— Действительно, ниоткуда. Но ты можешь мне просто поверить… Или другая причина: я тебя спас, и со мной произошло то же, что и с тобой Мою машину взорвали и я чудом избежал смерти. И сделали это те же люди, что стреляли в тебя! Очевидно мы оба натолкнулись на что-то важное, и это представляло опасность для тех людей….. А значит, мы с тобой в одинаковом положении. И потому должны действовать сообща.
— Это звучит убедительно. Но откуда я могу знать, что машину взорвал не ты сам?
— А для чего мне было ее взрывать? Чтобы втереться к тебе в доверие? Я мог бы придумать что-то более убедительное!
— А откуда я знаю, что в меня стрелял не ты?
— Ну, это уже совсем глупость! Зачем тогда мне тебя спасать? Если б это был я, я бы просто подошел к тебе и сделал второй выстрел в голову. Но вместо этого я притащил тебя сюда, спугнув убийцу, который увидел меня и потому не стал стрелять второй раз.
— Ладно. Думаю, мы можем попробовать. Если, конечно, у нас что-то получится. Как ты думаешь, зачем света ездила в ночной клуб?
— Я не знаю. Наверное, она подозревала, что кто-то из клуба замешан в исчезновении детей.
— ты знаешь владельца клуба?
— Владельца не знает никто! Я пытался выяснить, но у меня ничего не вышло. Всем заправляет женщина — администратор, лет 45-ти. Она же директор, она же завхоз и т. д. А кто владелец — не знаю. В клубе предлагают интим — услуги — взрослые и детские. Там есть специальная гостиница наверху… Еще там продают наркотики и делают большие ставки в игре. Вообщем, приятное место. Власти у клуба на содержании. Там крутятся такие деньги, что они любого могут купить. Я слышал мнение, что хозяин клуба — кто-то из крутых милицейских чинов, поэтому они имеют просто не пробиваемую крышу. Кстати, ты их встревожила!
— Значит, меня мог подстрелить кто-то из их компании?
— Вполне!
— Я, кстати, знала про серую машину возле дома… У меня есть информация о том, что в день исчезновения дети сели в серую машину возле дома.
— ты говорила с соседкой? Я тоже с ней говорил! И она сказала мне то же самое. Она описала машину седого, но есть одно но…. Дело в том, что старуха…
— сумасшедшая, я знаю! Жуковская рассказала мне об ее инвалидности…
— Я поехал в поликлинику, кое-кому заплатил и ознакомился с историей ее болезни. Она сумасшедшая, стоит на учете в псих доме, инвалидность первой степени, шизофрения. Но есть одна интересная деталь. Инвалидность ей оформили только 2 года назад! И она никогда не лежала в психдоме! Выглядит, словно кто-то крупно заплатил, чтобы сделать старуху сумасшедшей.
— Странно. Обычно это делают, чтобы поместить кого-то в психдом. К примеру, из-за квартиры.
— Да. Но ни у старухи, ни у ее сына не было квартирных проблем.
— Мне казалось, у нее было двое детей…..
— В документах значится только сын.
— но кто мог сделать ее сумасшедшей? Муж?
— для чего? Она же не в лечебнице! И никогда там не была!
— Действительно, странно… И теперь, когда она мертва…
— Что?! Что ты сказала?!
— она умерла. Буквально на второй день после того, как я познакомилась с ней.
— От чего она умерла?
— От сердечного приступа!
— Но у нее было здоровое сердце! Я говорил с ее врачом…. Врач даже сказала, что если б не психические проблемы, она дожила бы до ста лет — здоровье у нее отличное!
— Странно… Я говорила с ее сыном. Он показался мне настоящим бандитом! Но он немного похож на того человека с кладбища… На тебя. Я даже подумала, что он тайный друг Светы. Хорошо, что я ошиблась!
— Я ни чего не знаю о ее сыне, но смерть выглядит странной. Ладно. Разберемся по ходу дела! Что у нас есть еще?
— вернемся к «Арлекину». Я знаю, что седой водил туда детей.
— туда ходят все дети. В этом клубе проводятся детские вечеринки, и для детей клуб считается модным местом… Хотя….
— А как ты думаешь, где Стасики могли заработать такие деньги?
— Может, дал седой?
— Но за что?
— Не знаю. И меня это тревожит. Я им денег не давал. Особенно крупных. А света почти не интересовалась детьми! Разве что с чисто материальной точки зрения — одеть, покормить… А все остальные психологические детские проблемы для нее просто не существовали. Света не подходила на роль матери. Она сама еще не выросла.
Потом она рассказала, что происходило с детьми в школе.
— Какой ужас! — он обхватил голову руками, — а я не знал об этом! Ничего!
