– Любовь – это наваждение, обман себя, но когда об обмане даже не догадываются. Она проходит, и проходит довольно скоро, у некоторых людей остается привязанность, а у многих и этого не бывает. Не хочу, чтоб вы обманывались, не хочу и я обманываться.
– То, что вы говорите, тоже обман, – заметил он. – Надеюсь, со временем вы перемените свои взгляды.
– Со временем? Время меняет не взгляды, а людей. Идите, вам пора.
Афанасий Емельянович действительно не мог больше оставаться – стремительно приближался рассвет. Ему были непонятны ее сумрачные убеждения, в них чувствовалась пугающая ущербность, и он мог бы поспорить с ней, переубедить, но на это уйдет время. В следующий раз, решил Елагин, на прощанье оставил на ее лице горячие поцелуи и ушел.
– Это зашло слишком далеко, – сказала Камелия самой себе, подскочила и стала наспех одеваться.
Марго редко залеживалась до обеда, она ранняя пташка. К неудовольствию прислуги, она вставала чуть позже слуг и вмешивалась во все домашние дела. Но в это утро Марго дала себе волю понежиться в постели, тем более что погода была пасмурной. Она поднялась, когда муж уехал на службу. Марго позавтракала, повозилась с Митенькой, проверила успехи Анфисы, которая с трудом, словно выполняла поденную работу, барабанила по клавишам рояля.
– Недурно, – похвалила ее Марго. – А что, Анфиса, писем не было?
– Нет, барыня. Я сама проверяю почту.
Марго огорчилась, она с нетерпением ждала писем от Сурова Александра Ивановича и брата Мишеля, а они все не приходили. Но долго грустить Марго не умела, переключилась на Анфису:
– Как проходят занятия с господином трагиком?
– Уж не знаю, что вам ответить... – Горничная покраснела и, смутившись, сложила руки на коленях.
– Ну-ка, говори, – приказала Марго.
– Господин трагик пожелали научить меня... целоваться. – Она поморщилась, будто он предложил ей выпить стакан водки. – Не понарошку.
– Целоваться? Это еще зачем? На сцене не целуются, только делают вид, да и то редко.
– Вот и я им о том же, – с жаром сказала возмущенная Анфиса. – А они лезли ко мне своей препоганой рожей... водкой от них несло... так почитай графин выпили. Сидят и пьют, когда я читаю.
– Ну и что ты?
– Я его, барыня, по роже кулаком... Они упали. Ругались.
– Ах-ха-ха-ха... – залилась Марго смехом, представив сцену. – Так-таки кулаком? Ты прелесть, Анфиса! Правильно сделала!
Но девушка вдруг всхлипнула:
– Они сказали, что меня, дремучую и невежественную, в театр не возьмут. А хороших театров в городе более нет, одни любительские.
– Не возьмут? – приподняла бровки Марго. – Это мы еще посмотрим. Не реви. Графине Ростовцевой никто не отказывает, а коль откажут, пожалеют. Актеришку мы проучим, ты только слушайся меня и станешь артисткой нашего театра. Теперь одеваться, Виссарион Фомич уже должен вернуться от Неверова.
Выглянув в окно, а там падал редкий снег, Марго оделась по погоде – тепло. Стоя у зеркала, она приладила на голову шляпку, опустила на глаза тонкую вуаль и попросила Анфису:
– Подай мне шляпную шпильку. – Анфиса копалась в поисках шпильки, хотя их у Марго было множество. – Да что ж ты так долго?
– Сейчас, барыня... Вот эта подойдет.
Марго взяла шпильку, улыбнувшись Анфисе – девушка из простых, а всегда подбирает аксессуары точно к наряду, что говорит о природном вкусе. Она хотела закрепить шпилькой шляпку в волосах, но вдруг застыла...
Он провел рукой перед ее лицом вверх вниз, София недоуменно захлопала ресницами, наконец-то, обратив на него внимание, а заодно заметив и то, что они одни.
– А... где все?
– Вот и я смотрю: глаза открыты, а спишь.
Вдруг София почувствовала холод, сковавший руки-ноги, «спросонок» не поняла сразу, чем он вызван, но, чтобы заполнить паузу, промямлила:
– Я задумалась... немного.
– Когда идешь по улицам, тоже задумываешься?
– Бывает... изредка...
– Опасно задумываться, так под колеса попадают.
Вот теперь сообразила, в чем дело – в непозволительной близости. Артем был настолько близко, что, зайди в кабинет кто-нибудь, у этого человека не осталось бы сомнений, чем здесь занимаются в рабочее время. Но что удивительно, София даже не попыталась исправить ситуацию, она застыла, глядя на губы Артема. У, как они умеют целовать... Правда, тогда это был розыгрыш, спектакль, который чуть не обернулся для них обоих преждевременной смертью, но запомнилось, но понравилось. И теперь, когда Борька целует ее, она (днем стыдно вспомнить) восстанавливает в памяти поцелуи на скамейке в парке, только после этого заводится. Значит, Борька, муж законный, не волнует ее? А так и есть, причем давно, София не придавала значения остыванию к Борьке, привыкла к умеренности. Правда ужаснула, но на секунду, потому что отвлек ее ток по жилам, который надо усмирить, иначе... что подумает Артем?! Что она похотливая самка, млеющая от здорового мужика? София зажмурилась.
