— Стой! — жестко приказал он. — Я хотел, чтобы тебе было легче, я велел тебе не оборачиваться.
— Не надо! За что? — взмолилась она. — Я же обещала все рассказать, все, что вам надо! Я обещала! И я расскажу, расскажу!
— Нет, — возразил он с ужасающим спокойствием. — Ничего ты не расскажешь, я позабочусь об этом. Можешь рассказать ему самому, там, в лучшем мире, где вы встретитесь через полчаса. — Он поднял руку, наводя пистолет.
В рассеянном свете фар она представляла собой отличную мишень. Она оказалась в ловушке, она все равно не успела бы вырваться из освещенного пространства в спасительную темноту. Ошарашенная, она беспомощно металась в самом центре светлого пятна, и в итоге опять оказалась лицом к лицу с убийцей, только еще ближе.
Она ничего не могла сделать.
Прогремевший выстрел эхом отозвался под сводами деревьев. Следом раздался ее крик.
Должно быть, он промахнулся, несмотря на незначительное расстояние, разделявшее их. Она не увидела вспышки его пистолета, но не успела удивиться этому. Она не испытывала никаких ощущений; она стояла на том же месте, не имея сил убежать или даже просто пошевелиться, и дрожала с ног до головы, как ленточка серпантина под вентилятором. Зато он, покачнувшись, шагнул в сторону, и безвольно прислонился к ближайшему дереву, и уткнулся лицом в шершавый ствол, словно охваченный раскаянием. Потом девушка заметила, что он держится рукой за плечо. Пистолет, теперь уже совсем не страшный, лежал среди сухих листьев там, куда его обронили, и в свете фар казался угольно–черным.
Откуда–то сзади появился мужчина и быстро прошел мимо нее по освещенной дорожке. Этот человек, как успела она заметить, тоже держал в руке пистолет, и он был направлен на скорчившуюся у дерева фигуру. Он на секунду нагнулся и вытащил из–под листьев брошенное оружие. Затем подошел вплотную к Ломбарду, в его руках что–то блеснуло отраженным светом, и послышался щелчок. Ломбард, ссутулившись, отошел от дерева, пошатнулся как пьяный, потом выпрямился.
В свинцовом молчании она ясно услышала голос второго человека:
— Я арестую вас за убийство Марселлы Хендерсон.
Он поднес что–то к губам. Раздавшийся свист, долгий и унылый, означал, что все кончено. И вновь воцарилась тишина.
Она обессиленно опустилась на колени, прямо на ковер из сухих листьев, и закрыла лицо руками, еле сдерживая рыдания. Берджесс наклонился и бережно поднял ее.
— Я все понимаю, — мягко сказал он. — Я знаю, это было ужасно. Теперь все позади. Все позади. Вы сделали все, что надо. Вы спасли его. Обопритесь на меня, вот так. Поплачьте. Не стесняйтесь. Вам станет легче.
Она заговорила, то и дело прерывая себя, как это свойственно женщинам:
— Я уже не хочу. Все в порядке. Просто дело в том… Я не думала, что кто–нибудь успеет…
— Они бы и не успели, если бы просто висели у вас на хвосте. Так, как они ехали. (Вторая машина только что затормозила там, где заканчивалась тропинка, ее пассажиры еще даже не добрались до места.) Я не мог рисковать. Я ехал с вами всю дорогу — вы не знали? Залез в багажник и слышал каждое слово. Я забрался туда, как только вы вошли в его контору. — Он крикнул, повернувшись туда, где под деревьями мелькал свет и прибывшие сотрудники выбирались из машины: — Это вы, Грегори, и остальные с вами? Поезжайте обратно — не теряйте времени. Выбирайтесь побыстрее на шоссе и ищите ближайший телефон. Найдите окружного прокурора. У нас осталось несколько минут. Я поеду следом за вами. Скажите ему, что я задержал парня по имени Джон Ломбард, который признался в убийстве миссис Хендерсон, пусть сообщат охране…
— У вас нет никаких доказательств против меня, — буркнул Ломбард, морщась от боли.
— Да что вы говорите? Какие еще доказательства мне нужны? Я поймал вас с поличным, когда вы пытались хладнокровно убить девушку, которую впервые в жизни увидели за час до этого. Что она вам сделала, кроме того, что она была единственным свидетелем, чьи показания еще могли спасти Хендерсона, доказать его невиновность? И почему вы твердо решили не допустить этого? Потому что тогда дело открыли бы заново, а это угрожало бы вашей безопасности. Чем вам не доказательство!
Представитель местной полиции, тяжело ступая, подошел к ним:
— Вам нужна помощь?
— Отведите девушку в машину. Ей сегодня пришлось немало пережить, так что о ней надо позаботиться. А я присмотрю за этим парнем.
Могучий полицейский наклонился, поднял ее и понес на руках, как ребенка.
— Кто она такая? — спросил он, оглянувшись, пока они двигались к машине по освещенной фарами тропе.
