Старик замер:
– Что ты сказала?!
– Правду! Может, в отношении других ты и ошибся, но в моем случае – ты попал в точку! Да, мне досталась частичка души Лены – случилось то, чего ты так боялся. И я помню то, что помнила она! Ты винишь в ее смерти кого угодно: врачей, нас – выживших тогда! Но ты ведь сам виноват! Вот от чего ты так долго пытаешься уйти, скрыться! Милая маленькая Лена никогда не болела. Здоровая девочка Лена вдруг попала в больницу! Из-за чего? Точнее, из-за кого? Ты покалечил ее. Ты убил ее! То, что она дотянула до больницы, ничего не меняет! Она умерла в тот момент, когда ты ударил ее!
Теперь уже отступал Петр. Быстрее, чем Вика пятилась от него! Ее слова, ее уверенность, ее гнев – все это било и било в нужную точку. И девушка позволила этим эмоциям захлестнуть ее с головой – но ни на минуту не забывала о том, что нужно бежать.
– Поэтому ты все это и устроил! Ты думал, что с ее смертью все закончится, а все только началось! Она не давала тебе покоя… И ты решил, что все это – из-за ее связи с миром живых. Ты хотел убить тех, кого она спасла, не ради самой Лены! Только ради себя! Ты боялся, что кто-то из нас вспомнит о том, что ты с ней сделал!
– Я не хотел!
– Не хотел бы – не сделал бы этого!
– Это вышло случайно! Она сама ударилась!
– Нет! Если бы сама, она бы ушла навсегда и оставила тебя в покое! А приходила она к тебе потому, что ты – убийца! Ты, именно ты должен был умереть тогда вместе с ней, а не мы все!
Петр замер, низко опустил голову. Его била крупная дрожь. Вика чувствовала: это – кризис. Катарсис. Ей удалось достичь своей цели и выбить его из колеи, но он в любой момент может опомниться. Поэтому продолжать эту опасную игру нельзя. Нужно бежать!
Они оба уже отошли от стены. Теперь Вика могла бы попытаться добраться до выхода, ведущего внутрь здания. И она не медлила! Девушка сорвалась с места, не обращая внимания ни на боль в изрезанных ногах, ни на мешавшие ей обрезки джинсов.
Старик сообразил, что происходит, не сразу: у Вики оказались несколько секунд форы. Но спустя эти несколько мгновений она услышала его дикий крик:
– Стой, тварь! Вернись сейчас же!
Конечно – сейчас, ага! Она ускорила бег, взлетела вверх по лестнице. Рядом что-то звякнуло, посыпались искры из кирпичной стены. Нож! Но старик в нее не попал, хоть и был совсем близко. Значит, у него все-таки дрогнула рука.
Оказавшись на первом этаже, Вика ринулась было к выходу, но тут же поняла, почему дед так задержался со спуском в подвал. Он заблокировал дверь подъезда! Подстраховался, значит… Вика могла бы попытаться вылезти через окно, но они почти все были закрыты плотной пленкой. Не самое серьезное на свете препятствие, и все же оно отнимет у нее время, а старик уже совсем близко!
Не до конца понимая, что она делает, Вика кинулась бежать вверх по лестнице, Что угодно, лишь бы не стоять столбом на месте, дожидаться его появления! Тело болело от перенапряжения, девушка задыхалась, но по ступенькам взлетела, как птица, за какую-то секунду.
Пол второго этажа был залит какой-то гадостью, повсюду валялись осколки, и еще… еще что-то темное, бесформенное, недавно находившееся… в банках! Вика не стала ко всему этому присматриваться. Не из-за недостатка времени, просто она не хотела, чтобы эти «образы» ей потом в ночных кошмарах являлись!
Она обернулась, увидела возле лестницы небольшой рычаг и повернула его. Действие ее было инстинктивным: в памяти всплыли слова Оли о какой-то ловушке. С первого этажа послышался голос Петра:
– Думаешь, спряталась, гадина?! Спряталась?! Больше ты никуда от меня не денешься!
Он начал быстро подниматься по лестнице, и… Щелчок – и свист лезвий, разрезающих воздух! Тошнотворный звук – металл пронзил живую плоть. Крик… И – никакого движения там, внизу.
Вика обессиленно опустилась на пол. У нее не было уверенности, что все уже закончилось, что Петр, даже раненный, не доползет сюда. Пусть будет так! Она сделала все, что могла, и если этот безумный старик добьется своего, хотя бы девочка Оля спасется!
Девушка прикрыла глаза… Открыла она их, лишь почувствовав, что ее кто-то обнимает. Не хватает, а именно обнимает – решительно и нежно одновременно, словно желая защитить ее от этого ужаса.
Как ни странно, она узнала это прикосновение еще до того, как разглядела лицо мужчины…
– Марк?..
– Спокойно. Все кончено.
– Небось жалеешь, что вообще в Россию приехал? – ворчливо поинтересовалась Рина.
