что не должен был, – спокойно ответил Исайя. – Закономерность видишь, если подозреваешь, что она там есть. Люди, стоящие на пути у Винсента Блейка, никогда не задерживались там долго. Происходили несчастные случаи. Люди исчезали. Никто ничего не мог доказать. Ничего, что указывало бы на Блейка, но, как только я увидел закономерность, я уже не мог ее не замечать. Я понял, на кого я работаю.
Мы пришли сюда отчасти для того, чтобы узнать, на что способен Винсент Блейк. И я узнала это.
– Поэтому я ушел. Я взял заработанные деньги – и в этот раз сохранил их – и купил это место, чтобы мне больше никогда не пришлось вновь работать на Винсента Блейка или Тобиаса Хоторна.
То, что случилось с Исайей, не было правильным. Ничего из этого не было правильным.
Ребекка и Тея вернулись. Без Ксандра.
– Дальше по улице есть пончиковая, – сказала мне Ребекка, запыхавшись. – У нас ситуация с двенадцатью пончиками с желе и со сливками.
Я вновь посмотрела на Исайю.
– Кажется, ты нужна там, – сказал он, спокойно возвращая свое внимание к машине, над которой он работал. – Я буду здесь.
Ребекка и Тея привели в меня к пончиковой, я зашла, а они остались ждать снаружи. Ксандр сидел за столиком в одиночестве и складывал пончики башней. Я насчитала их пять штук.
– Узрите! – воскликнул Ксандр. – Падающая башня из пончиков с баварским кремом!
– Где остальные семь? – спросила я, понимая намек не торопить его.
Ксандр покачал головой:
– Я сожалею о стольких вещах.
– Ты только что буквально прикончил еще пончик, – отметила я.
– Я бы ни за что не пожалел этот пончик, – решительно заявил Ксандр.
Я смягчила голос:
– Ты только узнал, что семья Хоторнов подделала результат ДНК-теста, чтобы вычеркнуть отца, который хотел быть рядом, из твоей жизни. Нормально чувствовать гнев, опустошение или…
– Я не особо хорош в гневе, а опустошение больше подходит людям, которые замедляются на достаточно долгий срок, чтобы позволить своему мозгу сосредоточиться на печали. Мой опыт в большей степени стремится перпендикулярно к центру диаграммы Венна между необузданным энтузиазмом и бесконечным…
– Ксандр, – я потянулась через стол и положила свою руку поверх его. Какое-то время он просто сидел и смотрел на наши руки.
– Ты знаешь, что я люблю тебя, Эйвери, но я не хочу говорить с тобой об этом. – Ксандр вытянул свою руку из-под моей. – Я не хочу быть обязан объяснять тебе то, что не хочу объяснять тебе. Я просто хочу доесть этот пончик, а затем его четырех лучших друзей-пончиков и поздравить себя с тем, что, скорее всего, меня не стошнит.
Я больше ничего не сказала, а просто осталась сидеть рядом с ним, пока в поле моего зрения не появился Орен. Он наклонил голову вправо. Нас с Ксандром заметили – местные жители, предположила я, но, когда дело касается семьи Хоторнов и наследницы Хоторна, ничего не остается местным надолго.
* * *
Мы вернулись в мастерскую Исайи.
– Ты хочешь подождать снаружи? – спросила я Ксандра.
– Нет. Я просто хочу, чтобы ты дала мне тот металлический диск, – ответил Ксандр. – Предполагаю, он у тебя с собой?
Он был прав, и я протянула ему диск, потому что прямо сейчас я бы сделала все, что бы Ксандр ни попросил.
Он открыл дверь и медленно подошел к машине, над которой работал Исайя.
– Мне нужно спросить вас о двух вещах. Первое: что думаете насчет машин Руба Голдберга?
– Не собрал ни одной. – Исайя встретился взглядом с Ксандром. – Но я считаю, в них должны быть катапульты.
Ксандр кивнул, принимая ответ.
– Второе: вы когда-нибудь видели что-то вроде этого? – Он протянул диск Исайе, они двое возвышались над всеми присутствующими.
Исайя взял у Ксандра диск.
– Черт возьми, где вы, дети, его взяли?
– Вы знаете, что это, – с блеском в глазах сказал Ксандр. – Это какой-то артефакт?
– Артефакт? – Исайя покачал головой, возвращая диск Ксандру, который, в свою очередь, отдал его мне. – Нет. Это визитка мистера Блейка. Он называл это семейной печатью.
Я подумала о сургучной печати на конверте с последним сообщением, на которой был изображен тот же символ.
– Мне кажется, у него было сколько, пять таких монет? – продолжил Исайя. – Если у тебя была одна из печатей, значит, ты получил благословение Блейка играть в его империи так, как тебе хотелось, – пока не вызовешь его недовольство. Если такое происходило, ты лишался печати, а вместе с ней статуса и власти. Так Блейк держал свою семью на коротком поводке. Каждый человек, у которого была капля его крови или крови его умершей жены, прикладывал все усилия для того, чтобы заполучить одну из печатей.
Я обдумала его слова.
– Только семья?
– Только семья, – подтвердил Исайя. – Племянники, внучатые племянники, двоюродные племянники.
– Что насчет сына Блейка? – спросила я. Прабабушка упоминала сына.
– Я слышал, что у него был сын. Но он ушел за много лет до того, как я начал работать на Блейка.
Блудный сын, внезапно подумала я, адреналин хлынул по моим венам.
– Что вы имеете в виду, говоря, что сын Винсента Блейка ушел?
– Именно это я и имею в виду. – Исайя пристально посмотрел на меня. – По какой-то причине его сын ушел и не вернулся. И в том числе это делало печати такими ценными. Прямого наследника семейного состояния нет. Ходили слухи, что, когда Блейк умрет, любой, у кого есть это, – Исайя кивнул на диск, – получит долю наследства.
Исайя сказал, что было пять печатей. Это означало, что диск, который я держала в руке, стоил где-то около ста миллионов долларов. Я подумала об инструкции, которую оставил Тоби моей матери насчет обращения к Джексону, если ей что-нибудь понадобится. Ты знаешь, что я оставил там, написал он. Ты знаешь ему цену.
– Более двадцати лет назад Тоби Хоторн украл его у своего отца. – Я уставилась на печать, на концентрические кольца. – Но почему у Тобиаса Хоторна была одна из печатей семьи Блейка? Блейк точно не собирался оставлять пятую часть своего состояния миллиардеру, который его предал.
Исайя пожал плечами, но в этом было что-то жесткое, как будто он отказывался давать Тобиасу Хоторну или Винсенту Блейку хоть какое-то пространство в своих мыслях.
– Я рассказал вам все, что знаю, – отрезал он. – И мне нужно вернуться к работе. – Его взгляд скользнул к Ксандру. – Если только…
На мгновение в его голосе послышалась та же неуверенность, что была у Ксандра, когда я спросила того о досье на его отца.
