– Счастливое было времечко, да? – говорит он. – Не сомневаюсь, тебе хотелось бы туда вернуться.
– Еще бы.
– Тогда ты еще не стала вруньей. Мерзкой волосатой вруньей.
Я молчу.
– Что ж, предоставлю тебе такую возможность. – Он кивает на ножницы и бритву: – Постриги волосы, как на фотографии. Когда управишься, сними ночнушку и сбрей остальное.
– Нет, – прошу я, – не заставляй меня.
– Я тебя и не заставляю. Ты вольна поступать как знаешь. Я тоже. Помни об этом, Элис.
– Что мне сделать? Скажи, чего хочешь именно ты.
– Возьми ножницы, – медленно, словно дурочке, объясняет он, – и коротко обрежь эти растрепанные помойные волосенки. Потом сними ночнушку, побрей ноги и подмышки. Когда закончишь с этим, выбрей между ног. А уж затем сбрей волосы на руках и брови. Вот тогда я позволю тебе лечь спать. Завтра – великий день.
– А если я откажусь?
– Тогда я разрежу вот это, – Дэвид машет в воздухе фотографией, – на мелкие кусочки. И прощайте, мама с папой. Только представь себе – еще раз!
Острие боли пробивает щит апатии и неверия, которым пришлось оградить свое сердце. Я морщусь, а Дэвид улыбается, радуясь, что попал в самую чувствительную точку.
– Хорошо, я это сделаю, – смиряюсь я, – но только не при тебе.
– Я отсюда не выйду. Я от тебя пострадал и имею право посмотреть. Давай, шевелись. А то я устал и спать хочу.
– Насколько я понимаю, матери ты скажешь, что я сама это придумала? Еще одно доказательство моей порочности и слабоумия?
– Все доказательства я получил в прошлую пятницу, когда ты вздумала притворяться, будто не узнаешь собственную дочь. Но кое-кому нужны дополнительные аргументы. Обычно мама соображает быстрей. Впрочем, до нее уже, кажется, начало доходить. Эта история сегодня днем… А уж когда она обнаружит, что ты сделала с волосами, увидит тебя без бровей и найдет целый состриженный ворох на полу в спальне… Ведь ты же свинья и никогда не убираешь за собой.
Он наговорил довольно, пора действовать. Я встаю, распахиваю гардероб и вынимаю диктофон, который утром сунула в карман старых брюк на вешалке. На глазах у Дэвида нажимаю кнопку «стоп» и отступаю, пряча серебристую коробочку за спиной.
– Все, что ты сказал после того, как сюда вошел, – здесь, на кассете, – говорю я.
Дэвид багровеет и шагает ко мне.
– Ни с места, – предупреждаю я, – или я заору и подниму на уши весь дом. Ты не успеешь отнять и уничтожить кассету, Вивьен сюда примчится. Ты знаешь, как быстро она прибегает в случае чего. Если не хочешь, чтобы она узнала, какой ты отморозок, сделаешь так, как я скажу.
Дэвид замирает, стараясь не выдать испуга, но я знаю, что он боится. Перед мамочкой он всю жизнь разыгрывает пай-мальчика. Самолюбие не выдержит, если его разоблачат как садиста и извращенца.
– Тебе повезло: я не такая больная, как ты, – продолжаю я. – Мне нужно только одно: чтобы ты оставил меня в покое. Не говори со мной и не смотри на меня. Прекрати выдумывать издевательства. Веди себя так, будто меня здесь нет. Не хочу с тобой разговаривать, жалкий подонок.
Дэвид пожимает плечами, притворяясь, что ему все равно.
– И еще.
– Что?
– Где Флоренс? Что ты с ней сделал? Если расскажешь, я уничтожу запись.
– Это проще простого, – презрительно бросает Дэвид. – Она в детской – здесь, в «Вязах», где всегда и была.
Я горестно качаю головой.
– Спокойной ночи, Дэвид.
Выйдя из спальни, осторожно затворяю за собой дверь. Диктофон крепко зажат в руке.
10.10.03, 9:00
– Это недавно обнаруженный восьмой круг ада? – спросила Чарли, обводя рукой шумный зал.
Они с Саймоном сидели в «Чомперсе» – вульгарной псевдоамериканской закусочной при клубе «Уотерфронт». В кафе было полно визжащих детей и взрослых в спортивных костюмах, с фальшивым загаром. Из колонок, включенных во всю мочь, рвался «Глаз тигра»[31].
– Откуда здесь такая толпа?
– Все ждут, когда откроется игровая, – пояснил Саймон. – Уже полчаса, как должна открыться. Наверное, не успели никого нанять вместо уволенной подружки Лоуи.
Он кивнул на рыжую веснушчатую девчонку с хвостиком, что вошла в зал. Та махала рукой, стоя в дверях. Завидев ее, большинство взрослых посетителей кафе повскакивали с мест и бросились собирать вещи и детишек.
– Лайза Фэзер, – представил ее Саймон. – Она помогала Донне, а теперь, видимо, сама распоряжается.
