— Была! — сухо и коротко ответила Женя.
Запиликала микроволновка. Кирилл достал тарелку, устроился за столом и сумрачно посмотрел на Ольгину племянницу:
— Прости меня, конечно, но когда возвращаешься на историческую родину?
— Я вас стесняю?
Кирилл поморщился.
— Женя, если надо, живи, сколько хочешь! Только ты Шмелеву, как я понял, правду говорить не собираешься? Или все-таки сказала?
— Не сказала! — вздохнула Женя. — Но и он не спросил!
— И не спросит! — вспыхнул Кирилл. — А ты будешь и дальше морочить ему голову? Ведь знаешь, что ничего у вас не выйдет!
— Почему не выйдет? — с вызовом поинтересовалась Женя. — Может быть, я захочу с ним остаться. Навсегда! Или ты против?
— Оставайся! В том случае, если он предложит тебе остаться! Только не в моей квартире! Не хватало мне ваших семейных драм на собственной кухне!
Чайник вскипел и выключился. Оба вздрогнули от щелчка.
Женя взяла чайную чашку, задумчиво повертела ее в руках и вернула в шкафчик.
— Ты прав! Я должна знать, что он скажет, прежде чем строить планы!
— Ничего хорошего он не скажет! — буркнул Кирилл. — Потому что по жизни у него две стороны — черная и белая. И балансировать между ними не получится!
— Кто сказал, что не получится? — воскликнула Женя. — Я — молодая! Я жить хочу и любить! Я не собираюсь остаток дней… Остаток дней… Господи, ты слышишь, как это звучит! Доживать! Мириться, терпеть и знать, что могла бы стать счастливой!
Кирилл торопливо шикнул на нее, но поздно. В дверях, как привидение, возникла Ольга в ночной рубашке и, прикрывая глаза от света, прошипела:
— Чего разорались? Ребенка разбудите! А ну, марш по постелям!
Женя вздохнула и вышла. Ольга проводила ее взглядом.
— Сумасшедший дом какой-то! — проворчала она и обратила сердитый взгляд на мужа. — Миронов, иди спать, наконец! Ночью жрать вредно!
— Утро уже!
— Ой, не умничай! — скривилась жена и отвесила ему легкий подзатыльник. — Спать, я сказала!
— Слушаюсь! — Кирилл торопливо прожевал голубец, вытер губы и руки салфеткой и, выключив свет, направился вслед за супругой в спальню.
Миронов приехал на службу ровно к половине девятого и сразу наткнулся взглядом на небольшую толпу с бумажными плакатами, которая топталась и ежилась от холода напротив здания ГУВД. Среди темных фигур, словно жарок, выделялось оранжевое пальто Веры Гавриловой. Завидев, что майор вышел из машины, она вытянула руку вперед и истошно завопила:
— Вот он!
Несколько журналистов тут же ощетинились микрофонами, камерами, диктофонами и ринулись через дорогу к Миронову. Десяток пожилых теток в пуховиках мигом подняли плакаты с наскоро намалеванными лозунгами: «Свободу Владимиру Кречинскому!»; «Нет полицейскому беспределу!» и почему-то «К ответу хапуг и воров!». Кирилл оставил машину на стоянке и с равнодушным видом прошел сквозь жидкую стайку журналистов. На плакаты он, казалось, вовсе не обратил внимания.
Тогда Вера бросилась наперерез.
— Мы требуем освобождения художника Кречинского! — вскричала она не своим голосом и попыталась загородить дорогу.
Кирилл, не глядя, отстранил ее рукой. Вера попятилась, поскользнулась и завалилась на спину.
Стараясь подняться, она скребла пальцами ледяную корку на асфальте и голосила так, что звон стоял в ушах.
— Он меня ударил! Вы видели? Он меня ударил! Вы все свидетели!
Кирилл развернулся, подал ей руку, рывком поставил на ноги и обратился уже к пикетчикам.
— Значит, так, граждане! — произнес он со стальными интонациями в голосе. — На каком основании бузим?
— Мы выражаем протест! — задыхаясь, ответила Вера. — Мы требуем освобождения Владимира Кречинского!
— Ваша акция санкционирована? — вежливо поинтересовался Кирилл. — Я вас русским языком спрашиваю: кто санкционировал акцию протеста?
— Для того чтобы высказать гражданское мнение, не нужны разрешения! — нашлась Вера. — Это — народная воля! — и взмахнула рукою, как дирижер.
Несколько голосов по другую сторону дороги недружно выкрикнули:
— Сво-бо-ду! Сво-бо-ду! — но тотчас сконфуженно смолкли.
Миронов отметил, что никто из матерых писак на акцию протеста не явился. Впрочем, коллег Кречинского по цеху тоже не наблюдалось. Это определенно взбодрило майора.