– Что с тобой?
Вот дурак, за плечи ее взял, когда от его прикосновений у нее мозги отключаются. Она отвела его руки, кое-как придумала оправдание:
– Мигрень... Внезапная... Так бывает.
– А, это на погоду. Туман, перепады давления...
Мужики все тупицы, сделала вывод София. И замечательно, что он думает о давлении и тумане. У нее на уме его губы, у него – туман. Прекрасно!
– Идем? – встряхнулась она.
– Куда?
– Куда-нибудь. Нам и так приписывают преступную связь.
– Что-что? – хохотнул он.
Ему смешно. Потому что ему близко не знакомы те переживания, которые выдали Софию тому же Вовчику, а главное – она тоже поняла себя, когда Вовка сделал неоднозначный намек. Ничего, это банальное увлечение – со многими случается, не смертельно, пройдет.
– И кто приписывает? – спросил Артем.
– Неважно.
– Ну, раз неважно, идем посмотрим, как там Ксюха справляется.
А Ксюха с поставленной задачей не справилась, подперла скулу ладонью и тупо смотрела в монитор. Ей показали пятнадцать женщин, потом оставили пять подозреваемых и через каждые двадцать секунд меняли картинку.
– Таньку не стоило показывать, – сказал Артем Денису. – Ее содержат в психушке под надежными замками.
– Могу не показывать Таньку, пусть лечится.
– Автомобиль узнала?
– Дал три разных марки, – ответил Денис, – но одинаковые по форме и цвету, она все три признала, различия не увидела.
– Все равно по времени выходит, это был Зимовец. Ксюха, – Артем взял стул и подсел к ней, – есть среди этих хоть немного похожая на ту, которая угрожала тебе заточкой?
– Вот если бы их накрасить... – протянула та.
– Денис, накрасить можешь?
– Запросто. Только она должна хотя бы примерно назвать цвета красок. Ксюха, тени на веках были?
– Были, – ответила она.
– Цвет какой?
– Темный.
– Ну, темный тоже разный бывает: густой серый, черный, сизый – какой?
Ксюха подняла плечи:
– Да там же темно было. Но я запомнила ресницы, у нее были приклеенные ресницы.
– Приклеим, – вздохнул Денис.
– А скажи, – повернулся к ней Артем, – она какого роста?
– Среднего.
– А комплекция? Худая, полная?
– Средняя.
– М-да... – покачал головой Артем, невесело усмехаясь. Свидетельница есть, но бесполезная. – А особенности у нее были? Какие-нибудь приметы?
– Да, – вытаращив глаза, обрадовала его Ксюха. – Наглая хамка.
– Существенная примета, – захихикал Денис.
– Ладно. – Артем поднялся. – Красьте девиц, работайте, может, опознает.
София, когда он шел к выходу, прочла в его глазах вопрос, панически замахала руками, решив держаться от него подальше:
– Я еще побуду здесь, мне интересно, как изменятся девушки на фото.
– Вовка, идем к Денисовичу, – махнул рукой Артем.
– Жаль, жаль, – сокрушался Ким Денисович, постукивая кулаком по столу. – Так повезло, нашли свидетельницу... Жаль. Во всяком случае, мы теперь полностью уверены, что работает женщина, это уже кое-что.
– Это ничего, – возразил Артем. – Где и как ее искать?
– На Гуляевке, – сказал Вовчик. – Она там снимает мужиков.
– А кстати! – воскликнул Ким Денисович. – Убитые тоже живут в районе Гуляевки.
– Ну, да, а трупы находили в разных местах, – охладил их пессимизмом Артем. – Значит, не факт, что она всех троих в том районе сняла.
– Давайте сопоставим, – предложил Ким Денисович. – С Зимовцом ясно, он именно на Гуляевке взял простипому. Жмайлов ехал домой, как раз к Гуляевке, тоже был под градусами. Логично, что перед сном он решил снять простипому?
– Логично, – кивнул Артем.
– Тогда почему он не мог снять ее ближе к дому?
– Хорошо, убедили, – отмахнулся Артем. – Хотя я не понимаю, зачем ей появляться в одном и том же месте?
На этот вопрос у Кима Денисовича был готов ответ:
– Потому что простипомы стоят на определенных улицах, а не по всему городу. Доходные точки, где клиентов бывает много, контролируют сутенеры и не дадут чужой перехватывать клиентов. А на Гуляевке сутенеры бывают редко, отправляют туда неходовой товар, но и клиенты эту точку знают. У нее просто не было выбора. И нет.
