– Мадам, я не собираюсь вмешиваться в ваши отношения с невесткой – это ваше личное дело, но деньги мои. И ради чего вы вытащили на свет божий этот скелет, если не ради денег?
– Клянусь, мы…
– Валентин, – прохрипел толстый напарник Орлика. – А вот это што за тюк на полу?
– Это учебные пособия моего сына, – отмахнулась Зинаида. – Он же у меня педагог…
– Сочувствую, но ничем не могу помочь! – Орлик достал из кармана складной нож и одним движением пропорол пакет.
На пол посыпались толстые банковские пачки.
– Опа! – жизнерадостно воскликнул Орлик. – Вот они, мои дорогие! Вот они, мои кровные!
Он повернулся к Шерстоуховым и проговорил с угрозой:
– Обмануть меня хотели? Ну, это вам даром не пройдет!
Мать и сын не слышали его: они в полной прострации смотрели на груду денег.
– Валентин, – снова подал голос толстяк. – Забираем деньги и уходим. Что-то у меня нехорошее предчувствие…
– Предчувствия его не обманули! – раздался в дверях насмешливый голос.
Орлик крутанулся вокруг оси, потянулся рукой за пазуху… но тут же в комнату, где и без того было тесно, ввалились еще несколько человек – бравые бойцы в униформе полицейского спецназа во главе с человеком средних лет в мятом штатском костюме.
– Ну, здорово, Орлик! – проговорил этот последний, потирая руки. – На этот раз ты не вывернешься, никакие адвокаты тебе не помогут. Тут налицо и труп, и деньги…
– Гражданин полковник, – доверительным тоном начал Орлик. – Труп, сами видите, старый, я к нему не имею никакого отношения. Но опознать его могу, если захотите. Это Лидия Воробьева, которую давно разыскивают по делу о хищении в Вейском пенсионном фонде. А она все эти годы тут находилась, в стене замурованная… Это вот они ее приговорили. – Он кивнул на Шерстоуховых, которые то краснели, то бледнели. – Как говорится, на почве бытовой ссоры…
– Это я, я! – воскликнула Зинаида. – Это я ее убила, мой сын здесь ни при чем!
– Разберемся! – бросил полковник. – А что это с твоим приятелем? Какой-то он не такой жизнерадостный, как обычно…
– Свинка у него, – ухмыльнулся Орлик.
Затем он понизил голос и приблизился к полковнику:
– А насчет денег… Вы понимаете, какая ситуация…
– Пока не понимаю, – ответил полковник с интересом. – Но с нетерпением жду, что ты мне объяснишь…
Но тут дверь комнаты снова распахнулась.
Казалось, в ней уже яблоку некуда упасть – но в нее вломились еще два человека: рослый оператор с тяжелой профессиональной камерой и молодой человек с микрофоном в руке, в котором нетрудно было узнать репортера одной из крупных телекомпаний.
Двое спецназовцев попытались было скрутить работников телевидения, но полковник сделал страшные глаза, и бойцы попятились.
А репортер профессиональным взглядом оглядел комнату и заговорил в микрофон:
– Сегодня наконец удалось поставить точку в давнем резонансном деле. Как вы, возможно, помните, несколько лет назад организованная преступная группа в городе Вейске совершила хищение средств пенсионного фонда. Часть преступников скрылась, один получил заслуженный срок, но деньги пенсионного фонда так и не были обнаружены. И вот сегодня нашим доблестным правоохранительным органам в лице полковника Скопина в результате сложной и продолжительной операции удалось задержать соучастников того давнего хищения и обнаружить деньги пенсионного фонда…
Полковник приосанился. Оператор взял его крупным планом, затем перевел камеру на деньги и долго фиксировал на них. Телевизионная аудитория очень любит зрелище больших чужих денег.
– Ну это же надо, как интересно, – сказала я, потягиваясь, потому что от долгого сидения в машине все тело затекло, – как будто радиопостановку прослушала.
– А свекровь-то у тебя – железная женщина! – сказал Антон. – Убийство невестки на себя взяла, вот как сына любит!
– Да ладно, ей по старости меньше дадут, может, вообще выпустят, – с сожалением сказала я, – а про убийство Лугового все молчать будут.
– Куда теперь везти? – осведомился Антон.
– Домой, на Шестую Советскую, у меня кот некормленый!
Александр вышел на балкон дворца и окинул взглядом площадь.
