Настя подняла голову и увидела Жгута. Он стоял у ее кровати, опираясь на костыли, в полосатой больничной пижаме, которая очень сочеталась с его уютной внешностью «советского пенсионера». Правая рука у него была загипсована.
— Владимир Иванович! — радостно воскликнула девушка и хотела сесть, но Жгут жестом остановил ее.
— Тише. Ты еще слаба.
Настя снова опустила голову на подушку.
— Где мы? — спросила она, щурясь от солнечного света.
— В спецклинике, — ответил Жгут. — Не бойся, здесь мы в безопасности. Келлера больше нет, статус Бюро восстановили. Нас даже охраняют.
Он усмехнулся.
— Расскажете мне, что произошло? — попросила Настя.
— Конечно. Но только вкратце. Мне еще тяжеловато долго болтать. Кулон Чивера был нужен Келлеру, чтобы воскресить свою любимую женщину. Звали ее Ника…
Жгут буквально в нескольких фразах обрисовал Насте историю любви и смерти Келлера и Ники. Она выслушала его с большим вниманием, а когда он закончил, воскликнула:
— Боже, какая грустная история!
Дверь с легким скрипом открылась, и в палату вошел Платон Багратович. Он выглядел совершенно здоровым, хотя был чуть бледнее, чем при их первой встрече.
— Здравствуй, Настя!
— Платон Багратович!
Он подошел к кровати, улыбнулся, вынул из-за спины руку, и Настя увидела букет алых роз.
— Это тебе.
Он протянул ей букет. Настя взяла цветы, поднесла к лицу, вдохнула их свежий, сладкий аромат.
— Какие красивые!
Жгут неловко переминался с ноги на ногу.
— Ладно, коллеги, — смущенно проговорил он наконец, — вы тут поболтайте, а я пойду покурю.
Он повернулся к двери.
— Ты же не куришь, — напомнил ему Платон Багратович.
— Тогда просто пожую леденец и прогуляюсь.
Владимир Иванович вышел из палаты. Платон присел на край кровати Насти.
— Как ты?
— Нормально, — ответила она.
Она смотрела на него с нежным любопытством и видела в его взгляде такую же теплоту, какую — она чувствовала — излучала сама.
— Владимир Иванович сказал, что Келлера больше нет.
— Да.
— И что его возлюбленная…
— Она свободна, — договорил он за нее.
Настя снова вздохнула. Если честно, ей было жаль погибшей или, вернее, несостоявшейся любви двух этих людей.
— А Кулон Чивера?
— Он был ненастоящий, — сказал Платон.
На лице Насти отобразилось легкое замешательство.
— Что? — переспросила она.
— Я подменил его, — просто ответил Платон.
— Подменили?
— Да. Подменил. Разумеется, Келлер этого не знал. Он очень хотел, чтобы кулон подействовал. И выложился по полной.
— Как это — «выложился по полной»?
— Это трудно объяснить… Отдал Нике всю свою жизненную энергию. Но этого оказалось мало… — Платон замолчал. Потом виновато добавил: — Прости, что подверг тебя риску.
В обращенном на него взгляде Насти появилось что-то новое. Веки ее дрогнули, а голос прозвучал обиженно и с легким вызовом:
— Рискнули малым, чтобы выиграть в большом? — она напряженно улыбнулась. — Это… Это нормально.
Платон посмотрел на нее чуть удивленно. Потом нахмурился и сказал:
— Ты имеешь полное право так говорить.
Она отвела взгляд. Тихо спросила:
— А что будет с людьми, которые были свидетелями всех этих… событий?
— Некоторое время люди будут обсуждать жуткие чудеса, которые им довелось увидеть. Но потом правительство придумает этим чудесам разумное и правдоподобное объяснение. И сегодняшняя ночь перейдет в область мифов, как это бывало уже не раз.
Платон замолчал. Настя тоже не спешила продолжить разговор. Некоторое время в палате царила тишина, нарушаемая лишь звуками, долетавшими с улицы.
— Ваш бывший друг Келлер, — снова тихо заговорила она, — готов был уничтожить ради своей возлюбленной весь мир. И самого себя в придачу.
— Разве жизнь одного человека, пусть даже любимого, стоит жизней миллионов? — так же тихо спросил Платон.
— Не знаю, — честно призналась Настя. — Келлер считал, что да.
— Келлер был убийцей, — возразил Платон. — И он за это наказан.
— Я его не оправдываю… — Настя сдвинула брови. — Просто…
Она снова замолчала, не зная, как продолжить. Но Платон понял все, что она хотела, но не смогла сказать.
