– Мисс Рафферти, вы сообщили адрес квартиры, за которую я предположительно плачу. Когда вы в нее въехали?
– В декабре, незадолго до Рождества.
– А не припомните, когда мы с вами впервые встретились?
– Позже. Вроде в марте или в апреле.
– И как так вышло, что, по-вашему, я оплачивал вам квартиру, даже не зная о вашем существовании месяца три-четыре после того, как вы в нее переехали?
– Вы знали другого адвоката, который меня и перевез.
– И что это за адвокат?
– Слай. Мистер Фулгони.
– Вы имеете в виду Сильвестра Фулгони-младшего?
– Да.
– То есть вы утверждаете, что Сильвестр Фулгони-младший вместе со мной представляет мистера Лакосса?
В этот момент я показал на своего клиента, а вопрос задал со сдержанным изумлением в голосе.
– Ну, нет, – ответила Трина.
– Тогда чьи интересы он представлял, когда предположительно перевез вас в эту квартиру?
– Гектора Мойи.
– Зачем мистер Фулгони перевез вас в эту квартиру?
Форсайт запротестовал, на том основании, что и Фулгони, и дело Мойи не существенны для данного процесса. Я, конечно, придерживался противоположного мнения в своем ответе, вновь сославшись на то, что представляю альтернативную теорию. Судья отклонила протест, и я повторил вопрос.
– По той же причине, – ответила Трина. – Он хотел, чтобы я сказала, что, по словам Глории Дейтон, агент Марко просил ее подбросить пистолет в гостиничный номер Мойи.
– То есть вы утверждаете, что такого не было и мистер Фулгони все выдумал?
– Верно.
– А разве пару минут назад вы не говорили, что никогда не слышали про агента Марко? Теперь же получается, что мистер Фулгони просил вас дать против него показания.
– Я не сказала, что никогда о нем не слышала. Я сказала, что никогда с ним не встречалась и никогда ему ни на кого не доносила. Согласитесь, есть разница, – грамотно поддела она.
Я кивнул:
– Мисс Рафферти, вам звонил кто-нибудь или навещал за последние двадцать четыре часа после сотрудника полиции?
– Нет, насколько мне известно, нет.
– А кто-нибудь пытался принудить вас дать свидетельские показания в том виде, в котором вы их дали сегодня?
– Нет, я всего лишь говорю правду.
Я показал присяжным все, что мог, даже если ответы были даны в форме отрицаний. Я надеялся, что они интуитивно почувствуют, что Трина Рафферти лжет и что солгать ее вынудили. Решив, что дальнейший допрос слишком рискован, я его закончил.
Возвращаясь на свое место, я прошептал Лэнкфорду:
– Где твоя шляпа?
И прошел вдоль ограждения до Сиско.
– Уиттена видел?
– Еще нет, – покачал он головой. – Что делать с Триной?
Я обернулся. Форсайт не стал снова проводить перекрестный допрос, и судья отпустила Рафферти со свидетельской трибуны. Утром от дома ее забрал Сиско и провез три квартала до здания суда.
– Отвези ее обратно. Посмотри, может, что и скажет.
– Я должен быть с ней любезным?
Я задумался. Я осознавал, на что могли пойти такие люди, как Марко и Лэнкфорд: как могли угрожать, как могли надавить. И если присяжные это почувствуют, тогда ее финт на свидетельской трибуне окажется более ценным, чем просто правдивые показания.
– Да, будь любезен.
Через плечо Сиско я заметил, как в зал вошел детектив Уиттен и занял место в заднем ряду. Он появился как раз вовремя.
Детектив Марк Уиттен, как главный следователь по делу об убийстве Глории Дейтон, присутствовал на большинстве судебных заседаний и частенько занимал место рядом с Лэнкфордом. Однако я не заметил, чтобы эти двое действовали как партнеры. Казалось, Уиттен держится особняком, а Форсайта, Лэнкфорда и людей, связанных с судебным процессом, почти сторонится. Я вызвал Уиттена в качестве своего следующего свидетеля, хотя он уже давал показания во время стадии обвинения. Форсайт с его помощью представил кое-какие улики, например, видеозапись беседы с Лакоссом.
На тот момент я ограничил свой перекрестный допрос аспектами, касающимися той видеозаписи, и повторял многие вопросы, которыми засыпал свидетеля в течение неудачного слушания по ходатайству об исключении улик. Я хотел, чтобы присяжные услышали, как свидетель отрицает, что Лакосс был подозреваемым на тот момент, когда Уиттен с напарником постучали в его дверь. Я знал, что никто ему не поверит, и надеялся посеять зерно недоверия к официальному расследованию, которое на стадии защиты даст свои плоды.
