– Да, – решительно сказала Ольга, – надевать такое нельзя, тебя за бомжиху примут, еще на бедность подадут.
– А что делать-то? – буркнула Марина, – У меня передача сегодня в эфир идет, опаздывать никак нельзя.
– Н у… мое ты не наденешь, хотя мы и одного размера… – протянула Ольга, – вот разве только джинсы…
Джинсы оказались приличной фирмы. Но были куплены, похоже, еще до Марининого рождения. К джинсам предлагались две самых простых майки – зеленая и желтая.
«Повеситься», – подумала Марина, напяливая майку поновее, цвета яичного желтка. Мысль эта, надо думать, отразилась у нее на лице, потому что Ольга неуверенно предложила:
– Косыночку можно повязать…
– Лучше не надо! – взмолилась Марина.
И вышла, не глядя на себя в зеркало, чтобы не расстраиваться.
У нее была одна мысль – как бы проскользнуть к Лильке и попросить у нее хоть какую-нибудь одежду, чтобы перекантоваться денек. Но не тут-то было.
– Ершова! – настиг ее голос режиссера, – пойдем со мной к руководству!
– Но я… – растерялась Марина, – мне бы…
– Потом, все потом…
– Ой, Маринка, а ты что, на работу прямо из леса приехала? – спросила, увидев ее, непосредственная Саша.
Марина только рукой махнула.
– Вот, Никита Андреевич, привел, – сказал Олег, вталкивая Марину в кабинет.
– Это кто? – прищурился шеф.
– У вас постоянная ставка освободилась? Вот и оформляйте Ершову помрежем на новый проект. С ней буду работать.
– Да? – в сомнении спросил шеф. – Ну, под твою ответственность, сам с ней разберешься, если что. Пиши заявление, потом в бухгалтерию бумаги отнесешь.
– Олег… – очухалась Марина только в приемной, – что это было? Я же ничего не умею!
– Станешь делать что я скажу, не забудешь, не перепутаешь – и все будет в порядке! Надоели мне эти гламурные девки, одна фанаберия у них, никто работать не хочет! А ты – скромная, тихая, работящая. – Он одобрительно похлопал Марину по плечу и ушел.
Марина не поняла – комплимент это или оскорбление.
– С тебя причитается, – пискнула Сашка, оглянувшись на дверь кабинета.
Дальше началась обычная производственная суета, так что закрыться в своей комнатке она смогла только во второй половине дня. И то завхоз крикнул ей в дверь, чтобы выметалась поскорее, у него, дескать, на примете есть новая девушка на Маринино место. Н у, флаг ей в руки, барабан на шею…
Марина вытащила из неисправного плафона косметичку Камиллы и перебрала ее содержимое. Ничего необычного: пудреница, тушь для ресниц – черная, объемная, антиаллергенная – и золотистый тюбик губной помады. Марина осмотрела и пустую косметичку. Ничего не завалилось за подкладку – ни чек, ни квитанция, ни бумажный носовой платок, ни салфетка. Чего же хочет от Марины тот жуткий тип, если в косметичке ничего нет?
Марина открыла тушь – ничего особенного. Тушь как тушь, подсохла немного, а так пользоваться можно. То же самое и с пудрой. Камилла пользовалась компактной, чтобы не чихать.
Оставалась только помада. Марина осторожно открыла тюбик. Первое, что бросилось ей в глаза: цвет был совсем не Камиллин. Она была женщиной яркой и помаду использовала соответствующую – темно-красную, оттенок, что и говорить, весьма вызывающий, но ей подходил. А тут, в тюбике, что-то отвратительно розовое, цвета взбесившегося молочного поросенка. Да Камилла в жизни бы таким безобразием губы не накрасила! Это уж совсем надо дальтоником быть! Однако видно было, что тюбик основательно смазан.
Марина пригляделась к помаде. Вот именно смазана, когда губы красят, то срез ровный, гладкий, а тут будто кто-то нарочно ковырял… Ага…
Боясь поверить самой себе, она схватила пинцет и вонзила его в помаду. Пинцет почти сразу наткнулся на что-то твердое. Что говорила Ольга? Анк в длину сантиметра четыре, вполне войдет в тюбик от помады…
Руки сами вовсю шуровали пинцетом. И вот через некоторое время, перемазавшись жуткой розовой субстанцией, она вытащила из тюбика что-то похожее на анк. Пыталась оттереть его салфеткой, но помада оказалась очень жирной. Марина завернула анк в носовой платок и понеслась в туалет.
Горячая вода и мыло понемногу сделали свое дело. Хорошо, что был конец рабочего дня и никто не увидел, чем она занимается.
В конце концов у Марины в руке лежал коптский крест красновато-золотого цвета. Он тускло блестел.
