– И после этого вы меня убьете? – уточнила Лера.
– Конечно. Сами понимаете, вы все знаете, так что надеяться на ваше молчание я не могу. Зачем подвергать себя опасности, если можно устранить ненужного свидетеля? Не так ли?
– Вы уже убили двух человек и собираетесь взять на себя еще и третье убийство… Рисковый вы человек, Сергей Николаевич.
– Убийство не доставляет мне удовольствия, – начальник пожал плечами. – Если бы без этого можно было обойтись, я бы не убивал. Но, к сожалению, кто-то постоянно крутится у меня под ногами, мешая мне восстановить историческую справедливость. Что ж, ради своей великой цели я готов смести все преграды.
– Сколько же стоят эти изразцы, – спросила Лера, – если ради них вы готовы на три убийства? Дед моего мужа – антиквар, знаете ли, так вот он назвал сумму, которая не показалась мне чрезмерной. Двести тысяч долларов. Не так много, чтобы уехать из страны, где тебя должны осудить за страшные преступления. На всю жизнь не хватит.
– Если бы речь шла только об изразцовом поясе, то ваши расчеты были бы верны. – Прошлогодний оскалил зубы, желтые и острые, как у волка. Лера впервые обратила внимание, что во всем его облике было что-то волчье. – Видите ли, когда я узнал про изразцы…
– А как вы про них узнали? – перебила его Лера, изумляясь собственной смелости, но понимая, что продление разговора любым способом продлевает и ее жизнь.
– Эта старая сволочь, шофер твоего деда… Я женат на его внучке. И вот когда эта падаль собралась наконец помирать, он рассказал мне историю с кладом. Подумать только, сколько лет ушло впустую! Я уже давно мог бы жить в Париже и любоваться из окна своей квартиры набережной Сены. В общем, когда я узнал про изразцы, то вызнал все про них, про Степана Полубеса и про его работу в усадьбе. Это же вам ничего не интересно, вы довольствовались тем, что рассказал антиквар, и даже не попытались узнать больше. Конечно, вы – плебеи, в вас не говорит голос крови. А я узнал. Так вот, кроме изразцов для храма Полубес по заказу первого владельца усадьбы Артемия Болдырева создал изразцы для печи в гостиной. На ней от пола до потолка цвели невиданные цветы, складываясь в павлинье око. Плитками были выложены и бока других печей, которые обогревали комнаты. Так что всего плиток получается около пятисот. Тридцать миллионов рублей лежат, зарытые в землю! Я поверить себе не могу, что твой дед так хорошо их спрятал, что за все эти годы никто на них не наткнулся.
– От таких, как вы, и спрятал, – брякнула Лера и тут же прикусила язык. Злить начальника явно не следовало. Но Прошлогодний почему-то не разозлился.
– Это уже история, – чуть печально сказал он. – Что думал твой дед, что считаешь ты – все это не важно. Важно, что клад есть, и сейчас ты мне скажешь, где он спрятан.
– Но я не знаю, – призналась Лера, понимая, что теперь начнется самое страшное.
– Этого не может быть, – начальник смотрел на нее почти ласково, и это испугало ее больше, чем возможные крики, угрозы и оскорбления. – Я полгода вел тебя по пути к этому кладу. Ты и твоя полоумная мамаша знаете усадьбу как свои пять пальцев. Вы не можете не догадываться, где может быть зарыт сундук с изразцами.
– И тем не менее это так. – Лера решила покориться неизбежному. – Может, мы действительно нелюбопытные, но мы вели поиски не так усердно, как вы. Если бы я обнаружила этот сундук, то пустила бы изразцы на восстановление храма и печей, раз уж они исторически тоже были ими украшены. Я бы не стала их оценивать и тем более продавать.
– Ну, конечно, кто бы сомневался, – начальник опять оскалил зубы. – Коню понятно, что ваша малахольная семейка ничего бы продавать не стала. Ничего себе – все людям. Чернь вы подзаборная.
– А вы, как я погляжу, аристократ, – не удержалась от шпильки Лера. – Благородный дворянин, для которого родовая честь – не пустой звук.
– Молчи! – страшно зашипел Прошлогодний. – Молчи, сука! Тебе ли знать, что такое всю жизнь прятаться под чуждой фамилией! А мой дед знал. Когда был вынужден сбежать из усадьбы и спрятаться в городе, когда писарь за бутылку водки выправил ему другие документы, в которых они с бабкой стали не Ланские, а Прошлогодние. Моя мать – их младшая дочь. Она с детства понимала, что она Ланская, но была вынуждена расти в грязной хибаре, без воды и света. Да, я поселил ее здесь, рядом с усадьбой, чтобы она могла хотя бы издали видеть свое родовое гнездо. Но, когда она приходила туда, там царила твоя мамаша, которая не имела права даже ступать по этой земле.
