– По-моему, в его жилах течет кровь конкистадоров, и еще у него немножко ДНК от камикадзе, – с восхищением промолвил лейтенант. – Ничто не сможет остановить Крылатую Ракету.
– Смотрите! – вдруг воскликнул начальник разведки. – Я не ошибаюсь?
Он указал на экран.
В нижнем углу, наполовину скрытая пулеметной очередью бегущих цифр, которые не понимал никто из присутствующих, в том числе и технический специалист, по пустыне двигалась шестерка светящихся силуэтов. Они выстроились классическим ромбом, выдвинув одного человека вперед и двоих в стороны на удаление сто ярдов. Было видно, что преследователи движутся с легкой, отточенной четкостью.
– Они охотятся на Рея, – заметил кто-то.
– С-4, дайте дистанцию.
Произведя расчеты, начальник разведки доложил:
– Они меньше чем в миле от него. И направляются к нему. По-моему, они не ищут след – идут слишком быстро.
– Твою мать, как им удалось не потерять его ночью?
– Не могу сказать, сэр.
– Эти долбаные козы мешают.
– Но если у Рея не будет коз, это привлечет к нему внимание. Он должен оставаться с козами, и он это понимает.
– С-4, свяжись с человеком из Управления и узнай, нельзя ли вдарить по этим типам «Хеллфайрами».
Начальник разведки взял телефон. Судя по всему, разговор получился неприятным. Не выдержав, полковник вырвал трубку.
– Говорит полковник Лейдлоу. Будьте добры, с кем я разговариваю?
– Сэр, это Маккой.
Полковник встречался с этим парнем: тридцать пять лет, рыжий, уроженец Алабамы, правая рука оперативного начальника, бывший боец отряда «Дельта».
– Послушайте, Маккой, у меня в горах снайпер, и за ним по следу идут шестеро плохих парней. Вы сами можете посмотреть картинку со спутника.
– Как раз сейчас мы ее наблюдаем, господин полковник. Это операция по устранению Палача, я прав?
– Совершенно верно. Послушайте, я хочу, чтобы беспилотный разведчик всадил в этих ребят осколочный «Хеллфайр», пока они не подошли слишком близко к нашему парню, пока они не рассеялись и их можно накрыть одним ударом. У вас в тех краях летает «Потрошитель»?
– Сэр, вынужден ответить на эту просьбу отрицательно. Сожалею о вашем парне, но у нас строгая инструкция поражать только достоверно определенные цели и только с санкции Лэнгли. Я просто не могу это сделать.
Полковник выдал ему несколько минут отборной брани, но Маккой оставался непоколебим, а сам оперативный начальник отсутствовал – завоевывал умы и сердца простых афганцев в каком-то отдаленном кишлаке, обучая их основам конституционной демократии, гигиены полости рта или чего-то еще.
– Ну, хорошо, – сказал полковник, возвращая начальнику разведки трубку. – Не будем опускать руки. Отправляйся в 113-ю эскадрилью в Рипли. Может быть, пошлем туда «Апач».
– Я попробую, сэр, но едва ли «Апач» успеет туда вовремя, и я не знаю, как командование отнесется к появлению в этих краях такой шумной штуковины.
– Проклятие! – выругался полковник, продолжая наблюдать за тем, как охотники настигают добычу.
Виски-2-2,
провинция Забуль,
юго-восток Афганистана,
06.19
Утром Крус проснулся оттого, что его кто-то лизал. Плохо, что язык принадлежал козе, а не красивой женщине.
Всю ночь Рей бегал по оврагам. Он несколько раз упал, вспоминая в самый последний момент о необходимости не извергать проклятия, ударяясь о землю. Безлунная ночь превратила переход в сплошное мучение. Однако нужно непрерывно двигаться. Рей понимал, что в противном случае нога отечет и тогда идти станет еще болезненнее.
Он должен был выжать из себя все до последней капли. Но овраги – это не линия метро; ни один из них не вел напрямую к Калату, поэтому приходилось идти по одному оврагу до тех пор, пока тот не отклонялся в ненужную сторону. После чего карабкаться по крутым стенам, опираясь на палку, переваливать через гребень и сползать в следующий овраг, ведущий в более или менее нужном направлении.
Рей сознавал, что ни о какой скорости не приходится и мечтать, но если двинуться по ровной местности, его силуэт стал бы виден любому хаджи [10] с трофейным американским прибором ночного видения. Или он мог бы наткнуться на отряд талибов, торговцев опиумом или пуштунских повстанцев, увешанных с ног до головы автоматами Калашникова и РПГ. В таких местах лучше ни с кем не встречаться.
