– Стариков действительно был чудовищем, – кивнул Андрей, Саврасов рассказал ему историю профессора и Ксении. – Тут ты не ошибся. Но Аристарх при чем? С чего ты взял, что он педофил?
– А ты видел теперешнюю жену Козловского? Ей лет тринадцать. Ну четырнадцать от силы. Надоели ему потасканные гламурные шлюхи, он девчонку индийскую соблазнил.
– Да, она юна. Ей пятнадцать. Но она безумно счастлива от того, что ее взял замуж добрый и щедрый человек. Если б не он, ее отдали бы, заметь, в том же возрасте, нищему злобному уроду.
– Откуда ты знаешь?
– Знаю. Мне Нелли рассказывала. А он ей.
– Все это пустые слова в собственное оправдание. Так же могут сказать и те педофилы, что ездят в секс-туры и снимают детей-проституток. «Лучше я, богатый и добрый, чем какой-то там жадный урод». От этого такие люди лучше не становятся!
– Жена Козловского беременна. Теперь ее ребенок останется без отца. И без средств к существованию. Если родится девочка, матери придется отдать ее в детдом, а самой пойти на панель.
– Она богатая наследница, какая панель?
– Брак не был официально заключен. Козловский и Сагитта, так зовут его супругу, просто совершили свадебный обряд. Девушка по закону Аристарху никто. Ей ничего не достанется.
– Сделает анализ ДНК и получит деньги через суд.
– Считаешь, девочка из глухой индийской деревушки до этого додумается?
– Не волнуйся, кто-нибудь ее научит. А если ты так беспокоишься о ней, займись этим сам. Подозреваю, что без старика-мужа, но с его деньгами она заживает лучше прежнего.
– То есть никаких угрызений совести?
– Были бы, если б не одно обстоятельство.
– Какое?
– Оба они могли выжить. И Стариков, и Козловский. А коль оба мертвы, то так тому и суждено было случиться.
– Козловскому могла помочь своевременная медицинская помощь, я это знаю. Но Старикову что? Крысиный яд убивает стопроцентно.
– Я же струсил в последний момент. Вытащил пузырек, обмотанный платком, чтобы не осталось отпечатков, хотел сунуть в карман старику, да руки затряслись. Яд выпал. Я собрался его поднять, а потом передумал. Решил, ладно, пусть живет. И только отпихнул пузырек от себя подальше…
– Он прикатился ко мне, и я его увидел, – закончил Виктор.
– Вот видите! – Лавр воздел руки к потолку. – Сами небеса вмешались…
– Тебе все равно придется отвечать перед законом.
– Понимаю…
Лавр отвернулся к окну. Посмотрел во двор, где зажглись фонари. Лицо бесстрастное, но бледное, и пятно на лбу кажется черным. Напоминает паука.
– Вы собираетесь сопроводить меня в полицию? – спросил Кондрашов. Голос тоже спокойный, как и лицо, а руки нет. Они нервно теребят застежку рюкзака.
– У нас нет выбора.
– Впервые деньги не помогут решить вопрос. Вам их предлагать бессмысленно.
– Они помогут тебе позже. Наймешь адвокатов, купишь кого надо.
И тут раздался короткий смешок.
– Ребят, я вам удивляюсь… Неужели вы думали, что я, Лаврентий Кондрашов, приперся сюда без страховки? И сейчас вот так возьму и дамся вам в руки? Наивные…
Больше он ничего не сказал. Следующее, что услышали Андрей с Виктором, – это шипение. Пока они соображали, откуда идет звук, помещение заволокло туманом.
– Не дыши! – крикнул Виктор и тут же закашлялся.
Но Андрей уже сделал вдох. Вонючий дым попал в легкие. Голова тут же закружилась. Перед глазами поплыло.
Седаков осел на пол. Саврасов следом за ним. Виктор пытался зажать нос и рот, но было поздно. Газ проник внутрь.
Андрей упал набок. Рук и ног не чувствовал. Тело сковало.
«Мы надышались нервно-паралитического газа», – понял Андрей. А перед тем как потерять сознание, увидел, как из сизого дыма выплывает человек в респираторе и быстро шагает к входной двери.
Глава 10
Лаврентий Кондрашов
Лаврентий сидел в кресле «Боинга 747» и смотрел в иллюминатор. Самолет начал снижение, пересек линию облаков, и уже можно было различить крупные объекты внизу. Если б они подлетали к большому городу или к фешенебельному курорту, то он видел бы мириады огней, небоскребы, мосты, башни или причудливые архитектурные ансамбли дорогих отелей, подсвеченные бассейны, изрезанный пирсами берег моря. Но самолет снижался над Доболимом, индийским городишком, о котором до недавнего времени Лаврентий и слыхом не слыхивал.