– Вы нормальный вообще? – осведомилась Лера. – Я не готова сейчас обсуждать плюсы и минусы Октябрьской революции, однако это было сто лет назад. Вы тешите свои амбиции, живете иллюзиями. И все это вместо того, чтобы гордиться не своим прошлым, а своим настоящим. Сергей Николаевич, вы же хороший специалист, вы же разбираетесь в производстве, действительно разбираетесь. Какая при этом разница, Ланской вы или нет?
– Как какая? – Прошлогодний даже удивился нелепости ее вопроса. – Ланские испокон веков управляли молочным заводом. У них мужчины либо в офицеры шли, либо на молокозавод. Так что это имеет очень большое значение, я пошел по линии своих предков и преуспел только потому, что это у меня в крови.
– Глупости это, – устало сказала Лера. – Ваши бредни по поводу благородного происхождения привели вас лишь к тому, что вы стали преступником. А это не считалось благородным никогда. Слава Робин Гуда тоже весьма сомнительна, знаете ли.
– Я не считаю необходимым слушать ваши разглагольствования! – вспыхнул начальник. – И ваша точка зрения на мою семью, мою биографию и мои моральные качества меня тоже не интересует. Валерия Константиновна, скажите мне, где спрятаны изразцы, и я обещаю, что перед смертью вы не будете мучиться. Если же вы будете упорствовать, то пожалеете об этом.
– Сергей Николаевич, я не знаю, где спрятан клад, – спокойно сказала Лера, которая вдруг перестала бояться. В конце концов, умереть больше одного раза все равно не получится. – Вы можете меня пытать и истязать, но от этого у меня в голове вряд ли прояснится. Нельзя вспомнить то, о чем не имеешь представления. Так что давайте уже покончим со всем этим, а то вы мне не менее противны, чем я вам.
– Сядьте, – отрывисто приказал начальник, указывая на стоящий посредине бойлерной деревянный стул. Лера подошла и послушно опустилась на жесткое неудобное сиденье.
Прошлогодний достал из кармана плотный капроновый шнур и начал деловито прикручивать Леру к стулу. Туго обвязанные лодыжки тут же начали затекать. Пройдя по животу, шнур больно впился в него, и Лера охнула, испугавшись, что веревка может повредить ребенку.
На минуту ее рассмешил собственный испуг. Ее ждала неминуемая гибель, и ребенка тоже, поэтому впившаяся в живот веревка уже ничего не меняла. Горькая это была усмешка. Перед глазами Леры пронеслась вся ее жизнь. Папа, вернувшийся из полета и подбрасывающий ее под потолок. Высоко-высоко взлетает она и возвращается в его надежные теплые руки. Дед, укладывающий ее спать в своем кабинете и накрывающий лампу овчинным тулупом. Бабуля, строгая, с прямой спиной, стоящая у закрытых гробов папы и дяди Саши, маминого брата. Мама, маленькая, всегда уверенная в себе, четко отдающая указания и способная решить любую проблему. Степка и Антошка, нашкодившие в своей комнате и опасливо выглядывающие из-за двери, попадет или пронесет. Олег, легко, словно пушинку, подхватывающий на руки ее, Леру на ступеньках ЗАГСа. Доверчивые белки, спускающиеся по стволу в парке прямо к распахнутой ладошке с семечками. Подружки, немногочисленные, зато добрые и верные. Коллеги по заводу, на котором прошла вся ее сознательная жизнь. Как они все будут без нее, Леры?
– Итак, где изразцы? – Голос начальника ворвался в ее воспоминания так резко, что она невольно поморщилась. – И не криви рожу, сука!
– Я не знаю.
– Не ври. Не ври, скотина! – голос сорвался на фальцет. Начальник неловко, тыльной стороной ладони, ударил Леру по щеке. От неожиданности ее голова мотнулась и стукнулась о железный бок бойлерного котла. Лера невольно застонала. – Давай, думай, где Рокотов мог зарыть сундук. Он большой был и тяжелый, кованый сундучище с пятью сотнями керамических изразцов. Их нельзя затащить на чердак. Их можно только закопать, как они были закопаны до этого. Думай, ну, падла, я кому говорю!
Распаляясь, он снова ударил Леру, и от этого удара она вместе со стулом отлетела к дальней стене подвала, попыталась встать, но не смогла. Связанные в лодыжках ноги не держали, а со связанными запястьями было трудно удерживать равновесие. Начальник подскочил к ней и, примерившись, пнул в бок. Последним усилием она перевернулась ничком в пол, чтобы защитить живот, замычала что-то нечленораздельное и от пронзившей ее боли потеряла сознание.
У них над головой раздался топот. Начальник дико заозирался, пытаясь понять, что происходит. В подвал с металлической лестницы ссыпались люди в черной форме, масках и с автоматами наперевес. Прошлогоднего уложили рядом с Лерой, мордой в пол, защелкнули наручники на запястьях, подняли и повели к выходу. Всего этого Лера уже не видела, так же, как и спрыгнувшего в подвал без помощи лестницы Олега, бросившегося к ней, поднявшего ее безжизненную голову, а потом рванувшего обратно к лестнице, на которую уже поднимали преступника.
