– Заходи, раз приехала, – сказал он.
Да, не в ее характере отступать, и особенно уступать. Так было всегда. С юности Тори привыкла к поклонению, обожанию, подчинению. Привыкла, что все дается легко, при этом не была заносчивой и надменной. Ей нравилось нравиться, поэтому она учитывала, что, кроме нее, есть другие люди, которые могут поменять свое мнение о ней, а как же жить без обожания? За ней увивались многие, кто имел хоть малюсенький шанс обратить на себя ее внимание, а она... она влюбилась в него и – какая ирония судьбы – безнадежно. Как же так, рассуждала она, красивей меня никого нет, а он не видит, что ли? Хитрости Тори было не занимать, она придумала способ чаще оставаться с ним наедине. Глеб никому не отказывался помочь по математике или по физике, это же его конек, заодно проверял на прочность свои знания. Тори попросила его позаниматься с ней алгеброй, непременно дома. Мама оценила Глеба положительно:
– Красивый мальчик. Умный, серьезный, талантливый.
– Перспективный, – дополнил папа. – Ты присмотрись к нему, детка, у него большое будущее.
Как будто от нее все зависит! Но Тори думала, что, увидев, в каких царских условиях она живет, какая она остроумная и общительная, рассмотрев ее достоинства, он немножечко переориентируется, а там завязнет в ней по самые уши. Не тут-то было. Глеб не поддавался на уловки, заставлял зубрить правила, вместо того чтоб целовать прекрасные губы. И после занятий у нее дома, а также после уроков он спешил к Женьке. Тори обижалась: что в ней нашел Глеб? И тогда она приняла решение сделаться ее подругой, узнать, чем Женька лучше, узнать слабые стороны и затем использовать их, дабы отвадить Глеба от подружки. С людьми Тори сходилась запросто, Женька, не подозревавшая коварства, только радовалась.
Разумеется, Женька была очаровательной девочкой с длинными волосами, спадавшими роскошным потоком, с огромными наивными глазищами, менявшими от настроения цвет от светло-голубого до серого. Собственно, Женя стояла на втором месте после Тори, но Глеб почему-то предпочел ее. С первого класса дружила она с Наташкой – вот уж заурядность во всех отношениях, пришлось терпеть и эту блеклую моль. Что предприняла Тори? Не давала подруге встречаться с Глебом, постоянно держала при себе, находила кучу дел, которые край как нужно переделать вместе, короче, мешала изо всех сил. Идеи ей подавала женская природа. Но... но... но...
Тори рассчитывала на выпускной: Глеб переживет шок, когда увидит ее и поймет, кто ему нужен. И вот она, прекрасней богинь, затянутая в изумительные кружева, причесанная у лучшего парикмахера, подкрашенная визажистом, точно сошедшая с Олимпа, явилась на вручение аттестатов. Ахнули все без исключения, в том числе и Глеб таращился на нее с восторгом, а это повод самой стать горой, которая идет к Магомету, раз он смущается. Тори была уверена, что победа будет за ней, к тому же выпитое шампанское придавало смелости. Для начала она танцевала со всеми подряд, затем, играючи, потащила Глеба.
Впервые он обнял ее, правда, в танце, но близость возбудила ее, жар, которым обдало Тори, казалось, сожжет до пепла. Этот миг нельзя было упустить, она собралась с духом и:
– Скажи, Глеб, я тебе нравлюсь?
– Ты не можешь не нравиться.
– А больше, чем нравлюсь, я тебе нравлюсь?
– Не понял, – озадачился Глеб.
Она прижалась к нему, так как смотреть в глаза не могла, и на ухо искренне сказала:
– Я хочу, чтоб ты любил меня. Очень хочу.
– Тебя все любят.
– А я хочу, чтоб только ты. Мне никто не нужен, один ты... на всю жизнь...
Ее заливала краска стыда, ведь негоже девушке первой падать на колени перед парнем, а он долго молчал, наконец:
– Извини, Тори, я Женьку люблю.
– Она лучше меня? Чем?
– Вы разные, я не знаю, кто из вас лучше. – Ему не откажешь в деликатности. – Просто я люблю ее. И это на всю жизнь.
– А я разыграла тебя! – рассмеялась Тори и затарахтела: – Проверяла, насколько ты верен и честен, это сейчас редкость. Женька моя ближайшая подруга, мне не безразлично, в какие руки она попадет. Ты не обиделся?
– Нет, что ты.
– Ты молодец, заслуживаешь уважения, редко кто откажется от соблазна. Честно, я восторгаюсь тобой. Ой, смотри, мальчишки брейк танцуют! Идем, посмотрим?
