Но выхода у нас не было. Он ушел, а я осталась с Толиком. И хотя мы ни о чем не договаривались, я была уверена, что Андрей всю эту ночь проведет под нашими окнами.
От скуки я занялась уборкой. На мое счастье, грязи в квартире было полно. Хватило и на утро. Толик очнулся только к полудню. Открыл глаза и стал облизывать пересохшие губы.
— Я эта… того… — Язык у него во рту ворочался с трудом.
— О! — Я расцвела улыбкой. — Понимаю! Ты так устал!
— А что эта… того… Что-то было? — Он посмотрел вниз и увидел, что лежит в одних трусах.
— Конечно! И как! — с энтузиазмом воскликнула я.
— Я эта… того… Как напьюсь, так… Ну ничего не помню!
— Зато я помню! Завтракать будешь? А, понимаю! Похмелиться!
Я принесла ему холодного пива. Толик, не отрываясь, вылакал бутылку «девятки» и с чувством сказал:
— Хорошая ты баба, Натаха! Всю жизнь о такой мечтал! Ты давай эта… того… Переезжай сюда!
— Мне надо бы благословения спросить, — потупилась я, словно новобрачная.
— Не понял?
— Родители мои умерли, но у меня есть брат. Вроде как он за меня отвечает.
— Так эта… Здорово же! Тащи сюда брательника! Поляну накрою.
— Он живет в деревне, под Москвой. Километрах в ста, — скромно сказала я. — Но у меня есть машина.
— Ты машину водишь? — с удивлением посмотрел на меня Пенкин. — Во баба!
— Так мы поедем в выходные к моему брату?
— Спрашиваешь! А еще пиво есть?
— Спрашиваешь! И омлет.
— Чего-о?
— Яичницу, говорю, сейчас пожарю.
— Вот это жизнь! — он обвел мутным взглядом прибранную комнату и с чувством сказал: — Эх!
Так я купила простачка Толика. За омлет, рассказы о том, какой он супер в постели и две бутылки пива. Каюсь. Но не забывайте: наше знакомство началось с того, что он хотел меня ограбить.
В субботу мы ехали на дачу. Назвав Андрея братом, я беспрепятственно могла ему названивать. Сверяться по времени. Он ушел-таки на площади от своих преследователей и «засветился» в деревне, у соседей. Когда мы с Толиком подъехали к дому, было уже темно. Так и было задумано. Машину оставили на дороге, подальше от дома, я сослалась на то, что дорога в деревне не расчищена. Толик верил всему как младенец. Видимо, потому, что был не слишком трезв. Я постоянно подогревала его чувства. Спиртным и нежными взглядами. Но он был не прочь и добавить.
Андрей встретил нас как подобает брату. И сдержанно заключил меня в братские объятия. Толик ничего не заподозрил. А потом… Мы сидели, пили. Вернее, пил Толик, а мы закусывали. И делали вид, что пьем. Как это произошло, я не видела. Андрей щадил мои чувства. Я вернулась с кухни, неся нарезанный хлеб, и увидела, что Толик сидит, уронив голову. Его светлые волосы измазаны шпротным маслом.
— Что это с ним? — спросила я. — Он пьян?
— Он мертв, — спокойно сказал Андрей.
— Как тебе это… — Я осеклась. Господи, кого я спрашиваю?!
На Толике не было ни крови, ни синяков. Ни видимых глазу повреждений. Он просто сидел, уронив голову в шпроты. Видимо, Андрей передавил какую-то жизненно важную артерию и перекрыл Пенкину кислород. Тот перестал дышать и умер. Я старалась думать в таком ключе. Это был юмор висельника. Видимо, я была при этом так бледна, что Андрей резко сказал:
— Сядь. Отдышись. Но учти: у нас мало времени. Очень мало, — тихо добавил он.
И я взяла себя в руки. Сделала несколько глубоких вдохов, чтобы прошла тошнота, и сказала:
— Поторопимся.
Мы оставили тело в таком положении. Я на всякий случай прибрала стаканы. Что касается прочих следов нашего с Андреем пребывания в доме, то огонь все уничтожит. Он велел мне идти в машину, а сам занялся баллоном с газом. Уже сидя в машине, я слышала, как рвануло. Посмотрела на дом. Он полыхал. Андрей бежал к машине.
— Поехали, — сказал он, упав на переднее сиденье.
Несколько раз он оглянулся на пылающий дом. Потом размеренно сказал:
— Пожарные приедут к утру.
— Ты шутишь?
— А ты знаешь, сколько до города? Шучу. Не к утру, конечно. Но… Все выгорит дотла, можешь не сомневаться. Дом древний, повсюду дерево. Они найдут обгоревший труп, который невозможно будет опознать. У него на шее мой крестик.
Вот так умер и он. Андрей Орлов. Соединившись на небесах с Галей Зайкиной. Анатолий Пенкин и Наталья Чусова возвращались домой.
