— Получается, он был вольный стрелок вроде Лорелеи?
— Скажем так, он был наивным честолюбцем, гонявшимся за славой, но не способным на великое открытие. После долгих лет презрения в научных кругах он возжелал прославиться на ниве журналистики и встретил свою смерть. Вот и все.
Меня поразила холодная откровенность, с которой француженка ответила на мой вопрос, как будто бы покойный обратился для нее в малозначительную тень. В это время наш «боинг» уже выруливал на взлетную полосу в ожидании разрешения на вылет.
Я продолжил штурм и объявил:
— Ты была знакома с Йенсеном до Кадакеса.
На сей раз мои слова не встретили никакого сопротивления.
— Да, была.
— Почему? Что общего у университетской докторантки с редактором эзотерического журнала из Аликанте?
— Больше, чем тебе хотелось бы услышать, — коротко ответила она.
— Ты хочешь сказать?..
— Да, он был моим любовником, — резко перебила меня француженка. — Это был мужчина чистой души, его способность удивляться не знала пределов. Поначалу такая наивность мне нравилась, потом все меньше и меньше. Мы разошлись.
— Мне знакомо это ощущение.
Возможная параллель между моей собственной драмой и ее случаем — если это действительно была драма, — как видно, подогрела ситуацию, поскольку Сара ответила мне только красноречивым молчанием.
— Еще мне известно, что ты скрываешь свое подлинное имя, — с болью добавил я.
— Меня зовут Сара. — Она пыталась защититься, но губы ее предательски дрогнули.
— Допускаю, но твоя фамилия не Брюне.
Пока самолет набирал высоту, моя спутница прикрыла глаза, словно пытаясь заснуть.
«Молчание — знак согласия», — подумал я, вынимая немецкий путеводитель по Нью-Мексико, который прихватил из гостиницы.
Предположение о том, что он принадлежал руководителю «Братства», наполняло меня странным возбуждением.
После неудачной попытки уснуть я убивал время, разглядывая фотографии пустынь штата Нью-Мексико, потом потратил несколько минут на изучение предлагаемых экскурсионных маршрутов. Но самое интересное я обнаружил на последней странице. Это была квитанция об оплате по именной кредитной карточке: Хуанхо Боннин, автор книги «Относительно ясный Эйнштейн».
Круг замкнулся.
70
Тайник с золотым сечением
Дорогая подруга, я не советую Вам обучать Вашего сына физике.
Физика — это не самое важное. Самое важное — это любовь.
С наилучшими пожеланиями, Р. Ф.
Ричард Фейнман
Согласно самой знаменитой теории Эйнштейна, относительность проявляет себя всякий раз, когда мы приходим в движение. Подсчитано, что, пересекая Соединенные Штаты на самолете, пассажир становится на одну десятимиллионную долю секунды моложе, чем те американцы, которые остаются дома.
Переменив четыре самолета — ожидание, конечно, не в счет — и добравшись до Жироны, мы, вероятно, замедлили наше старение на несколько десятимиллионных.
Все-таки настоящим эликсиром молодости явилась для меня ночь любви с Сарой, несмотря на мрачность и холодность, ожидавшие меня вслед за тем.
Еще Леонард Коэн[61] говорил: «Нет лекарства от любви, зато любовь лечит все недуги».
Вот о чем я размышлял, когда наше такси покидало маленький аэропорт Жирона — Коста-Брава в направлении Кадакеса. Если бы мы прилетели сюда из Дублина, а не из Эль Прат[62], то сэкономили бы по меньшей мере полтора часа.
В последние дни нам почти не удавалось поспать. Все-таки адреналин перед последним испытанием обострял все наши чувства. Приближался момент истины.
Когда такси начало петлять, что означало приближение к Кадакесу, Сара неожиданно спросила:
— Что ты собираешься делать потом?
Я нежно сжал ее руку и ответил:
— Дополню рукопись Йосимуры всей информацией, которую мне удалось собрать, прибавлю недостающие документы. Если наша догадка насчет камня подтвердится, то биография Эйнштейна обогатится новыми сведениями. Потом я отошлю свою работу в несуществующий институт и буду ждать поступления второй суммы, как указано в контракте.
— Я говорю не о твоей работе. Как ты собираешься жить, когда получишь свои деньги? В чем твое будущее?
Я отвел взгляд, следя за полетом двух чаек — они как будто танцевали в воздухе над утесами мыса Кап-де-Креус[63].
— Мое будущие там, где ты, — признался я.
— Не говори ерунды! Ты меня почти не знаешь.
