Матвей достал телефон и набрал мамин номер.
– Да, – прошелестела она.
– Привет, ма.
– Здравствуй.
– Как ты?
– Никак…
У Матвея сердце сжалось. Бедненькая… Реально мучается ведь. Не придуривается, как обычно. Была у матушки эта привычка, приукрашивать свои страдания. Возводить их в Абсолют. Она уж если болела, то умирала. Да так артистично, что ей даже врачи «Скорой помощи» верили…
У Виолы мать была такой же артисткой. Она рассказывала.
– Давай я к тебе вечером приеду?
– Как хочешь…
– Что тебе привезти вкусненького?
– Зефира в шоколаде. А еще колбаски. И мягкую булочку. А то у меня весь хлеб в доме черствый.
Если хочет кушать, значит, не так все плохо, подумал Матвей.
– Хорошо. Тогда до вечера.
Он хотел отключиться, но мать остановила:
– Подожди. Я спросить хотела… Ты видел его?
Вот что ей ответить?
Ее любимый Вова Пресняков пел: «Лучше ласковой лжи беспощадная правда!» И матушка, гонявшая эту композицию по многу раз (их домашний питомец, пес по имени Кеша, смесь пуделя и болонки, всякий раз подвывал исполнителю), соглашалась. Вот только захочет ли она сейчас услышать ее… правду эту?
– Не видел, мам, – соврал Матвей.
– Не звонит мне… А я жду, как дура. – Она тяжело вздохнула. – Ладно, давай, до встречи.
– Пока. Не грусти.
Закончив разговор, Матвей почувствовал себя еще хуже, чем до него. Вздохнул, так же тяжело, как и мать, и, вместо того чтобы открыть файл с рабочим материалом, завел новый документ и написал заявление об уходе.
Вот так взял и в одно мгновение все решил!
Он давно задумывался о смене деятельности, а то засиделся на одном месте, а повышение ему не светит в ближайшее время. Даже свое резюме отправлял в несколько мест. И его приглашали на собеседования. Но Матвей не ходил. Ему нравилась его работа, и зарплата тоже. Не очень солидная, средняя, можно сказать, но кто ему на новом месте будет платить больше? И он оставался на прежнем, насиженном. Из боязни все испортить. Вроде и не трус, а перемен к худшему страшился. Потому что на данный момент у него, тьфу-тьфу, не сглазить, жизнь налажена. Он живет один, ездит на машине (планирует ее сменить), прилично одевается и хорошо питается. В общем, звезд с неба не хватает, но прочно на земле стоит.
Вчера один из друзей-хоккеистов, давний, еще со времен детской секции, предложил Матвею место управляющего спортклуба. Он открывал свое дело в следующем месяце. Легких и быстрых денег не обещал. Сказал, первое время будешь вкалывать по пятнадцать часов, а платить за это достойно не смогу. Но в перспективе…
Матвей отказался. Но сейчас вспомнил о предложении и написал заявление об уходе. Оставалось надеяться на то, что друг за сутки не нашел управляющего. Потому что Матвей понял, что хочет работать в спортклубе. А еще… даже если это место уже занято, он все равно уйдет из издательства. И скорее всего в спорт. На тренерскую работу, например. А то засиделся в офисе.
Пора начинать новую жизнь!
Он был очень странный…
Этот парень с вечно улыбающимся лицом.
Странный, и не только внешне. К лицу можно было привыкнуть. Но мысли, поведение…
После кафе они пошли в парк. Кир позвал Виолу, она согласилась. Домой не хотелось. Было как-то не по себе после очной ставки с Аросевым. И дело даже не в нем, хотя Аросев, на взгляд Виолы, омерзителен… особенно сейчас, растолстевший… Есть люди, которым идет полнота, она делает их милее, уютнее, няшнее, как сейчас говорят, а Аросев… был похож на пингвина! Не то чтобы ей не нравились эти божьи создания, нет… только люди, на них смахивающие.
В общем, дело было не в Аросеве, а в ней самой.
Всколыхнулись воспоминания… Нет, даже не так. Ее будто наизнанку вывернули.
Вспомнился роман Набокова «Лолита». Гумберт Гумберт в нем хотел проделать это, вывернуть то есть свою нимфеточку, чтобы расцеловать ее печень и прочие органы. А полицейские – чтобы причинить боль. Не специально. А для дела. Кому интересны переживания шлюхи, пусть и не закоренелой, когда ведется расследование трех убийств и одного нападения?
А как Матвею обо всем рассказать? Ведь придется…
В общем, в голове и на душе Виолы был полный раздрай. Поэтому она, чтобы не «ковырять болячки» в одиночестве, пошла с Киром в парк.