Все было как положено. Даже некролог в местной газете. Из него я узнала, что весь коллектив школы скорбит по Андрею Алексеевичу Орлову. А его останки похоронены на кладбище в Митино. На следующий день мы провернули операцию «драка». Это было не так сложно. Хотя когда его били, я не выдержала и закрыла лицо руками. Вот это был ад. Который вновь начинался. Я вызвала «скорую» и вместе с ним поехала в больницу. А на следующий день к Арону Марковичу.
— Имейте в виду, это последняя моя операция, -предупредил он. — Разрешение на выезд наконец получено. Если вы захотите проконсультироваться, как идет заживление, то вам придется ехать в Израиль. Я смогу навестить его пару раз, не больше.
— Ничего, мы справимся, — заверила я хирурга.
Хорошо, что нынешние врачи уже не настаивают на лечении в стационаре. Напротив, практикуется принцип: дома и стены помогают. А врач может приехать и на квартиру. Если у пациента есть средства. Арон Маркович, как и обещал, пару раз к нам заехал. Во время второго визита снял швы и распрощался. И ничему не удивился. Тому, что мы сменили квартиру, что обстановка убогая — несмотря на это, мы заплатили за операцию огромные деньги.
В общем, с лицом мы разобрались. Андрей был абсолютно здоровым, физически сильным мужчиной, и заживало на нем все еще быстрее, чем на мне. Единственное, чем он мучился, это бездельем. Я к тому времени, напротив, занялась бизнесом. Мне в собственность был приобретен салон красоты. Я уходила на работу, где разбиралась с бумагами, а он лежал целыми днями и напряженно о чем-то раздумывал. Наконец сказал:
— Галя, мне надо сесть в тюрьму.
— Ты с ума сошел! — взвилась я.
— Как ты не понимаешь: меня будут искать. И Пенкина тоже.
— Это еще почему?
— Потому что он вор. Я не сомневаюсь, что в милиции лежит с десяток заявлений от потерпевших. О краже мобильных телефонов. Это тебе повезло, что он тебя не ограбил.
— Его никогда не поймают, — уверенно сказала я.
— Ошибаешься. Он дурак, он наследил. И потом… Я должен добраться до Кошкина. Пока ты была на работе, я смотрел криминальные новости. Убийцу супругов Конановых задержали. Что и следовало ожидать. Я видел, как делали обыск в квартире Кошкина. Сейчас он дает показания. Я должен сесть.
— Ну, сядешь ты. Не факт, что вы встретитесь.
— Шанс есть. Преступления совершены в одном округе. Во-первых, мне надо завоевать авторитет. Я буду бузить, драться. Загремлю в карцер. Меня наверняка будут переводить из одной камеры в другую. Можно затеять игру со следователем. Поторговаться. Галя, Анатолий Пенкин должен сесть. Это выход для нас. Тюрьма — лучшее место, где можно спрятаться. Я выйду оттуда чистым Пенкиным. С чистой биографией. Все мои документы будут должным образом выправлены. И тогда мы будем жить долго и счастливо.
— С ума сошел! — повторила я. — Тебя же будут допрашивать! Выдать себя за другого человека -это же так сложно!
— Ты сомневаешься в крепости моих нервов? -усмехнулся он.
— Меня-то пожалей, — взмолилась я. — Ну как я без тебя?
— У тебя есть деньги, — спокойно сказал он. -Много. Купишь квартиру. Салон тебя прокормит. Галя, я не могу тобой рисковать. Меня какое-то время будут искать. Найдут меня — поймут, что ты все знаешь. И тебе тоже не жить. Разделимся. Несколько лет выждем. А потом…
— Нет. Я не могу. — Я заплакала. Все-таки гормоны взяли свое. Беременная Галя Зайкина была уязвима.
Зато он был неумолим. Я уже поняла, что спорить с ним бесполезно. Кто-то должен принести себя в жертву. Но самое страшное было потом. Я задавала вопросы, он отвечал. Как Пенкин. С голосом кое-как разобрались, манеру говорить «под Пенкина» он вскоре усвоил.
— А почерк? — спросила наконец я.
— Ты поняла. — Он посмотрел на свою правую руку и несколько раз сжал и разжал пальцы. — Пока ты была в машине… В день, когда случился пожар. Я сличил татуировки. Они немного промазали, в салоне тату. Буквы не совпадают. Если найти его фотографии…
— И что же делать?
— Мне надо сломать пальцы.
— Ты с ума сошел!
— Тогда и изменившийся почерк можно объяснить.
Потом… Он взял молоток и взвесил его в руке.
— Что ты собираешься делать? — непонимающе спросила я.
— Что-что? Ударить! — рассмеялся он.
— Андрей! — Я вцепилась в его руку. — Не смей себя калечить!
— Заживет как на собаке.
— Но ты же не… Не сможешь больше стрелять. Я имею в виду, так точно.
— А может, я этого больше и не хочу? Поставим точку.
