– А кто его убил? – запальчиво спросила Ленская. – Да еще так странно, как будто волки растерзали. Это в центре большого города, в закрытой машине!
– Тут я сам в догадках теряюсь, – пробормотал начальник, – ну, может, эксперты что-то скажут…
– Так я и говорю, что дело это темное, – обрадованно заговорила Ленская, услышав неуверенность в голосе начальника, – и доказательств, что этот Филимонов – «Питерский душитель», никаких нету!
– Как это – нету? – всполошился начальник. – Как это – нету? А моток веревки шелковой – это тебе не доказательство? А фотография задушенной старухи?
– А что старуха? – агрессивно наступала Ленская. – Вот если бы он всех задушенных женщин наснимал – тогда это можно было бы считать доказательствами! А старуха – может, она вообще не по тому делу проходила…
– Ага, заказное убийство, – ехидно заметил начальник, – и кому, по-твоему, понадобилось нищую старушку заказывать? Ну, скажи на милость, кому она мешала? Имущества у нее – только квартирка маленькая в обычном доме, секретов правительственных она не знала, в криминале никаком не замешана. Вот ты, кстати, выяснила, кто была последняя жертва – молодая женщина?
– Еще не успела, – стушевалась Ленская, – но остальные…
– Что – остальные? – загремел начальник. – Чтобы я больше никаких сомнений не слышал! Дело это, сама сказала, темное, необычное, так разберемся. Главное – что мы убийцу обнаружили, а там уж следствие все вопросы разрешит. И ты не сомневайся насчет «Питерского душителя» – он это! А что снимков нету – так, может, он фотографировал только те убийства, что совершал по заказу, а женщин душил для развлечения, для души, уж извини за каламбур!
Ленская хотела сказать, что тогда не укладывается в общую схему несчастная старушка Амалия Антоновна, но, учитывая настроение начальника, решила промолчать: как известно, спорить с начальством – себе дороже обойдется.
– Вот что я тебе скажу, Александра, – продолжал начальник более доброжелательно, – иди-ка ты домой. Ты свое дело сделала, хорошо потрудилась, дальше мы уж сами как-нибудь… А ты отдохни, отгул на завтра возьми, поспи, подлечись, спину погрей, горло ромашкой пополощи, что там еще у тебя болит… В общем, чтобы я завтра тебя на работе не видел, поняла?
– Поняла, – вздохнула Ленская, вставая.
Проснулась майор Ленская поздно. Накануне вечером зашла соседка и натерла ее ноющую поясницу какой-то пахучей едкой мазью. Спалось крепко, однако от едких испарений и жары началось раздражение на подбородке, на груди и на шее. Взглянув в зеркало на ставшую буквально малиновой кожу, Ленская только охнула и отвернулась.
Однако позавтракать ей удалось, сидя за столом, как все люди. Ленская пыталась заняться домашними делами, но это всегда плохо у нее получалось. Не было у нее к этому ни склонности, ни способностей. Она походила по квартире, даже включила телевизор – ничто не помогало, ее терзало внутреннее беспокойство. И только во второй половине дня, когда осеннее солнце уже упорно клонилось к горизонту, она поняла причину своего волнения.
Она волновалась за сов – да-да, тех самых сов, оставшихся без присмотра в доме профессионального убийцы Филимонова. В суматохе никто о них, конечно, не позаботился. В подвале работали эксперты, потом закрыли сарай и ушли, предварительно все опечатав. Возможно, сегодня кто-то там и есть, но люди заняты своей непосредственной работой и до птиц никому нет дела. А ведь они могут погибнуть от голода и жажды! Представив себе укоризненный взгляд профессора из Зоологического музея, а также красавицу полярную сову, лежащую в клетке при последнем издыхании, майор Ленская засобиралась в поселок. Нужно обязательно что-то делать – «зеленых», что ли, вызвать или попытаться пристроить осиротевших птиц к тому же Станишевскому из Пушкина. Птицы ценные, возможно, он их возьмет.
Машину для такого дела ей никто не даст, к тому же сегодня у нее формально выходной. Да и неудобно беспокоить начальство по поводу сов – еще скажут, что майор совсем рехнулась. Тут людей убивают пачками, а она за птичек волнуется! Придется ехать на электричке.
Ленская оделась потеплее – дело к вечеру, осенние ночи холодные, простуда ей ни к чему. Горло замотала шарфом, чтобы не видно было раздражения. Однако шерстяной шарф немилосердно кусал и так раздраженную кожу, и все та же сердобольная соседка обвязала ее шею беленьким платочком, а уж потом сверху накинула шарф. Стало гораздо комфортнее.