Замигало табло «Пристегните ремни». Кондрашов проверил свой. Застегнут. И сумка убрана на полку, и кресло приведено в вертикальное положение. Хотя, на взгляд Лаврентия, особой разницы между разложенным и сложенным креслом не было. Ну откинулся на двадцать сантиметров, и что? Разве в таком положении можно спать?
Кондрашов давно не летал на чартерных самолетах, пользовался личным. А до тех пор, пока его не приобрел, покупал билеты в бизнес-класс, там все-таки комфортнее…
В этом «Боинге» бизнес-класс не предусматривался.
Прошло пятнадцать минут. Самолет сел. Пассажиры, насмотревшиеся американских фильмов, похлопали.
Лаврентий, ступив на трап, достал паспорт. В нем значились другие фамилия, имя, возраст. Фотография была его. Но на ней он запечатлен с накладной длинной челкой, скрывающей родимое пятно, и с запорожскими усами. Паспорт был искусно подделан. Настолько, что в индийском консульстве не вызвал подозрений. А как бы иначе Лаврентию дали визу?
Кондрашов имел таких два. На разные фамилии. А банковских «заначек» у него было и того больше. Лаврентий всегда боялся, что дар превращать в золото все, к чему он прикасается, покинет его. На этот случай, как запасливая белочка, он наделал запасов. И паспортов. Уже на другой случай. В жизни ведь всякое бывает…
Сейчас один из них пригодился. С открытой индийской визой.
Кондрашов посмотрел на часы. С того момента, как он выпустил нервно-паралитический газ, прошло одиннадцать часов. Саврасов с Седаковым уже оклемались и связались с полицией. Лаврентия Кондрашова ищут…
Только какое ему, Семену Ракову, до этого дело?
Через полтора-два часа он будет на севере Гоа, в деревеньке Бага. Ему понравились рассказы Козловского о тех местах. Как он там говорил? «Когда от сытой, благополучной жизни тебя мутит, устрой себе встряску. Но такую, чтоб до кишок пробрало! Измени жизнь. В корне. И ты поймешь, как она хороша. Я вот понял. В деревеньке Бага, что на севере Гоа».
Лаврентий-Семен туда и направился.
Взял такси. Договорился о цене. Водитель потребовал пятьдесят долларов. Лаврентий согласился заплатить тридцать. Слышал, что в Индии принято торговаться.
Поехали.
Козловский вытащил кошелек, пересчитал наличность. Две тысячи баксов. Купюры все сотенные. Ни одного полтинника. И как расплачиваться? Сдачи ведь не дождешься.
– Эй, друг, – обратился он к таксисту. – По-русски понимаешь?
– Мало-мало.
– Обменник мне нужен. Ченжик. Понимаешь?
Тот кивнул. Понял то есть. И поднял руку с растопыренными пальцами.
– Пять минут?
Индиец снова кинул.
– О’кей!
Они свернули куда-то. Лаврентий сначала следил за дорогой, потом перестал. Все равно за окном одно и то же: пыльные деревья, убогие домишки, мусор на обочине, да не как в России – одинокие пластиковые бутылки, обертки, пакеты из закусочных, – а горы всего, начиная с той же мелкой тары и заканчивая мешками с гнильем.
Машина остановилась.
– Приехали? – спросил Лаврентий. – Финиш?
– Финиш, финиш, – подтвердил таксист.
Они вышли из машины вместе. Лаврентий решил, что таксист собирается его проводить до обменника, но…
Едва он сделал шаг вперед, как почувствовал страшный удар по голове.
Лаврентий рухнул на кучу вонючего придорожного мусора. Глаза его закрылись. Но перед тем как сознание ускользнуло, Лаврентий-Семен почувствовал чужие руки на своем бедре. Это таксист нащупал и вытащил кошелек. Для него две тысячи зеленых были целым состоянием!
Виктор Саврасов и Андрей Седаков пришли в себя через четыре часа после того, как, надышавшись газа, отключились. Сразу же связались с полицией. Лаврентия Кондрашова объявили в розыск. Но тот как в воду канул.
Андрей Седаков вместе с Нелли отыскали вдову Козловского. Узнав о смерти мужа, Сагитта вернулась в родную деревню, обрила голову, раздала нарядные одежды и заперлась дома. Решила, что боги наказывают ее за отказ от веры предков. И она, Сагитта, проклятая ими, загнала мужа в могилу.
Наследство она так и не получила. Нужна была генетическая экспертиза ребенка, но Сагитта сгинула до того, как родила. Спустя четыре месяца на свет появился мальчик. Его назвали Раджем. Молодая мама была на седьмом небе от счастья. Родить мальчика – все равно что очистить карму. Так как работать Сагитта не могла, семья жила на те деньги, которые выручала за продажу украшений, подаренных покойным мужем. И только корону, ту самую, золотую с камнями, Сагитта оставила себе.