Крус сломался перед самым рассветом. С момента засады он практически непрерывно находился в движении. Его тело могло вынести больше, чем тела большинства живущих на земле, но и оно достигло своего предела. Отыскав сравнительно ровное место, Рей устроился под валуном, и сон тотчас же укутал его черным покрывалом забвения, лишенного сновидений.
От козьего языка несло дерьмом, как и от всего в треклятом Афганистане. Вскочив, Рей ощутил, как по всему телу от черно-сине-зеленой ноги разлилась острая боль, и сдавленно вскрикнул. Долбаные козы его нашли. Какой инстинкт, заложенный в козьем мозгу, помог им идти следом за ним в кромешной темноте? Разумеется, животные могли разбрестись по пустынному плато, как по зеленому сукну бильярдного стола, но что вывело их по прямой во мраке прямо на него? Запах, его присутствие, разнесенное ветром? Другая коза потерлась о Рея носом и лизнула его лицо, демонстрируя что-то вроде тупой животной любви в своих влажных сентиментальных глазах. Заблеяв, она поежилась – разумеется, нагадила – и снова с любовью уткнулась в него носом.
– Ах ты, глупая стерва, – пробормотал Крус, но все-таки вознаградил козу за преданность, почесав ей шею.
Завтрак: рисовые шарики, финики и глоток теплой воды из бурдюка из козьей шкуры. Поев и насытившись жидкостью, Рей проложил азимут с помощью видавшего виды бронзового компаса, выпущенного в Англии в 1925 году, нашел ориентир на местности и снова тронулся в путь.
Это был день, следующий за тем, когда они нарвались на засаду. Боль оставалась постоянной, а вот сознание временами пропадало. Похоже, несколько раз Рей отключался прямо на ходу. Козы то жались к нему, то разбегались в поисках приключений, а он старался по возможности поддерживать среди них дисциплину.
Местность вокруг определенно нисколько не менялась: это по-прежнему бескрайнее море острых скал, невысоких холмов, скудной растительности и обилия пыли.
Ему нужно идти быстрее, поскольку завтра уже воскресенье, и он должен к ночи добраться до Калата, чтобы в понедельник войти в город, сориентироваться и во вторник приготовиться к выстрелу. Вопрос стоял так: или во вторник, или никогда, потому что он не сможет прожить в городе целую неделю. Несомненно, рано или поздно кто-нибудь обратит внимание на то, что он не говорит ни на дари, ни на пуштунском. Или на какой-нибудь из тысячи характерных знаков, которые выдадут его. Быстро войти и быстро выйти – или вообще никакой игры.
Добравшись до гребня, Крус заглянул на противоположную сторону. Козы толпились вокруг, непрерывно блея. Взобравшись на гребень, Рей поскользнулся, оперся на больную ногу и сквозь общую боль почувствовал конкретную, которая нанесла сильный удар, едва не свалив его.
Воды? Нет. Ему не хватит до завтра, если он начнет прикладываться к бурдюку всякий раз, когда возникнет желание. Но как же страшно болела чертова нога!
«Ну, хорошо, – сказал себе Рей, – отдохни немного. У тебя есть еще два часа светлого времени суток, ты сможешь идти ночью, хотя и со значительно уменьшенной эффективностью, и еще вздремнешь пару часиков, до тех пор, пока козий будильник не пропоет тебе на ухо: «Я тебя люблю, крошка».
Он решил вознаградить себя небольшим привалом. Неуклюже опустился на землю, стараясь держать ногу прямой, долго ерзал, пока не нашел что-то вроде удобного положения, насколько только это возможно в боевых условиях в Афганистане, и начал выплачивать организму долг по части кислорода. Через несколько минут Рей почувствовал себя чуть посвежевшим – никакого вздора вроде «semper fi!» или «вперед, в атаку!», а просто небольшое ослабление общей усталости. Пора идти.
Крус также решил, что будет неплохо произвести быструю рекогносцировку, на всякий случай. Забравшись на гребень, он присел на корточки, оглядывая местность, по которой только что прошел. Она выглядела в точности так же, как и та, по которой ему предстояло идти.
Он увидел остроконечные зубцы сотни штыков, которые взметнулись вверх, превращая весь мир в зазубренную линию. Обрывистые подъемы и спуски, вздымающиеся один за другим гребни, бесконечные, выкрашенные в бесцветную краску афганской высокогорной пустыни, бурую, серую, бледно-розовую, цвета кофе с молоком; здесь даже растения коричневые.
Высоко в небе громоздились кучевые облака, предвестники грозы – единственная чистая, ясная вещь во всем мире. Далеко на востоке – горы Пакистана, гораздо более высокие. Рей знал, что, если повернуться туда, можно увидеть в сотне миль силуэты Гиндукуша. Самые высокие горы на земле видны издалека.
