Октябрина ахнула:
— А вдруг, ее тоже кто-то убил?
— Ну, уж нет! Начальство решило, что это не убийство — значит так и есть. Сейчас решает — заблудилась или сама зарезалась. Выбирает. Хватит с нас этих хлопот и театра вашего, а то я тоже в ваших пидоров начну стрелять. Уж извините за прямоту, как говориться! Может, и не все ее преступления удалось бы доказать, не всю ее стрельбу. Уж больно запутано, мудрено у нее получалось. Но одного убийства нам хватило бы — уже немало.
Кажется, мент чувствовал себя большой величиной перед этими двумя нелепыми фигурами из библиотеки.
— Но особенно глупо она поступила, когда напела, что этот Квазимодо в какой-то комнате заперся.
— Разве это она?.. — начала было Октябрина.
— Она успела рассказать Евгении Лемко из вокальной группы, что Квазимодо в этой комнате сидит, а та сразу всем разнесла.
— Труппы, — поправила Октябрина. — Эта Офигения, то есть Евгения, самая знаменитая сплетница в театре.
— Табашникова решила, что сделала очень тонкий ход. Как в книжке, наверное. А на самом деле — самый глупый! Жаль, что эта Офигения долго скрывала от нас при каких обстоятельствах, якобы, видела того Квазимодо. Потом — от кого слышала про него. Пыталась уйти от разговора. Темнила, крутила. Стыдно ей, видишь ли, стало — это уж потом призналась. К сожалению, многие так себя ведут. И в вашем театре тоже.
Постепенно Артур начинал разбирать невнятную речь этого мента лучше. Он смотрел в окно, на мир за пределами театра, за чайником, стоящим на подоконнике и оказавшимся ненужным. Кажется, Артур все-таки стал жалеть ее. Не то простил, не то заскучал по той никогда не существовавшей, выдуманной Регине.
— Почему еще сразу не взяли вашу балерину после первого убийства. Этого вашего… Ну да, Фролова, — все гудел капитан. — Замежевались мы, потому что не могли понять, как преступница в театр смогла проникнуть. Все видели, как она вышла из театра и уехала, и никто не видел, как вернулась. Непонятно.
"Зато мне понятно", — подумал Артур.
— Она на лифте поднялась, — сказал он. — И спустилась. Есть такой лифт в буфете, в него со двора можно попасть. Наверное, у нас даже не все о нем знают.
Мент внимательно поглядел на него.
— Хотя сейчас на все эти алиби только в книжках внимание обращают, — произнес он. Кажется, эти "книжки" были для него воплощением всего нелепого и ненужного. — Выходит, правильно делают. И откуда оружие у нее взялось — тоже выяснить не удалось.
— Наверное, наган ей Герыч принес, — поспешно сказал Артур. — Гера Никольский.
— Это тот, с палочкой? — спросила Октябрина. — Да, да, — подтвердила она. — Он часто здесь бывал. Серебряную посуду продавал.
— Это знаем, — произнес капитан. — Про все, что он продавал, знаем.
— Только он умер, — сообщил Артур.
— Вот и хорошо, — сказал мент, пристально глядя на свою пустую рюмку.
Артур, наконец, понял, что это намек, что пора наливать.
Оказалось, менты знали не все. Услышанное сегодня было будто коротенький пересказ большого романа, неполный и приблизительный. И главное для него — они ничего не знали о его последней встрече с Региной.
После осознания того, что его не ищут, что больше не ищут никого, Артур ощутил полную опустошенность, будто из него выкачали воздух.
— Видел я, как Табашникова дачу вашего режиссера разгромила, когда его убивала. — Артур опять сжался изнутри. — Весь поселок перемандражил, перепугался. — Мент в упор посмотрел на Артура. — Как тебя — Артур, вроде?.. И вашего парня вот подставить решила, на дачу к мертвецу заманила. И до этого не раз пыталась. Кто знает, может, и сумела бы, но слишком явно старалась. И перестаралась.
— Она про Артура Карловича как-то выразилась: ни рыба, ни мясо и в раки не годится, — сообщила поплывшая уже от выпитого Октябрина. — Пардон, конечно! Что-то я недопустимо откровенна сегодня.
— Читал про тебя в деле. И что она такого наплела, чтобы ты в Чащу к режиссеру поехал? Ладно!.. — махнул рукой мент в сторону Артура, уже открывшего рот. — Сейчас уже все это неважно! Неинтересно. Непростая фигура, видать, она была. Все гадаю, что ее подвигло на такое пуститься — зачем понадобилось в людей, да еще своих же, из театра, стрелять?
— Я знаю, — заговорил Артур. — Причина всей этой стрельбы и этих убийств одна — очень она любила себя.
"А я ее увлечения разделял", — мысленно добавил он.
— Вполне естественная актерская зависть, — высказалась Октябрина. — Ну, и самолюбие, конечно, тоже. Злоба, как оказалось…
— Все равно, не вижу особых причин, — произнес капитан. — Не разберусь… Нет, видимо, не понять мне вас, в театре. И сейчас не больно понимаю. Ты разливай, разливай!.. — упрекнул он опять задумавшегося Артура. — Разливаешь плохо.
Глава 17. Последняя, короткая
Еще нескоро
Похороны Регины состоялись еще нескоро. На них Артур тоже не пошел. Только два дня, проходя через нижнее фойе, видел на деревянном постаменте, задрапированным траурным крепом маленькую каменную урну, неудачно стилизованную под античную чашу.
Наверное, это были неторжественные и неловкие похороны, на которых не слишком уместно было высказывать скорбь и сочувствие.
Появившаяся на них Октябрина зашла в библиотеку. Во всем сдержанно траурном; черной шапочке из чего твердого, с блестками и с капроновой вуалью. После ухода Октябрины на пенсию, Артур давно ее не видел и заметил, что та, действительно, похудела. Как ни странно, ее любимые диеты стали сказываться.
— Ушла Региночка без аплодисментов, — сообщила Октябрина. — А уже скоро я встречусь и поговорю с ней. В моем возрасте оптимизм — это надежда на то, что по ту сторону не так скверно.
Грибной сезон заканчивался и закончился. Артур продал свой "Поплавок" мяснику Папашину из яхт-клуба. Где-то в недоступной теперь дали его грибы уже росли сами по себе… Как будут расти и в будущем, за гранью этого времени. Всегда.
Анатолия, биржевого игрока, через пару лет посадят. Он все реже выходящий из дома, решит поздно вечером сходить в магазин за хлебом и пивом. На него нападут несколько кавказцев. Их оправдают, а на Анатолия заведут уголовное дело. Заведут и доведут до конца. Как это будет принято в будущем.
Грибоедов скоро умрет, а новые люди из его фирмы возьмут все острова на Ладоге и Онеге в аренду. Наймут по контракту местных, чтоб те выращивали и собирали им грибы, Соломон станет крупной фигурой, председателем Ладожской бригады. Но дело не пойдет. Грибоводы будут недовольны: нормы им установят высокие, а платить будут мало. Сборы грибов будут падать, и еще через несколько лет все это грибное хозяйство развалится.
Дача Артура еще долго будет стоять, без двери и с выбитыми стеклами, загаженная, со следами костров внутри, постепенно оседая в воду. Потом от нее останется только остов из ржавых железных уголков с остатками обшивки, который еще долго будет торчать из воды.
Только не знающие ни о чем этом грибы сами по себе будут расти на островах, долго-долго поражая случайно наткнувшихся на них туристов необычным изобилием. Но все это будет потом, еще нескоро.
2010 г, 2011 г.
