- Это я позвонила Инне, - ответила на его немой вопрос Настя. - Да поздоровайтесь же вы, наконец...
- Здравствуй, Инна, - насупив брови, произнес Алексей и протянул ей руку.
Инна продолжала стоять с опущенными руками. Вдруг на ее щеках появилась краска, затем рот стал расплываться в счастливой улыбке, и неожиданно она бросилась на шею к Алексею и стала покрывать его лицо поцелуями. Улыбка тут же сменилась судорожными рыданиями.
- Алеша, Алешенька, - шептала она. - Алешенька, дорогой... Ты живой, ты живой... Прости, Настенька, - обернулась она к Насте, - прости меня... Только я не могу, я больше не могу...
- Да что ты, Инночка, за что? - шепнула Настя. - Счастья вам, ребята...
Алексей почувствовал, как и на его глазах появились слезы, а в горле встал какой-то необъятный комок, мешающий ему произнести хоть слово. Инна продолжала целовать его, рыдая. И вдруг отпустила его, внимательно поглядела ему в лицо и сказала:
- Извини, я, кажется, сошла с ума, Алексей. Ты же знаешь, что тут произошло... Володя Хохлов и я... Мы собирались пожениться...
Тогда Алексей взял ее руки, снял с каждой перчатку и стал покрывать ее пальцы поцелуями. Комок в горле наконец исчез, и он сумел произнести одну фразу:
- Я люблю тебя, Инна. Прости меня за все... Я не могу без тебя жить. Никого, кроме тебя, у меня нет...
Слезы брызнули у нее из глаз, и она бросилась к нему на шею. А с портрета на надгробном камне на Алексея глядели веселые глаза Сергея Фролова. И он понимал, Сергей прощает ему и то, что произошло ночью, и его сегодняшнее счастье. Потому что друзьями люди остаются и после смерти...
Через двадцать минут они втроем сидели в машине.
- Поехали ко мне, Настя, - предложила Инна. - Отметим все это... - Она потупила глаза и бросила короткий, полный нежности взгляд на Алексея.
- Нет, Инночка, спасибо, - отказалась Настя. - Скоро мама Маринку привезет, а завтра ей рано утром в школу... Езжайте сами...
- Да мы хоть до дома тебя довезем, - предложил Алексей.
- Не откажусь, отсюда трудно добираться до Ясенева, хоть и близко.
Настю отвезли домой. Она вышла из машины и медленно побрела к подъезду. Алексей и Инна молча провожали молодую вдову взглядами. А когда за ней захлопнулась дверь подъезда, они по какой-то внутренней договоренности вышли из машины, сели на заднее сиденье и долго молча целовались...
- Как я тосковал по тебе, - сказал, тяжело дыша, Алексей.
- А я... А я... - рыдала Инна. - Как мне было плохо и одиноко...
- Но почему же ты мне не написала?
- А почему ты мне не написал?
Алексей улыбнулся, пожал плечами, и их губы снова слились в поцелуе...
Долго они так просидели. Наконец Инна сказала:
- А у меня теперь отдельная квартира.
- Я слышал... Где это?
- Недалеко. Улица Новаторов. Поехали ко мне...
Они пересели снова на передние сиденья, и Алексей тронул машину с места.
В ее уютной однокомнатной квартире Алексей сполна оценил слова Барона о том, что только тот, кто побывал за решеткой, сумеет оценить прелести обычной человеческой жизни. Ради этого дня, ради этой ночи можно было бы прожить всю предыдущую жизнь, до того он был счастлив. Они не выясняли отношения, не говорили о прошлом, они просто любили друг друга и наслаждались друг другом.
- Какой же я был идиот, - только и сумел произнести Алексей, лежа в постели.
- Это я круглая дура, Алешка, - ответила ему Инна. - Просто ревнивая дура... А она... - начала было Инна, но тут же осеклась, не желая в такую чудесную ночь говорить о плохом.
И все. Снова ласки, снова поцелуи... Потом они полуголые пили шампанское на ее уютной маленькой кухоньке.
И только утром за кофе они заговорили о прошлом.
- Да, я жила с этим негодяем Лычкиным, - сказала Инна. - Но я прогнала его еще до знакомства с тобой. А Лариса присутствовала при этом разговоре. Она стала его любовницей, а теперь его фактическая жена. Он ныне крутой, управляющий казино, - помрачнела она. - Потом он неожиданно приехал ко мне, когда тебя арестовали. Предлагал помощь.
- Адвокат принес мне в тюрьму фотографию, где были изображены ты и Лычкин в его машине, - тяжело вздохнул Алексей. - А конверт был подписан твоим почерком...
- Ах, сволочь! Сволочь, гадина, скотина! - вскочила с места Инна. - А я не могла найти тот конверт, подумала, что выбросила впопыхах. Он же зашел в комнату якобы за зажигалкой, когда я стояла в прихожей. Значит, он и взял этот конверт. А потом кто-то сфотографировал нас в его машине. Я ехала в женскую консультацию... - Ее губы скривились, она еле сдерживала слезы, вспомнив про неродившегося ребенка. - Я ведь делала аборт именно от него. И похвасталась, что снова беременна... А потом... потом меня напугали в темном подъезде... И произошел выкидыш... Сволочи, гады... Это все они... Сейчас я ему позвоню и все скажу...