— Слушайте сюда, господа хорошие! — сказал он строго. — Даю вам три минуты, чтобы разойтись, иначе вызываю наряд и всех несогласных помещаю в изолятор временного содержания за нарушение общественного порядка. А если кто-то еще кинется на меня, то огребет статью за нападение на сотрудника полиции. Я доступно объяснил?
— Как вы можете прокомментировать арест Владимира Кречинского? — крикнул кто-то из журналистов. — Что ему предъявляют?
— Кречинский не арестован, а задержан до выяснения обстоятельств. Проводятся следственные мероприятия, — сухо пояснил Кирилл. — О результатах вам сообщат чуть позже.
— Они занимаются фальсификацией доказательств! — опять заголосила Вера. — Вчера полиция незаконно проникла в мастерскую Владимира и подбросила улики!..
Кирилл подхватил Веру под локоть и процедил сквозь зубы:
— Уймись, наконец! Скажи спасибо, что тебя не задержали! А ведь есть за что!
Гаврилова вырвалась и, что было сил, пнула Кирилла по голени. Пока он приходил в себя от боли, Вера визжала, как резаная:
— Господа! Товарищи! Коллеги! Смотрите, что происходит! Вот так ущемляют свободную прессу!
Из здания ГУВД показались два сержанта ППС с дубинками и с решительным видом направились в сторону пикетчиков. Толпа мигом рассеялась в разные стороны. Миронов успел удержать Веру за шиворот и, как она ни упиралась, передал ее постовым, которые поволокли журналистку в дежурную часть. Кирилл, прихрамывая, бросился за оператором с камерой. Тот крутился рядом во время схватки с Верой и явно успел снять ее выходки.
— Стоять! — приказал майор и вытащил пистолет.
Парнишка мигом остановился, побледнел и со страхом уставился на оружие. Кирилл притормозил и схватил его за воротник.
— С кем пришел?
— Отпустите! — возмутился оператор и ткнул пальцем в молоденькую журналистку, которая выглядывала из-за соседней машины. — С ней пришли, с Шестого канала мы. Если камеру разобьете, я в суд подам!
Кирилл поманил журналистку, и та с опаской, но подошла к ним.
— Эксклюзив хочешь?
— Хочу! А что взамен? — спросила она дерзко. — Небось запись убрать?
— Наоборот! — серьезно сказал Миронов. — Хочу, чтобы запись осталась в целости и сохранности. Вера вам что-то заплатила или как?
— Ничего она не платила! — фыркнула девица. — Обещала суперский сюжет. Вот редактор меня и дернул с утра.
— Тогда поступим следующим образом! Сейчас я позвоню в пресс-службу и выпишу пропуск к Марине Константиновне. Ее ребята скопируют вашу запись, а чуть позже лично я или следователь дадим развернутый комментарий по делу. Тебе же нужен официоз, верно? Опять же, чайку попьете, посидите в тепле. Все лучше, чем фигней на морозе страдать?
— Конечно! — легко согласилась журналистка. — Мне, в принципе, все равно, о чем будет сюжет.
Уладив вопросы с пресс-службой, Кирилл зашел за ключами в дежурную часть и сразу уткнулся взглядом в Гаврилову. Дежурный следователь снимал с нее показания о дебоше на улице. Вера злобно уставилась на майора и выкрикнула.
— Всех не пересажаете! Думаете, управы на вас не найду?
— Вера Петровна, вы бы из себя Клару Цеткин не строили! — поморщился Кирилл. — Посидите в ИВС, подумайте о жизни, глядишь, в следующий раз будете умнее!
— Ха! — язвительно скривилась Вера.
Миронов взял ключи и направился к себе. Навоев поджидал его у дверей кабинета и млел от удовольствия, как кот на солнцепеке.
— Видел, видел, как ты доблестно сражался с мадам Гавриловой! Но зачем! Мало тебе других неприятностей?
— Предъявим ей организацию незаконного митинга и нападение на полицейского. Тут уж она административкой не отделается! Надо только побои снять! — Кирилл задрал штанину. — Глянь, какой синяк на ноге! Надоела хуже горькой редьки! Пусть с бомжами посидит, тварь такая!
— Так все равно выпустить придется! — поскучнел Навоев. — Тут ее адвокат позвонила в лютом бешенстве. Мол, Гаврилова не отвечает за свои действия, и поэтому мы не имеем права ее задерживать. Уже мчится сюда! Справку везет! Гаврилова страдает… Сейчас… — Навоев достал из папки листок бумаги. — Вот, даже записал. Истерическая психопатия!
— Илья! — усмехнулся Кирилл. — Об этом диагнозе все в городе знают, оттого лишний раз не связываются. Только истерическая психопатия от уголовной ответственности не избавляет. Знаешь, как это по-русски называется?
