Четыре часа спустя, в золотистом свете клонившегося к закату солнца, Эстер стояла возле Серпантина в Гайд-парке и следила за рябью на поверхности воды. Малыш запускал игрушечный кораблик под присмотром няни в простеньком платье и крахмальном кружевном капоте. Держалась няня прямо, как солдат на параде. Проходивший мимо трубач полкового оркестра взглянул на нее с восхищением.
За деревьями вдоль Роттен-роуд проехали верхом две леди. Кони лоснились, позвякивала сбруя, копыта глухо ударялись о землю. Через мост Найтсбридж прогремел экипаж, направляющийся в сторону Пиккадилли.
Эстер услышала шаги Монка раньше, чем увидела его. Когда она обернулась, он был уже близко. Они стояли в ярде друг от друга. Взгляды их встретились. Глаза Монка ничем не выдавали его волнения, но она-то знала, что его тревожит.
Эстер заговорила первой:
— Имогена обратилась к вам сразу после смерти отца. Она надеялась, вам удастся доказать, что это не самоубийство. Семья несла утрату за утратой. Сначала погиб Джордж, потом выстрелил в себя папа. Полиция любезно допускала возможность несчастного случая, но все считали, что отец стрелял умышленно, ведь перед этим он почти полностью разорился. Имогена пыталась спасти Чарльза и мою мать от позора.
Эстер приостановилась, собираясь с силами.
Монк стоял неподвижно и не перебивал, за что Эстер была ему очень благодарна. Кажется, он понимал, что ей непросто говорить на эту тему.
Эстер перевела дух и продолжила:
— Следующей была мама. Жизнь для нее утратила смысл. Смерть младшего сына, потеря почти всех денег, наконец, самоубийство мужа, не говоря уж о позоре… Она умерла через десять дней — не вынесло сердце.
Эстер снова была вынуждена замолчать.
Монк не проронил ни слова — просто взял Эстер за руку. Ободряющее пожатие сильных пальцев немного ее успокоило.
Вдалеке бегала собачка, мальчишка гонял обруч.
— Имогена обратилась к вам без ведома Чарльза — он бы ни за что на это не согласился. Поэтому она ни о чем вам не напоминала, она же не знала, что вы потеряли память. По ее словам, вы подробно расспрашивали ее о событиях, предшествовавших папиной смерти, а позже задали вопрос о Джосселине Грее…
Вдоль Роттен-роуд легким галопом проскакали еще два всадника. Монк все еще держал Эстер за руку.
— Она сказала мне, что Джосселин Грей нанес нам первый визит в марте. Раньше мои родные ничего о нем не слышали, и его появление было для них неожиданностью. Пришел он вечером. Вы никогда его не видели, но он и в самом деле был очень обаятелен. Это запомнила даже я, хотя общаться с ним в госпитале мне было некогда. Помню, что он быстро сходился с другими ранеными и писал за них письма домой, если сами они были уже не в состоянии это сделать. Стойкий был человек. Хотя рана его была по сравнению с другими не так уж и серьезна, а дизентерии и холеры ему посчастливилось избежать.
Чтобы не привлекать внимания прохожих, они рука об руку медленно двинулись по дорожке.
Эстер описывала Джосселина Грея, в сопровождении капрала переступающего порог, чтобы сесть на корабль, отплывающий в Англию.
— Ростом он был чуть выше среднего, — сообщила она. — Стройный, белокурый. Думаю, после ранения он так и остался хромым. Появившись у нас, он представился, сообщил, что он младший брат лорда Шелбурна, служил в Крыму, получил отставку по инвалидности и что его хромота была единственной причиной, не позволившей ему нанести визит раньше.
Она взглянула на Монка и прочла в его глазах немой вопрос.
— Он рассказал, что познакомился с Джорджем перед битвой на Альме, в которой Джордж и погиб.
Естественно, вся семья приняла Грея радушно. Мама тяжело переживала смерть Джорджа. Все знают, отправляя сына на войну, что он может не вернуться, и все-таки втайне надеются на лучшее. Папа перенес утрату более стойко, но вот мама… Джордж был младшим, и она любила его сильнее, чем остальных. Он был… — Эстер помедлила, борясь с нахлынувшими воспоминаниями детства. — Он был похож на папу: та же улыбка, такие же волосы, только чуть темнее. Он очень любил животных, был прекрасным наездником. Ничего удивительного, что он попал в кавалерию… Конечно, при первой встрече они не стали расспрашивать Грея о Джордже — это было бы неприлично! Они попросили его прийти еще раз…
— И он пришел? — впервые подал голос Монк. Он спросил это негромко, обыденно. Глаза его, однако, потемнели, мускулы лица дрогнули.