Дождь кончился, выглянуло солнце, и гулять было приятно. Они некоторое время походили по дорожкам, а потом сели на лавочку (в сумке у Виолы были салфетки, и она смогла протереть сиденье). Кир тут же посмотрел в небо.
– Тучи все еще не разошлись, – отметил он. – Жаль.
А Виоле нравилось такое небо. В нем было столько всего… и это завораживало!
– Вам снится Олеся? – спросил Кир. Они говорили только о Красотуле. Хотя Виола пыталась сменить тему. Но этот странный парень с застывшей улыбкой на лице все равно возвращался к одной и той же.
– Один раз приснилась, – припомнила Виола.
– В каком виде?
– Как живая. Мы с ней гуляли по набережной. Ели мороженое в рожках вафельных.
– Как она любила.
– Да, ванильное.
– Значит, ей хорошо там… – И снова посмотрел на небо. – Я так рад.
– Здесь ей было бы лучше.
– Не уверен.
– Не понимаю вас.
– Тут она страдала. От собственного несовершенства (естественно, мнимого). Она была прекрасным ангелом. А хотела иметь внешность дьяволицы. Ей бы в другое время родиться. И не здесь. – Кир сунул руку в карман за бумажником. В одном из отделений лежала крохотная фотография, которую он вынул и протянул Виоле: – Кого она вам тут напоминает?
Виола не сразу поняла, что на снимке Олеся. Фото было сделано не только до операций, но, пожалуй, еще до полного полового созревания Красотули.
– Сколько ей тут?
– Четырнадцать.
– Совсем девочка. А на кого похожа… даже не знаю.
– На Деву Марию с икон.
Виола так бы не сказала. Но спорить не стала.
– Зачем ей нужен был этот гламур? Гонка за лайками! Ей было иное предначертано.
– Что именно, на ваш взгляд?
– Делиться светом и теплом по-разному можно, согласитесь? Давать его, чтобы согрелись те, кому холодно, или озарить дорогу заблудшим – это одно, а питать огромный банер с рекламой кока-колы – другое.
– По-вашему, Олеся была тем генератором, что освещает банеры?
– Увы. А им сколько энергии ни дай, все мало. Вот и перегорела.
– Вы так говорите, как будто она покончила жизнь самоубийством. Или от передозировки умерла. Олесю убили! Ее земной путь был прерван. Это не она перегорела, это ее провода перерезали.
– Не бывает одного без другого.
– Опять загадки! – Виола начала выходить из себя. – Давайте оставим аллегории, и вы скажете, что имеете в виду.
– А вы не понимаете?
– Может, я неправильно понимаю? Вас послушать, так она сама виновата в том, что ее убили? Нарвалась, типа. Живи она тихо, скромно, работай в богадельне и пристраивай сирот в приемные семьи, то встретила бы глубокую старость, а не умерла во цвете лет…
– А вы так не считаете?
– Нет… – Виола резко встала. – Мне надо идти. До свидания, Кирилл.
– Постойте! Не убегайте.
– Я устала и хочу домой.
– Я расстроил вас. Даже разозлил. Прошу прощения.
– Все нормально. Просто мне на самом деле пора…
– Я провожу вас.
– Не стоит.
Она торопливо зашагала к воротам парка. Кир последовал за ней. Догнал.
– Я странный, знаю, – выпалил он. – Меня мало кто выносит. Красотуля была, пожалуй, единственной. Но раз вы с ней были так близки, я подумал, что мы с вами подружимся.
«Ни за что на свете, – мысленно ответила ему Виола. – Такие, как ты, странные, меня пугают. От вас не знаешь, чего ждать!»
Зазвонил телефон. Никогда ранее Виола так не была рада, что кто-то пожелал с ней связаться.
– Извините, – бросила она Киру и в трубку: – Алло.
– Салют! – Это был брат.
– Здравствуй, Рома.
– Ты все? – Он знал, что ее вызвали к следователю. Виола сообщила. Она держала брата в курсе всех последних событий.
– Давно. Еду домой.
– Может, к нам? Расскажешь все.
– Ром, я вам надоела уже, наверное.
– Вот нисколечко. К тому же я сегодня один. Маман после работы едет к «подружке». – Последнее слово было произнесено с издевкой. – У нее же и переночует.
– Хорошо, я приеду.
– Ура! Через сколько ждать?
– Через полчаса буду, я недалеко от метро.
– Жду.
Она убрала телефон. Кир все время, что она разговаривала, шел рядом. Ждал, когда Виола закончит диалог. И как только это произошло, спросил:
– У вас не было в последнее время дурного предчувствия?
– Нет, – соврала Виола. А сама вспомнила, как за обедом в «Невесомости» делилась с Матвеем своими ощущениями. Ей реально было не по себе. Сердце ныло. А потом ей позвонили и сказали, что Красотулю убили. – А почему вы спрашиваете?