— Я знаю тебя достаточно хорошо, чтобы сознавать, что влюблен в тебя и хочу быть рядом с тобой. Больше знать мне ничего не нужно.
— Твоя любовь — это только Эрос, — устало поморщилась Сара. — Я тебе нравлюсь, ты мне тоже. Мы занимались сексом. Великолепная ночь! Но мы недостаточно близки, чтобы обрести дружбу, Филиа, и очень далеки от Агапе, любви, которая не ставит условий.
— Одно идет вслед за другим. — Я был раздражен отсутствием романтики в ее рассуждениях. — Давай наслаждаться сексом, пока мы не станем настолько дружны, что сможем любить друг друга без всяких условий, если ты хочешь рассуждать в этих терминах.
— Я не знаю, чего хочу. Мне нужно время. Как бы ни сложились дела с рукописью Йосимуры, я как можно быстрее собираюсь отправиться в Париж и, наверное, вернусь нескоро.
Мы приехали. Разговор в такси подействовал на меня хуже некуда. Я был настолько переполнен мыслями о расставании с Сарой, что позабыл задать важнейший вопрос по делу: как же мы проникнем в дом Йосимуры?
Если полицейское расследование еще не завершилось — а это было вероятнее всего, — то дом охранялся со всем пристрастием. Чтобы проникнуть внутрь даже с научными целями, следовало заявить о себе местным властям. В этом случае у меня имелось много шансов сразу же попасть под арест.
Ясно видя висящий надо мной дамоклов меч, я все же сказал Саре, что мне очень хочется проникнуть в этот дом.
— Не вижу никаких препятствий, — коротко отозвалась она.
— Как мы будем действовать?
— Просто позвоним и увидим, что из этого выйдет.
Я с недоверием наблюдал за тем, как Сара нажимала алюминиевую кнопку. К моему изумлению, дверь дома, покрытого плющом, тут же отворилась. Но главный сюрприз ждал меня внутри.
Лорелея.
— Ну и что ты тут делаешь? — спросила Сара, одновременно испуганно и яростно.
Волосы у непослушной сестрички были все так же собраны в голубые косицы, однако теперь она отлично загорела, на ней был пляжный костюмчик, который, надо признаться, очень ей шел.
— Я купила этот дом.
Мы с Сарой ошеломленно переглянулись.
— Если по правде, я снимаю его у хозяина. А разве не здесь все началось? Ты ведь знаешь, я немного фетишистка, но мне вроде как нравится эта конура. Я собираюсь убедить свою старуху приобрести ее насовсем.
— Ты что-нибудь делала в саду? — взволнованно спросила ее сестра.
— Конечно. Я поселила там двух котиков. Не хочешь на них взглянуть?
Грубая и жестокая Лорелея сейчас вела себя как богатенькая наследница, которой по карману устроить себе каникулы в лучшем месте на Коста-Брава.
Уютный домик Йосимуры превратился в свалку нижнего белья, раскиданного повсюду, вперемешку с компакт-дисками, детективными романами и баночками с витаминами.
Хотя бы в этом две сестры проявляли некое сходство.
Когда мы вошли в сад, то, к своей радости, увидели, что камень остался на прежнем месте. В тенечке под камнем, спасаясь от палящего солнца, спали два котенка тигровой окраски.
В этот момент Лорелея, набросившая на плечики полотенце, сообщила нам:
— Я иду на нудистский пляж. Не составите мне компанию?
— Нам надо бы немного вздремнуть, — ответила Сара. — Мы летели два дня.
— О'кей, только не вздумайте забраться в мою постельку.
— Не беспокойся.
Как только металлическая дверь захлопнулась, мы с Сарой заговорщически переглянулись.
Француженка ухватила меня за руку и прошептала:
— Прости за то, что вела себя так жестоко. Будем друзьями?
Наше рукопожатие принесло мне больше горечи, чем тот кувшин холодной воды, который Сара выплеснула на меня в такси. По счастью, все мое внимание сейчас поглощал камень в саду.
Естественно, когда мы попробовали сдвинуть его с места, перепуганные коты сбежали на другой конец сада. Однако тяжелый камень не подался ни на сантиметр. Он гордо, по-королевски возвышался властелином спирали золотого сечения.
— Придется нам его расколоть, — сказал я, утирая пот со лба.
Мы осмотрели весь дом и нашли старинную наковальню, украшавшую второй этаж. Она была невероятно тяжела, так что нам пришлось волочить ее в сад вдвоем. Пошатываясь, мы обрушили наковальню на камень.