Она бросилась к телефону, но Алексей подошел и положил свою ладонь на ее пальцы.
- Не надо, - тихо произнес он. - Не надо, Инночка. Это не метод. Он ответит по-другому. Как надо ответит.
Он смертельно побледнел, глаза его загорелись каким-то дьявольским огнем, и Инне стало даже страшно.
- Ты что-то задумал? - одними губами прошептала она. - Не надо, Алешка... Я боюсь за тебя...
- Не бойся, дорогая, - также еле слышно ответил он. - Ничего теперь не бойся. Все страшное у нас позади. Они посмеялись над нами, теперь пришла наша очередь посмеяться всласть...
Глава 7
Евгений Петрович Шервуд сидел, развалившись в мягком кресле, держа в руках семиструнную гитару, перебирал струны и приятным тенорком напевал романс:
- "Белой акации гроздья душистые ночь напролет нас сводили с ума..."
Напротив него сидела его новая пассия, кареглазая Лерочка. Она восторженно глядела на Гнедого и слегка подпевала.
- Как вы прекрасно поете, Евгений Петрович, - щебетала она.
- Да, по вокалу в театральном училище у меня всегда были одни пятерки. Преподаватель говорил мне, что я вполне могу стать шансонье вроде Шарля Азнавура или Леонида Утесова. Но... - вздохнул он. - Не судьба... Судьба, как видишь, готовила мне роль предпринимателя... А, честно говоря, я жалею о своей несостоявшейся актерской карьере. Что мне все это? - Он холеной рукой с многочисленными перстнями на пухлых пальцах показал интерьер роскошной гостиной с огромной хрустальной старинной люстрой под высоким потолком и картинами в золоченых рамах на стенах. - Суета, бутафория, показуха... Разве в деньгах счастье? Искусство превыше всего, Лерочка... А я теперь так далек от этого светлого безоблачного мира...
- Не так уж вы далеки, - возразила Лерочка. - У вас дома бывают такие знаменитости...
Она была права. Не далее как неделю назад Гнедой в два часа ночи позвонил известному эстрадному певцу Валерию Рудницкому и распорядился, чтобы он немедленно прибыл к нему на дачу развлекать крутую публику. Рудницкий пытался было возражать, но Гнедой грубо оборвал его, сказал, что, если не приедет, он труп, что машина уже выехала за ним и чтобы он немедленно собирался и надел русскую красную рубаху и шелковые шаровары, в которых он недавно выступал в концертном зале "Россия". Перепуганный певец вынужден был согласиться. Его привезли в особняк Гнедого, где уже гудела пьяная и обкуренная братва. Рудницкий встал посередине каминного зала и стал петь свои коронные шлягеры. Братва хлопала в такт и приплясывала. В конце вечера один из братков стал плевать на стодолларовые купюры и наклеивать их на лоб Рудницкого. И тот не мог ничего противопоставить этому и делал вид, будто вакханалия ему вполне по душе... Лерочка также присутствовала на этом "бенефисе" известного певца.
Пребывание в этом же особняке не менее известной эстрадной певицы Дианы Клинг и киноактрисы Дарьи Кареловой несколько месяцев назад было еще более драматично, учитывая пол и красоту обеих дам. После выступления и стриптиза было экстравагантное продолжение банкета со множеством весьма оригинальных участников. Карелова хотела после этой славной вечеринки обратиться в прокуратуру, но ей позвонили и вежливо предупредили, что делать этого ни в коем случае не следует, учитывая криминогенность обстановки. Так что пришлось умыться и снова продолжать беззаветно служить искусству...
- Нет, Лерочка, нет, не могу с тобой согласиться, - вздыхал Гнедой. Если бы ты знала, как я завидую тем, кто может донести до зрителей тепло своей души, свой искрометный талант. Белой, разумеется, завистью, но... тем не менее завидую... Впрочем, очень поздно, а я так сегодня устал. Пошли в опочивальню, рыбка моя... - прошептал он и прижал ее к себе.
- Евгений Петрович! - В комнату всунулась круглая голова телохранителя. - Там к вам участковый Трынкин явился. Говорит, срочное дело...
- Обалдел он, что ли, в такое время? - искренне возмутился Гнедой. Гоните его в шею... Да и не Трынкин у нас участковый, а, насколько я помню, Виктюшкин. А это какой-то шарлатан... В шею его, да собак спустите...
- Евгений Петрович, - защебетала Лерочка. - Вы же не бросите меня в такой момент, я так возбудилась... Гоните всех посетителей... Гоните... Они отнимают у нас мгновения счастья... - Она обняла Гнедого за шею и, не стесняясь присутствующих, смачно поцеловала его в губы. Гнедой совершенно разомлел и укоризненно поглядел на телохранителя, вошедшего в столь неудачный момент.