— Да, несколько раз, пока папа не решился наконец заговорить о Джордже. Они, естественно, получали от него письма, но Джордж старался не вдаваться в подробности. — Эстер невесело улыбнулась. — Точно так же, как и я. Теперь-то мне кажется — зря. Надо было поделиться хотя бы с Чарльзом. Теперь мы живем точно в разных мирах.
Эстер глядела мимо Монка — на прогуливающуюся неподалеку пару.
— Но это к делу не относится. Джосселин Грей стал за обедом рассказывать про Крым. Имогена говорит, что он избегал при этом резких слов, но мама все равно была потрясена. Похоже, Грей все же чувствовал, где следует остановиться, чтобы скорбь и восхищение не переросли в кромешный ужас. Он описывал сражения, но о голоде и болезнях даже не упоминал. Вспоминал о Джордже, о его отваге, и это наполняло гордостью сердца моих близких. Спрашивали Грея и о его собственных подвигах. Он пережил атаку Легкой бригады под Балаклавой. Говорил, что храбрость солдат была беспримерна. Правда, он добавил, что бойня ужаснула его своей бессмысленностью. Их просто бросили на русские пушки.
Эстер содрогнулась, вспомнив нагруженные мертвыми телами повозки, стоны раненых, бессонную ночь, усталость, отчаяние и кровь. Наверное, Джосселину пришлось испытать похожие чувства.
— Там ни у кого не было шансов уцелеть, — молвила она, и голос ее прозвучал чуть громче шепота. — Имогена сказала, что Грей очень плохо отзывался о лорде Кардигане. Вот тут бы он и мне понравился!
Как ни грустно, Монк был согласен с Эстер. Он слышал о самоубийственной атаке и был возмущен бездарностью командования, загубившего столько человеческих жизней.
Так почему же, черт возьми, он возненавидел Грея?
Она продолжала говорить, но Монк уже ее не слушал. Он видел, что лицо Эстер искажено гневом и болью, и ему захотелось снова взять ее за руку, без всяких слов дать ей понять, что он чувствует то же самое.
Какое отвращение она испытала бы, если бы узнала, что именно Монк избил Грея до смерти в той страшной комнате на Мекленбург-сквер!
— …Чем чаще он появлялся у нас дома, — рассказывала Эстер, — тем больше он всем нравился. Мама готовилась к его визитам заранее. Слава богу, она так и не узнала, что с ним потом случилось…
Монк вовремя прикусил язык, чтобы не спросить, когда умерла мать Эстер. Да, конечно, он уже несколько раз слышал об этом.
— Продолжайте, — попросил он, встрепенувшись. — Или это все?
— Нет. — Она покачала головой. — Далеко не все. Как я уже говорила, все в него просто влюбились, включая Чарльза и Имогену. Имогена часто расспрашивала его о битвах и о госпитале — возможно, из-за меня.
Монк припомнил все, что он слышал о военном госпитале, о Флоренс Найтингейл и ее сподвижницах. Утомительный физический труд. Санитарами работали мужчины, женщин на службу принимали редко и доверяли им только чистить да убирать.
— Прошло не менее четырех недель со дня знакомства. — снова раздался голос Эстер, — когда Грей впервые упомянул о часах…
— Часах?
Часов на теле Грея не нашли. Правда, потом констебль Харрисон обнаружил какие-то часы в ломбарде, но к Грею они, как выяснилось, отношения не имели.
— Часы Джосселина Грея, — кивнула она. — Золотые. Хотя главная их ценность заключалась для Грея в том, что когда-то они принадлежали его деду. Дед дрался при Ватерлоо под командованием герцога Веллингтона, и эти часы спасли ему жизнь; на них сохранилась вмятина от французской пули. Когда Джосселин ребенком объявил, что хочет стать военным, дед пришел в восторг и подарил их ему. Часы считались чем-то вроде талисмана. В ночь перед битвой на Альме Грей заметил, что Джордж нервничает, и дал ему на время эти часы. А на следующий день Джордж был убит — и часы пропали. Джосселин намекнул, что, если они нашлись среди личных вещей покойного, он был бы рад получить их обратно. Он подробно описал часы, упомянул даже надпись на внутренней стороне крышки.
— Ему их вернули? — спросил Монк.
— Нет, среди присланных из Крыма вещей Джорджа часов не оказалось. Вероятно, их просто украли. Самый мерзкий вид воровства, но бывает и такое. Все очень огорчились, особенно папа.
— А сам Джосселин?
— Он тоже, конечно. Но, если верить Имогене, постарался скрыть свое расстройство. Во всяком случае, больше он об этом не заговаривал.
— А ваш отец?
Эстер отрешенно смотрела мимо Монка — на волнующуюся от ветерка листву.