— Замечательная, храбрая малышка, — ответил Берджесс, который шел сзади, подталкивая перед собой своего пленника, — так что, офицер, идите помедленнее, очень осторожно. Вы держите на руках Кэрол Ричмен, девушку Хендерсона. Она держалась как настоящий мужчина.
После казни
Они сидели в гостиной Берджесса, в его небольшой квартирке на Джексон–Хейтс. Здесь они и встретились в первый раз после освобождения. Это устроил Берджесс. Когда Хендерсон приехал сюда на поезде, Кэрол ждала его там. Берджесс так объяснил ей свое предложение: «Кому захочется встречаться у ворот тюрьмы? Вы оба уже нагляделись на нее. Подождите у меня. Здесь хоть и стандартная мебель, но, по крайней мере, не тюремная».
Они сидели на диване, тесно прижавшись друг к другу, в мягком свете лампы, в состоянии полного умиротворения, хотя и все еще несколько ошарашенные. Хендерсон держал ее руку в своей, ее голова покоилась у него на плече.
Когда Берджесс вошел в комнату и увидел их, у него отчего–то запершило в горле. Он спросил ворчливо, чтобы не выдать себя:
— Ну, как вы тут?
— Ах, все вокруг такое замечательное, правда? — сияя, ответил Хендерсон. — Я уже почти забыл, какие замечательные все эти вещи. Ковры на полу. Мягкий свет, лампа под абажуром. Подушки за моей спиной. И вот, самое замечательное существо на свете. — Он коснулся кончиком подбородка ее волос. — И все это мое, все это вернулось ко мне еще лет на сорок!
Берджесс и девушка незаметно обменялись понимающими взглядами.
— Я только что из офиса окружного прокурора, — сказал Берджесс. — Они наконец добились от Ломбарда полного признания. По всей форме — подписанного и засвидетельствованного.
— Я все еще не могу прийти в себя, — сказал Хендерсон, качая головой. — Я едва могу поверить в это. Что за всем этим стоит? Он был влюблен в Марселлу? Насколько я знаю, она лишь дважды видела его за всю свою жизнь, не больше.
— Насколько вы знаете, — сухо возразил Берджесс.
— Вы хотите сказать, у нее был роман на стороне?
— А вы не замечали, что она часто уходит из дому?
— Да, но я не задумывался об этом. У нас с ней уже давно были прохладные отношения.
— Да, так оно и было, именно так. — Берджесс немного прошелся по комнате. — И все же, Хендерсон, я думаю, следует кое–что прояснить в обстоятельствах их последней встречи. Дело в том, что романтические чувства были только с его стороны. Ваша жена не была влюблена в Ломбарда. Если бы она его любила, то, вполне вероятно, она была бы жива и сейчас. Она не любила никого, кроме самой себя. Ей нравилось, когда ею восхищались, она любила лесть, она была из тех женщин, которые охотно флиртуют и позволяют за собой ухаживать, но не относятся к этому всерьез. В девяти случаях из десяти это безобидная игра. А в десятом это опасно. Ей он был нужен лишь для того, чтобы куда–нибудь с ним сходить, для нее это был удобный способ мысленно сквитаться с вами, доказать самой себе, что вы ей не очень–то и нужны. К несчастью, это был как раз тот, десятый случай. Он совсем не годился для такой игры. Большую часть жизни он провел на нефтяных скважинах в забытых Богом уголках земли. Он не имел особого опыта общения с женщинами. И он не мог с юмором относиться к подобным вещам. Он воспринимал их всерьез. И конечно же именно это ей и нравилось больше всего, это делало игру более похожей на правду.
Без сомнения, она обошлась с ним жестоко. Она удерживала его до последнего, хотя наверняка давно поняла, к чему идет дело. Она позволила ему строить планы совместной жизни, точно зная, что никогда не уедет вместе с ним. Она не возражала, когда Ломбард подписал контракт на пять лет с этой южноамериканской нефтяной компанией. Больше того, он уже снял там бунгало, где они должны были поселиться, и даже обставил его. Для Ломбарда было само собой разумеющимся, что, как только они приедут туда, Марселла разведется с вами, и они поженятся. В конце концов, мужчина в таком возрасте уже не ребенок, с ним и с его чувствами нельзя обращаться подобным образом.
Вместо того чтобы постараться постепенно свести их отношения на нет, позволить ему достойно выйти из этой ситуации, она выбрала самый неподходящий путь. Ей вовсе не хотелось лишать себя удовольствия раньше, чем это необходимо. Ее натура жаждала телефонных звонков, совместных завтраков, свиданий за обедом, поцелуев в такси. Она ко всему этому привыкла и стала бы скучать без этого. Так что она все откладывала и откладывала и дождалась того дня, когда они вдвоем должны были отплыть в Южную Америку, дождалась того момента, когда Ломбард зашел за ней — как только вы ушли из квартиры, — чтобы вместе отправиться на причал.