– Откуда ты все это знаешь? – удивилась Чарли.
– Я пришел уже давно и успел заглянуть в игровую. Не хотел шарить там при детях.
– Ну и?…
Проверив игровую, Саймон позвонил по двум номерам. Вчера он думал, что хватит одного звонка, но среди ночи вскочил, внезапно осознав, что же не давало ему покоя на той злополучной фотографии, где Элис, Дэвид, Вивьен и Феликс сняты в саду «Вязов». Тогда-то он и понял, что понадобится второй звонок.
Оба разговора полностью оправдали его надежды. И подтвердили худшие опасения. Больше его не донимал тревожный шепот подсознания. Все вышло наружу. Саймон видел картину так же ясно, как лицо Чарли перед собой.
– Саймон! Игровая.
– Лоуи не соврал. Пеленальный столик стоит в отдельном боксе рядом с клозетом. Устроить там тайник – проще простого.
Чарли кивнула. Она медленно, постепенно выздоравливала после серьезной болезни. В последнее время Чарли разрывало на куски, но теперь выбор прост: разрушаться и дальше или все-таки взять себя в руки. Чарли выбрала второе. Саймон не любит ее и никогда не полюбит. Она не знает, почему он отверг ее тогда у Селлерса и не рассказал ли о том случае комунибудь из сослуживцев или даже всем сразу. Но было некое утешение в том, что она поняла и смирилась: есть вещи, на которые нельзя повлиять.
Однако есть и другие вещи. Если отбросить эмоции, ценность ее как человека не зависит от того, как к ней относится Саймон. Пока он не появился, Чарли была уверенной в себе женщиной, и она вернет себе ту уверенность. А до тех пор постарается вести себя хорошо, какой бы несчастной себя ни чувствовала. Будет дружелюбно относиться к Саймону, а не отвергать все его версии лишь потому, что они исходят от него. Не настолько она дура, чтобы из-за мужика, не ответившего ей взаимностью, пускать под откос работу, которую она, несомненно, умеет делать лучше многих.
– Вот так сюда и попадали Лоуи с Биром, – Саймон махнул рукой в сторону выхода на Олдер-стрит. – Я тоже проходил там, когда встречался с Элис Фэнкорт. Оба раза.
– Ясно. Значит, Бир бесплатно проник в клуб и спрятал нож, которым зарезал Лору Крайер, в игровой. Вот что мы раскопали? Это – и все?
Саймон еще не решил, насколько посвящать Чарли в новые обстоятельства дела. Ясно, что всего он сообщать не будет. Но если выложить хотя бы часть фактов, Чарли позвонит по тому же номеру и сама все узнает. Что делать? Ужасно, когда тебя загоняют в угол.
– Лоуи с Биром прозвали Вивьен Тритонихой, – начал он. – Она частенько подслушивала их хвастливый треп про всякие темные делишки. Мозгов у нее хватает, и она понимала, что ДНК Бира обязательно есть в полицейской картотеке. Вивьен решила убить Лору, поскольку та не подпускала ее к Феликсу. Но при этом ее ни за что не должны разоблачить. Наилучший способ – подставить другого, подкинув на место преступления хорошие, стопроцентные улики. Указывающие на уже известного властям типа.
– И что, она вынырнула из джакузи и вырвала у Бира клок волос?
– Скажи, что есть у всех посетителей клуба? Смотри: бассейн, джакузи, сауна – что бы ты с собой взяла?
– Курево.
– Полотенце! Все, что ей нужно, – поменяться с Биром полотенцами. Или выждать, пока он бросит свое, и подобрать. Там полно его волос. Улики состряпать – раз плюнуть.
– Он легко мог ее заметить, – возразила Чарли. – И что, если он оставлял полотенце в раздевалке, а не брал с собой в бассейн?
– А что, если брал? – настаивал Саймон. – Вивьен наблюдала за ним не одну неделю и даже не один месяц, продумывая свой план. У нее было время изучить привычки Бира, верно? И она выяснила, когда удобнее всего стащить его полотенце.
Саймон молился про себя, чтобы Чарли клюнула на это. Рассказать ей остальное он попросту не мог, хотя понимал, что рано или поздно все равно придется. Если только Вивьен Фэнкорт не признается сама – но какого черта?
– Это все умозрения. Одни гипотезы. – Чарли вздохнула.
– Знаю. – Саймон упрямо стиснул зубы. – Но раз уж мы здесь, можно пойти и разобраться с полотенцами.
Чарли пожала плечами, потом кивнула. Почему бы не взглянуть.
– Фэнкорты, поди, ошалели, когда Бир признал себя виновным, – негромко бросил Саймон.
– Значит, ты предполагаешь, что они провернули это вдвоем?
Уж больно много всего Саймон предполагал, и Чарли видела, что слишком потакает ему. Если бы столь недоказуемую версию выдвинул Селлерс или Гиббс, согласилась бы она ее отрабатывать? Это обычное дружелюбие или пристрастное отношение?