— Настя, я сделал то, что обязан был сделать, — голос его звучал негромко и мягко, но Настя не смогла расслышать в нем горечь сожаления. — Я не принадлежу себе. Я принадлежу…
— Своей работе? — перебила девушка и посмотрела ему в глаза.
— Своему долгу, — сказал он. — Я защищаю людей от тех, кто может и хочет причинить им зло.
— Тогда вы поступили правильно, — сказала Настя почти спокойно. И почти холодно добавила: — Долг превыше всего, правда? А чувствам место на свалке.
— Я…
— Вы сказали, что подменили Кулон Чивера, — поспешила она увести разговор от неловкой темы. — Где же тогда настоящий кулон?
Платон нахмурился.
— Я спрятал его. И на этот раз надежно.
— Отлично! — Настя снова заставила себя улыбнуться. — И когда же вы успели его подменить?
— Когда вы с Володей Жгутом были у меня в офисе, — ответил Платон. — Рискованный был фокус. Но игра стоила свеч.
— Да… — Настя продолжала улыбаться, но на ресницах у нее блеснули слезы. — Игра стоила свеч. Я устала, Платон Багратович. Можно мне отдохнуть?
— Конечно.
Он быстро поднялся. Пару секунд стоял в нерешительности, потом повернулся и направился к двери — ссутулившийся, растерянный… И ужасно одинокий.
Ресницы Насти дрогнули, сердце сжалось, и она хотела окликнуть его, но сомкнула губы и промолчала. Так он и вышел из палаты.
Денек выдался отличный. Солнце наяривало почти по-летнему. В ветвях клена чирикала какая-то птичка. Владимир Иванович Жгут долузгал последнюю семечку и швырнул пригоршню шелухи в каменную урну, стоящую возле скамейки.
В кармане у Насти зазвонил телефон. Она достала трубку и глянула на дисплей, потом поднесла телефон к уху:
— Да, Ань… Вообще-то у меня дела. Ну хорошо, раз это важно… Буду через полчаса…
Он убрала мобильник, взглянула на Жгута и виновато проговорила:
— Владимир Иванович, у сестры какое-то неотложное дело. Просила приехать.
— Ну, надо, так езжай.
Настя наклонилась и поцеловала Жгута в щеку. Он хмыкнул и проворчал:
— Иди уже.
Настя вскочила со скамейки, махнула ему рукой и побежала к остановке. Владимир Иванович посмотрел, как девушка садится в маршрутку. Потом вздохнул, отставил в сторону трость, вынул из кармана алюминиевый портсигар, достал из него леденец и меланхолично швырнул в рот.
— Да, — задумчиво проговорил он, щурясь на солнышке и похрустывая леденцом. — Девчонка далеко пойдет.
— Гораздо дальше, чем ты думаешь.
На скамейке рядом с ним уже сидел Платон. Жгут посмотрел на него и поморщился:
— Никак не могу привыкнуть к этим вашим внезапным появлениям, шеф.
— Прости, — извинился Платон. — Больше не буду. Я еще раз просмотрел мнемокарту Насти. И знаешь, там обнаружились очень интересные вещи.
— Неужели что-то покруче телепортации?
— Намного, Володя. Намного.
— Значит, ее кандидатура одобрена? Или…
— Ее кандидатура одобрена. Завтра она заступает на свое первое дежурство в качестве стажера Бюро.
Жгут улыбнулся:
— Отличная новость. Только скажите ей сами, ладно? Ей будет приятно услышать это от вас.
В глазах Платона мелькнуло сомнение.
— Ты думаешь?
— Уверен, — убежденно проговорил Жгут.
— Что ж, тогда конечно. — Платон откинулся на спинку скамейки, посмотрел на пробивающееся сквозь листву солнце и улыбнулся. — А хорошая сегодня погода, правда, Володя?
— Правда. И атмосферное давление подходящее. Карась должен хорошо брать.
Платон заговорщицки понизил голос:
— Как насчет того, чтобы посидеть с удочками на вечерней зорьке?
Жгут посмотрел на него с сомнением.
— Вы серьезно?
— Вполне. Я уже и мотыля прикупил.
— И когда едем?
— Прямо сейчас. — Платон поднялся со скамейки. — Ну? Ты идешь?
— Конечно, шеф. Конечно!
Владимир Иванович быстро встал, опираясь на свою неизменную трость, и они зашагали по асфальтовой аллее парка — высокий одинокий человек с выправкой военного и его приземистый помощник, который — случись такая необходимость, — не раздумывая, отдал бы за него жизнь.
Centro Superior de Informacion de la Defensa — Высший центр информации и обороны Испании (исп.).
До свиданья (исп.).
До скорой встречи (исп.).
