стояли клетки с неприрученными махайродами.
На этот раз огромные звери не обратили на посторонних никакого внимания. Они то метались по своим клеткам, прижав уши, то катались по грязному полу, жутко подвывая, то пытались грызть прочную бронзовую решетку.
– Махайроды тоже чего-то боятся! – растерянно проговорил Гар-ни.
– Чего могут бояться такие огромные звери? – удивленно отозвался Шамик.
И словно в ответ на его слова, снизу, из подземелий дворца, снова донесся могучий басовый рык, голос зверя, куда более страшного, чем все махайроды.
– Чей это голос? – прошептал Шамик, схватив своего друга за руку.
– Я не знаю… – отозвался Гар-ни. – Я думал, что это голос бога, но теперь я и в этом не уверен. Мне кажется, даже бог был испуган, когда услышал это рычание…
И в этот миг здание дворца содрогнулось, и по его стенам зазмеились глубокие трещины.
– Бежим! Скорее бежим отсюда! – воскликнул Гар-ни, – Ты чувствуешь? Сама земля содрогается, будто огромный слон, который хочет сбросить своего седока!
Спала Марина на раскладушке на кухне. Рядом устроился Гильгамеш и ужасно храпел всю ночь. И хоть встали рано, домой перед работой она уже не успевала. Было ужасно противно надевать после душа несвежее белье, к тому же платье оказалось порванным в двух местах – это когда она пролезала в дыру в палатке – и залапанным грязными пальцами – не иначе те два урода, Толька с Витькой, постарались, чтоб им пусто было.
– Да, – решительно сказала Ольга, – надевать такое нельзя, тебя за бомжиху примут, еще на бедность подадут.
– А что делать-то? – буркнула Марина, – У меня передача сегодня в эфир идет, опаздывать никак нельзя.
– Н у… мое ты не наденешь, хотя мы и одного размера… – протянула Ольга, – вот разве только джинсы…
Джинсы оказались приличной фирмы. Но были куплены, похоже, еще до Марининого рождения. К джинсам предлагались две самых простых майки – зеленая и желтая.