Ленская надела утепленную куртку с капюшоном на случай дождя, удобные ботинки и, посмеиваясь про себя, сунула в карман электрошокер. Служебный пистолет у нее был, но хранился в сейфе в кабинете – носить его с собой не было нужды, а дома оставлять – себе дороже, еще залезут в квартиру и украдут, потом не оправдаешься, замучаешься объяснительные писать. Да и стрелять толком она не умеет, даже начальство согласилось, что не ее это дело.
Когда она сошла с электрички на нужной станции, солнце зашло и удивительно быстро наступили сумерки. Это и хорошо, подбадривала себя Ленская, совам будет легче, они как-никак ночные птицы. Потому что, по зрелом размышлении в холодном вагоне электрички, она решила птиц просто отпустить. «Зеленых», конечно, не подпустит к дому милиция, все же там еще много работы, дом опечатан, так что посторонним там делать нечего. Если же вывозить сов, то сперва нужно добиваться специального разрешения, да согласится ли еще тот хозяин птичника из Пушкина? Если честно, то она, Ленская, на месте этого Станишевского не стала бы связываться с подозрительными птицами, проходящими по делу об убийствах.
Так или иначе, на всю эту бумажную волокиту уйдет много времени, не может же она ездить в этакую даль каждый день птичек кормить? И что они едят? Ленская обреченно вспомнила, что совы едят только живую пищу, а стало быть, нужно добывать где-то живых мышей. Ну уж нет! Друзья и коллеги знают, что у нее, майора Ленской, за внешностью унылой болезненной тетки скрывается железный характер, но живые мыши – это чересчур!
Нога, к счастью, не болела, так что полкилометра от станции до поселка Ленская прошла довольно быстро. Стемнело, но небо оставалось светлым, даже звезд еще не было видно. Фонари в этом поселке горели только на перекрестках, так что Ленская, подслеповато щурясь, все же видела перед собой дорогу.
Дом стоял в стороне, пустой и темный. Ленская иного и не предполагала, очевидно, сотрудники управились до темноты и уехали в город. Что ж, тем лучше, никто не узнает, что она тут была, в противном случае ей не избежать насмешек и расспросов.
Разумеется, совешник был заперт, но Ленская кое-чему научилась у своих бравых подчиненных. Она затратила на возню с отмычкой гораздо больше времени, но все же эффект был положительный: дверь открылась без шума и скрипа.
И сразу же послышалось тревожное уханье и шум.
– Проголодались, – усмехнулась Ленская, – соскучились… Не явится больше ваш хозяин, мышей не принесет. Придется вам на самообслуживание переходить, если не разучились. Ничего, голод не тетка…
Она разговаривала вслух, чтобы подбодрить себя – было очень неуютно в пустом доме в компании голодных хищных птиц.
Однако не в характере майора Ленской было отказываться от задуманного, как уже говорилось, она обладала фантастическим упорством и всегда доводила начатое дело до конца.
В полутьме на нее смотрели шесть пар круглых глаз. Смотрели очень недоброжелательно, можно сказать – злобно. А возможно, Ленской так показалось. Две серых неясыти, мохноногий сыч, сова-сплюшка, ушастый филин и белая полярная сова.
Филин захлопал крыльями и заухал, остальные птицы тоже заволновались, одна полярная красавица сидела смирно и глядела грустно, как царевна Несмеяна в тереме.
Ленская раскрыла клетки, едва успев отскочить в сторону от рассерженного филина, затем распахнула все двери. Птицы и не думали вылетать. Филин нахохлился и замолчал, сыч забился в самый дальний угол, сова-сплюшка прикрыла глаза.
– Вот что, дорогие мои, – сказала Ленская решительно, – надо выбираться на волю. Уж извините, теперь каждый сам за себя. Решайтесь! Я не могу тут с вами до ночи сидеть. И дверь открытой оставить тоже не могу – с меня спросят.
Ленская подошла к клетке белой совы и сказала с удивившей саму себя нежностью:
– Милая, ты же совсем недавно жила на свободе. Неужели все забыла? Смелее, сейчас снаружи темно, твое время. А за ночь ты успеешь улететь далеко и очень скоро доберешься до своей любимой тундры. Ну же, решайся!
Сова не шелохнулась. Две серые неясыти переглянулись и переступили лапами. Ленская вздохнула и вышла из совешника.
Во дворе, как уже говорилось, не было ни кустика, ни клумбы, ни деревца, он был покрыт каменной плиткой. Скамейки тоже не было. Ленская прислонилась к стене сарая и стала ждать.
Через некоторое время за дверью послышался шорох и цокот – сова неуверенно преодолевала порог. И вот Ленская ощутила на своей щеке дуновение ветра, и на фоне светлого еще небе мелькнула тень огромной птицы – полярная красавица решилась первой. Следом в дверь вылетала пара неясытей, мелькнул сыч, за ним сова-сплюшка и, наконец, показался филин. Он далеко не улетел, уселся на заборе и поглядел на Ленскую очень недовольно.