Потом ревела в туалете, напугав Женьку с Наташкой, девчонки не знали, как ее успокоить.
Она любила его не детской любовь, а взрослой, осознанной, хотя любовь и осознанность вещи вроде бы несовместимые, но Тори видела себя только с ним, ответственно готовилась к должности жены великого ученого. Что там Женька – так, школьное увлечение, которое проходит с получением аттестата, а Глеб не настолько туп, чтоб не соображать, кому отдать предпочтение. Стоит ему намекнуть... И вот облом! Это был удар, мощный и болезненный, она в нем захлебнулась, поэтому отдалась Брасову. Мстила за глупые надежды себе, Глебу, Женьке и несправедливой судьбе.
– Ты проходи, проходи, – повторил Глеб.
Как же полезно слушать внутренний голос! Тори сделала шаг в сторону, намереваясь кинуться наутек, но из темноты выступили две внушительные фигуры, загородив дорогу. Ей ничего не оставалось делать, как войти сначала во двор, затем в дом. Элла читала книгу, подняв глаза на Тори, встала.
– Садись, Тори, – пригласил «гостью» Глеб, указывая на освободившееся кресло.
Два молодчика стали у выхода – смешно, как будто она бандитка, способная причинить хозяевам вред. Глеб – мафиози? Сомнительно. Чувствуется во всем этом нечто несерьезное, дешевое, как в киношке низкого пошиба. Тори достала сигарету, он галантно щелкнул зажигалкой, она закурила, проявив завидную выдержку, уставилась на Глеба, мол, что скажешь? И он сказал:
– У меня была мысль, что единственный человек из вас, кто может меня вычислить, это ты, но до конца не верилось. А когда сегодня мои наблюдатели сообщили, что ты едешь к дачам, понял, что вычислила. Как?
– Ты прислал мне духи «Серебристый ландыш», которые обожала Женька, и коробку с ее вырезками. Написал обратный адрес от ее имени, я поехала туда, но там живет женщина, которая понятия не имеет о прежних хозяевах. Я сделала запрос на покупателей и продавцов, только сегодня получила список, в нем ты указан как наследник.
– Неужели этого достаточно?
– Нет. Но наследство получают вместе с тем, что есть в квартире. Только ты получил доступ к вещам Женьки, которые хранила тетя Оксана.
– Логика у тебя... – одобрительно покачал головой Глеб.
– Моя логика полная дура. Если б я проявила настойчивость и получила список раньше, мой Юрка был бы жив.
– Твой? – До этого Глеб стоял над ней, теперь перешел и сел на видавший виды стул, водрузив руки на стол. Элла стала за его спиной, как телохранительница. – Ты отняла его у жены, как пыталась отнять меня у Женьки. Дорогая Тори, ты всегда делала так, как удобно тебе. Юрка уже твой. Интересно. Что ж ты раньше его отвергала?
– Дура была.
– Дешевая отмазка: логика у тебя дура, ты дура. Из-за твоей дурости нет нескольких человек, из-за твоей дурости нет Юрки.
– Ты лично в него стрелял?
– Что ты, как можно. Он сам застрелился.
– Не верю.
– Когда я вошел...
– Ты же уехал, – широко распахнул глаза Брасов.
– Сам видишь, я перед тобой, – сказал Глеб.
– Убить меня пришел, как убил Лешку, Наташку и Роба?
– Они сами себя убили, еще двадцать лет назад. Я только настойчиво им об этом напомнил, и все трое не смогли удержаться на земле. А ты оказался крепким.
– Ты же большой ученый, а занимаешься грязным делом.
– Для вас я ученый, слухи сам же и распространял. Меня отчислили из института в тот же год за прогулы, я же не явился вовремя на занятия. Но причина, думаю, была другая: я долго находился под следствием. Из Москвы не уехал, торговал цветочками то в переходах, то на улицах. В мороз это особенно «приятно» – торчать с утра до поздней ночи на улице в надежде, что какой-нибудь гуляка купит три цветочка, чтоб трахнуть бабу. Ненавижу цветы. А потом у меня сразу появилась крупная сумма, я развернулся, не без помощи криминала, естественно. Знаешь, Брасов, я долго ждал этого часа, жизнь на него положил.
– Хорошо, ты пришел меня порешить, но не трогай Тори. Дай слово, что не тронешь, и делай со мной, что хочешь.
– О, ты стал благородным? – искусственно удивился Глеб. – Ценю. У меня есть предложение. Вот револьвер...
Глеб вынул оружие, показал его Брасову со всех сторон, потом, прокручивая барабан, вынимал из него патроны, падавшие ему на ладонь.
– Считал, Брасов?