Я оставил за собой право вызвать его в качестве свидетеля, и теперь пришел черед использовать этот шанс. Уиттен, который в свои сорок пять уже двадцать лет отпахал на этой работе, был опытным свидетелем. Вел он себя сдержанно, факты излагал бесстрастно. Ему хватало выдержки не выказывать к стороне защиты враждебности, чем грешат многие копы; это он приберегал для моментов, когда не видят присяжные. Задав пару предварительных вопросов, чтобы напомнить присяжным о его роли в этом деле, я перешел к нужным мне аспектам. Работа адвоката заключается в том, чтобы выстроить основания для улик и точек зрения, которые вы хотите представить. Для этого мне и понадобился Уиттен.
– Детектив, когда вы давали показания на прошлой неделе, то подробно описывали место преступления и то, что там нашли. Верно?
– Да.
– У вас была опись места преступления и того, что было там найдено. Верно?
– Да.
– Там были вещи, которые принадлежали жертве?
– Да.
– Не могли бы вы сейчас обратиться к тому списку?
С разрешения судьи Лэнкфорд принес папку с материалами по делу об убийстве. Если бы Уиттена вызвала сторона обвинения, он, естественно, притащил бы на свидетельскую трибуну толстенную пачку всевозможных документов по расследованию. Но его вызвал я, и документы на трибуну он не принес – такой легкий проблеск враждебности, которую он столь искусно скрывал.
Просмотрев копию списка, полученную на стадии обмена документами, я продолжил:
– В представленном списке я не нашел мобильного телефона. Все верно?
– Сотовый телефон с места преступления изъят не был. Все верно.
– А разве мистер Лакосс вам не объяснял, что ранее в тот вечер он разговаривал с жертвой по телефону и что тот разговор и стал причиной того, что он пошел к ней домой лично?
– Да, именно так он и сказал.
– Но в квартире телефон не обнаружили?
– Правильно.
– А вы или, может, ваш напарник не пытались найти объяснение такому противоречию?
– Мы предположили, что убийца забрал телефоны, чтобы замести следы.
– Вы говорите «телефоны». То есть был не один телефон?
– Да, мы установили, что жертва и обвиняемый для ведения бизнеса использовали и другие одноразовые телефоны. У жертвы также был сотовый для личного пользования.
– Не могли бы вы объяснить присяжным, что такое одноразовый телефон?
– Это дешевый телефон с ограниченным количеством минут. Когда время израсходовано, его выбрасывают, хотя иногда можно пополнить баланс, внеся определенный платеж.
– Ими пользовались, потому что если телефон выбросили, то следователям сложно добыть записи звонков?
– Именно.
– Таким образом мистер Лакосс и мисс Дейтон поддерживали связь в ходе работы, верно?
– Да.
– Но после убийства ни один из телефонов не был найден в той квартире, верно?
– Верно.
– Вы также упомянули, что у жертвы был сотовый для личного пользования. Поясните, пожалуйста.
– Это был ее личный айфон, который она использовала для звонков, не связанных с эскорт-услугами.
– Этот айфон тоже исчез после убийства?
– Да, мы его так и не нашли.
– И вы считаете, что телефон забрал убийца?
– Да.
– Почему вы так решили?
– На наш взгляд, убийца ее знал, и они, возможно, общались по телефону. Наверное, его имя и номер были в списке контактов. Поэтому убийца предусмотрительно забрал все телефоны, чтобы его нельзя было по ним отследить.
– И телефоны не нашли?
– Не нашли.
– Вы обратились в телефонную компанию и запросили перечень звонков с этих телефонов?
– Мы запросили звонки с айфона, потому что нашли в квартире несколько счетов и узнали номер. Однако одноразовые трубки исчезли, и запросить информацию по ним – когда нет ни телефонов, ни номеров – не представлялось возможным.
Я задумчиво кивнул, словно впервые об этом услышал, и глубже осознал, с какими трудностями столкнулся в этом деле Уиттен.
– Понятно. Итак, возвращаясь к айфону. Вы нашли звонки от мистера Лакосса, или, может, с айфона звонили ему?
– Нет, не нашли. И с айфона ему не звонили.
– Вы нашли какие-нибудь важные звонки? Может, какие-то бросались в глаза?
– Нет, ничего такого.
Здесь я взял паузу и сделал вид, что смотрю в свои записи. Я хотел, чтобы присяжные решили, будто последний ответ детектива меня озадачил.
– В записях, что вы запросили, были все входящие и исходящие звонки с этого телефона?
– Да.
– Даже местные?