Здесь, на главной площади Вавилона, великого, бессмертного города, выстроилась его армия, его ветераны, те, кто под его знаменами прошел по пыльным, каменистым дорогам Азии, те, кто победил сотни царей и десятки народов, чтобы создать империю, какой еще не видели люди, какой еще не видели боги.
И вот теперь они, его ветераны, устали. Они больше не хотят идти вперед, не хотят завоевывать для него новые города и страны. Мир оказался слишком велик, у него нет конца, за одним царством начинается другое, за тем – третье, десятое, сотое… человеческой жизни не хватит не только на то, чтобы завоевать все эти царства, но даже на то, чтобы обойти их все, увидеть своими глазами, отведать воды из всех рек, плодов изо всех садов…
Но он успел много, очень много! Он еще молод – но у ног его лежит половина мира… но вот на кого он оставит свою огромную империю? Кто продолжит его дело?
Александр оглянулся.
За его спиной, на том же балконе, сгрудились самые верные его соратники, его полководцы, диадохи – те, на кого он мог положиться в самую трудную минуту, те, кто не раз спасал его жизнь, защищал его своим телом от вражеского меча: – Антигон Одноглазый, могучий, решительный воин, Пердикка, преданный царю, как пес, пылкий Селевк, смешливый Эвмен, старый друг Антипатр, хитрый, расчетливый, дальновидный Птолемей…
Кто из них продолжит его дело? Кому можно доверить любимую жену Роксану и еще не родившегося ребенка? Кто из них сможет повести за собой армию?
Александр снова повернулся к площади, шагнул вперед.
– Здравствуйте, мои верные воины! – воскликнул он, оглядев нестройные ряды ветеранов.
И в ответ ему понеслись столь же нестройные крики – кто-то радостно приветствовал своего полководца, кто-то кричал, что устал и хочет вернуться домой, к своей семье.
– Наш поход закончен, – произнес Александр те слова, против которых бунтовала его душа. – Этот великий город станет отныне столицей моего царства. Тот, кто захочет поселиться здесь, получит надел земли и деньги на обзаведение, кто хочет вернуться на родину, обретет такую возможность…
На этот раз солдаты ответили ему дружными криками радости.
Поход закончен, они могут перейти к мирной, оседлой жизни, обзавестись семьями…
Крики солдат слились в дружный гул, но вдруг Александру показалось, что выше, над площадью, над городом, в лазурном небе Вавилона, напоминающем своим цветом плитку вавилонских стен, раздался странный звук, как будто в небе зазвонили колокола. В ту же секунду высоко над дворцом появилась маленькая черная точка. Она стала нарастать, темнеть…
Александр запрокинул голову, чтобы разглядеть эту точку, напряг зрение… ему померещилось вдруг посреди безоблачного неба грубо размалеванное лицо балаганного шута, скомороха с кроваво-красными губами – и вдруг словно цветная молния ударила с безоблачного бирюзового неба прямо в него, в его сердце.
Александр вскрикнул и упал как подкошенный на облицованный лазурной плиткой балкон.
Сподвижники бросились к нему, окружили, взволнованно говоря, перебивая друг друга…
Александр еще был жив. Он приподнялся на локте, протянул перед собой руку и проговорил слабым, пресекающимся голосом:
– Я оставляю… оставляю мое царство… оставляю этот золотой статир…
Он хотел произнести имя – но не успел. Глаза его закатились, рука разжалась, и на пол выкатилась золотая монета.
– Чье имя он назвал? – говорили, переглядываясь, диадохи. – Кто наследует царю?
– По праву старшинства это должен быть я, – веско проговорил Антипатр.
– При чем здесь возраст? – возразил ему Пердикка. – Александр не раз говорил, что только мне может доверить Роксану и ребенка!
– Мне он доверял больше всех! – воскликнул Эвмен, а Антигон Одноглазый, не говоря ни слова, развернулся и бросился прочь с балкона, прочь из дворца – туда, где стояли преданные ему копьеносцы.
И следом за ним все диадохи покинули балкон, устремились к своим войскам, к своим сподвижникам – они поняли, что в ближайшие часы будет решаться судьба величайшего царства на земле.
Когда все диадохи покинули своего полководца, из-за колонны выскользнул маленький черноволосый мальчик. Он огляделся по сторонам, подполз к мертвому властелину и подобрал лежащую на полу золотую монету с его изображением. Сжав монету в кулаке, мальчик прошептал:
– Кохба Мардук! – и тут же скрылся в глубине дворца.