«Вот что искал тот тип, – подумала Марина, – вот что Камилла утащила из вещей академика Успенского. Вот за что ее убили. Ну, я ему это не отдам…»
Она вышла из туалета и побрела по темному коридору. Внезапно подступил страх – а вдруг сейчас появится тот шипящий тип и набросится на нее? Коридор пустой, куда все подевались-то, вроде еще не поздно…
Марина убыстрила шаги, как вдруг ближайшая дверь отворилась и прямо на нее выскочил какой-то человек.
– Ой! – крикнула она. – Пом…
– Маришка, ты чего? – удивился оператор Андрей. – Какие-то вы, девчонки, пугливые стали. Ты домой собираешься?
Она только качнула головой, не в силах ответить.
– Тогда я отвезу, нам ведь по пути.
И Марина не смогла сказать ему, что собиралась ехать вовсе не домой, а к Георгию, чтобы показать ему ключ. Совершенно ни к чему Андрею знать, что она не ночует дома, этак пойдут на студии сплетни…
Она открыла дверь своим ключом и тут же наткнулась на мужа. Он стоял посреди прихожей, сложив на груди руки, как Наполеон перед Ватерлоо.
– Где ты была? – громко вопросил он.
– На работе, – буркнула Марина, – меня, знаешь, повысили, теперь работать буду дольше.
– И по ночам? – загремел он. – Где ты была этой ночью?
– Тебе и правда интересно? – прищурилась Марина. – Или так просто спрашиваешь, для порядка?
– Шляешься по ночам… – начал он неуверенно, но Марина не стала слушать и захлопнула дверь ванной перед его носом.
Ох, какое блаженство было стоять под горячими струями воды и смывать с себя все заботы и страхи!
Когда она вышла, муж сменил гнев на милость – видно, дошло, что, устроив сейчас скандал, еды он точно не получит. Марине совершенно не хотелось готовить. Как было бы здорово, если бы по возвращении домой ее ожидал простой, но горячий ужин! Чем в прихожей отираться, лучше бы омлет пожарил. Или пельменей сварил!
Так и есть, в гостиной на диване (выбросить его совсем, что ли?) крошки от чипсов, и бутылки от пива рядом валяются. Спокойненько расслаблялся перед телевизором, и еще недоволен!
Марина ушла на кухню. Хорошо, что у нее полная морозилка готовой еды. Она разогрела что-то мясное, нарезала овощи для салата. Муж топтался в дверях, пристально наблюдая.
– Слушай, я так руку порежу! – не выдержала Марина. – Хоть бы на стол накрыл!
Он ел жадно, с хрустом и чавканьем, как будто не валялся целый вечер на диване, а с утра работал в поле. Марина поглядывала на него незаметно. Вид был неприятный, даже когда не чавкал.
Раньше все сходились на том, что муж у нее не красавец, но по-своему мужик интересный. Здоровый, сильный, накачанные мышцы. Теперь он весь как-то обрюзг, явно просматривался намечающийся живот, щеки обвисли, как у бульдога, и даже волосы поредели. Да когда же они успели или раньше Марина просто не замечала? Весь он был какой-то бесформенный, будто вытащили изнутри стержень.
Неужели этим стержнем была Камилла? А теперь, когда ее не стало, муж оказался совершенно другим человеком. Во всяком случае, если бы семь лет назад Марина встретила такого, она и не посмотрела бы в его сторону…
– Конь в больнице, – сказал муж, отодвинув тарелку, – в психушке.
– Какой конь? – Марина с трудом поняла, что речь идет о Косте Рябоконе. Тоже еще, взрослые люди, а называют друг друга детскими кличками.
– Ну, нервный срыв у Костика, – ухмыльнулся муж. – Понимаешь, захотел с жизнью расстаться, вылез на карниз на пятнадцатом этаже, но не прыгнул. Хорошо, люди напротив увидали, МЧС вызвали, его и сняли. Ну, отправили прямиком в психарню, теперь колют успокоительным.
– Ты откуда знаешь? Навещал его, что ли? – Марина недоверчиво прищурилась.
– Да нет, я Жуку позвонил, он и сказал.
– А что ты лыбишься? – закричала Марина. – У тебя друг в больнице, плохо ему, а ты сидишь тут, пиво пьешь и радуешься чужому несчастью! Ведь вы же сто лет знакомы!
Он смотрел на нее тупо, как баран на новые ворота, как видно, ее слова упали в пустоту, до него просто не доходило. После еды муж был сытый и спокойный, она знала, что ему сейчас лень ругаться. Поэтому заговорил он вроде бы спокойно:
– Послушай, что ты такая нервная? Это еще до того было, как Камилка… В общем, у нас же был разговор – ты беременна, что ли?
– Твое какое дело? – буркнула Марина.
– А такое, что чужого спиногрыза кормить не намерен! – загремел муж. – Один-то надоел хуже горькой редьки!
Вот как он о собственном сыне думает. Что ж, это только подтолкнет Марину к ответственному решению.
– Какая же ты скотина, – устало сказала она, заправляя посудомойку, – и дурак к тому же…