Марк к подобной манере общения с ее стороны уже привык. Этот тон не означает, что она действительно чем-то недовольна, просто по-другому она, похоже, в принципе общаться не умеет. Что ж, можно и потерпеть – ради результата.
– Нисколько. Если бы я согласился на какое-то другое задание, это было бы более спокойным делом. Но… это опыт. А я опыт очень ценю, его не купишь ни за какие деньги и на тренингах не получишь.
– Зачем тебе такой опыт?
– В жизни пригодится. Как говорится, что нас не убивает… и далее – по тексту.
– А от меня, наверно, ты хочешь услышать полную версию?
Он уже знал, что Галина Камышева не только выжила, но и дала показания. Видно, разговор с Викой для нее многое изменил. Эти данные были дополнены: и работой с сотрудниками больницы, и информацией из архивов, и вот уже почти все кусочки мозаики встали на свои места. Марк тоже хотел оценить их в цельном виде, а не только в свете того, что он лично выяснил. В конце концов, это будет справедливо! Он ведь помог расследованию!
– Ты в курсе, что подобную информацию разглашать нельзя?
– Не переживай, я тебя не для того расспрашиваю, чтобы потом в Фейсбуке быстренько в статусе что-то настрочить, – усмехнулся Марк.
– Я не о том. Мне об этом и тебе рассказывать нельзя.
– А к чему привели твои предыдущие попытки ничего мне не рассказывать? Помнишь?
– Ни к чему хорошему, – признала она. – В том-то и дело. Ладно, слушай… Петр Камышев родился в нерелигиозной семье. Родители его были ярыми строителями коммунизма и сторонниками мнения, что Бога нет, а есть товарищи и партия. Да и Петр этой же точки зрения придерживался довольно-таки долго. Как именно он познакомился со свидетелями Иеговы, действовавшими в те годы очень тихо и незаметно, сказать сложно. Он об этом никому не рассказывал, да и друзей у него не было.
Впрочем, в религиозной общине Камышев надолго не задержался. Он начал по-своему трактовать Писание, усомнился в навязываемых ему правилах, а потом и вовсе принялся утверждать, что лишь ему одному дано понять волю Божию.
Лидеры общины такого смутьяна терпеть не стали и выставили Камышева за дверь. Но ему уже и не нужна была их компания. Религиозные идеи стали частью его мира, отныне он был точно уверен: ему открылся истинный путь к Богу. Правда, проповедником Камышев не стал – не в его это было характере. Ему хотелось жить «праведно» самому и научить этому исключительно членов своей семьи. Другие последователи ему были не нужны!
Но чтобы семью чему-то научить, надо ее сначала создать, а с этим у Петра возникли проблемы. Высокий, видный, он привлекал к себе внимание женщин. Но даже самые неприхотливые дамы быстро понимали, что с «завидным женихом» что-то, мягко говоря, не так. Он не пил, не курил, однако ему ничего такого и не требовалось, чтобы «учреждать» одну отдельно взятую диктатуру в своей квартире, доставшейся ему от родителей. Одни женщины уходили сами, других выгонял сам Камышев, потому что в какой-то момент решал, что они «недостойны познать сущность бытия».
Ему было около сорока, когда он встретил Галину Викторову. Галя особой красотой не отличалась, зато отличалась повышенной стеснительностью. Сочетание получилось трагичное: она до смерти боялась мужчин, которые были совсем не прочь познакомиться с довольно-таки милой, улыбчивой, но робкой девушкой. В результате к своему тридцатилетию Галя подошла не только незамужней, но и оставшись девственницей. А ведь семью ей тоже хотелось создать! И родня на нее давила, и, вообще, становилось все тоскливее, особенно по вечерам. Поэтому, когда Петр проявил настойчивость, она смогла перебороть свою излишнюю скромность. Обоим тогда казалось, что каждый получил то, чего и желал. Она – красавца-жениха, из-за которого ей завидовали все подруги. Он – чистую, нетронутую девушку, готовую разделить его веру.
Галя ее и разделила. Не потому, что ей так уж хотелось узнать «путь истинный». Она просто легко поддавалась влиянию, к тому же боялась потерять мужа. Тогда ведь она из старой девы быстро превратится в глазах подруг в разведенку! Естественно, странности мужа она видела, но все терпела, думала, что у других еще хуже бывает. Когда же она впервые забеременела, мысли о разводе отпали сами собой. Нельзя ребенка без отца оставлять!
Первым в семье Камышевых появился на свет Андрей, еще через три года Петр забрал из роддома дочку Леночку. Воспитанием детей занимался преимущественно отец. Матери позволялось лишь вносить легкие коррективы в этот процесс и следить за их образованием. Духовное воспитание Камышев проводил по собственной системе, учил сына и дочь видеть мир таким, каким видел его сам. А в объективности собственной позиции он даже и не сомневался!