— ты не виноват. Откуда ты мог узнать? Есть еще одна вещь…. — и вкратце она рассказала ему историю Сережи Анкина, — таким образом, — закончила свой рассказ, — Стасики — не единственные пропавшие дети в этом районе. Такие случаи происходили еще. Значит, мы должны выяснить об этом более подробно! О том, что именно произошло с другими детьми.
— и как ты предлагаешь это сделать?
— Есть одна мысль… Но для этого мне надо окончательно подняться на ноги. Я думаю, следует посетить два приюта (у меня есть адреса) и по душам поговорить с уличными детьми.
Каждый день выздоровления был наполнен этой мыслью, но, когда она попыталась поделиться с Артуром, он попросту рассмеялся ей в лицо. Было ранее утро, Артур собирался на работу и, глядя на то, как он готовит завтрак на кухне (завтра для них двоих) ей вдруг пришло в голову, что она ничего не знает о его делах.
— Я все время думаю о том, как попасть в приют.
— О Господи! — Артур рассмеялся, — я думал, тебя беспокоит что-то более важное!
— А по — твоему, это не важно? — она почувствовала, что начинает закипать — так бывало очень часто во время разговора с Артуром. В последнее время — слишком часто.
— А по — твоему важно? — Артур продолжал смеяться, и было непонятно, шутит ли он действительно или нет.
— Ты издеваешься? — в ее голосе была настоящая ярость, и она вдруг перепугалась этой ярости.
— Прекрати! Ты ведь знаешь, что я ко всему отношусь серьезно!
— Я вижу.
— Что ты хочешь от меня услышать?
— Как попасть в приют!
— ты же умная — сама что-нибудь придумай!
— Может, представляясь журналисткой? Скажу, что пишу статью о детях, и….
— полная чушь! Глупость! — Артур со стуком поставил чашку на стол, — представиться журналисткой придет в голову любой дуре! Из какого издания? В Южногорске почти ничего нет! А столичной журналистке не придет в голову мысль тащиться бесплатно в такую глушь! К тому же, если это частный притон, у них свои журналисты на содержании. С чужими они не будут разговаривать!
— Ну тогда — я врач, ищу работу….
— В Южногорске? Моя дорогая, не сходи с ума!
— Я тебе не дорогая!
— Ну, может, не очень… Представляться врачом — глупость номер два!
— Тогда что?
— я что-то придумаю!
— Снова ты?
— У тебя есть другой вариант?
— К сожалению, нет.
— Что, собственно, так тебя бесит?
— Я хочу вернуться в квартиру!
— Кажется, у нас уже был разговор на эту тему….. но если ты хочешь — возвращайся! Ты знаешь, что тебя ждет! Может, и к лучшему. Сам буду искать Стасиков!
И, хмыкнув, исчез на весь день. Иногда ее пугал этот человек, а иногда она чувствовала какую-то беспомощность, расхаживая одна в его пустой квартире и думая о том, что может произойти, если однажды он не придет. Такие мысли казались ей верхом глупости, но она не могла выбросить их из головы. Тайком она обыскала всю квартиру (он не запирал свою комнату), но не обнаружила ничего интересного. Ничего, что могло бы вызвать подозрение. Она видела его паспорт. Несколько фотографий. В потайном ящике в платяном шкафу (с трудом, но все-таки нашла тайник) обнаружила свидетельство о смерти его семьи, выписанное на двух языках, итальянском и русском. У него были дорогие вещи хорошего качества, но мало вещей. Женские следы отсутствовали полностью, и ей подумалось, что Света не приходила сюда. Уезжая на работу, он говорил, что сможет она его найти только по мобильному телефону, но почему-то она не звонила ему ни разу. Для звонка не находилось причин. Его характер ей импонировал, но иногда казалось, что он намеренно ее раздражал, провоцируя своим неуместным ехидством. Ее здоровье поправилось полностью, но он все еще запрещал ей выходить. Весна плавно перетекла в лето. Она безумно тосковала по сыну. Она могла позвонить очень редко (он говорил: чем реже звонить, тем меньше шансов ее вычислить). Она старалась говорить кратко и бодро, и никогда не говорила, откуда звонит. Иногда она испытывала такую безумную тоску, что хотелось кричать. Она сдерживалась, только тихонько плакала в подушку — радуясь, что это никто не видит. Может, он и догадывался об ее приступах тоски, но виду ни разу не показал.
Он вернулся как обычно, после восьми вечера, и швырнул ей на колени две яркие тряпки.
— Собирайся! Оденешь это. Постарайся приготовиться за десять минут. Сегодня состоится твой первый выход в свет.
