Мадлен стала смотреть на переднюю часть зала, откуда доносился шум лихорадочной деятельности. Детей просили сесть на места, учителя возились со звуковой аппаратурой, а Модные Стрижки бегали повсюду с важным и занятым видом, как это бывало утром каждой пятницы.
— У Абигейл действительно вырабатывается общественное сознание, — сказала Бонни. — Поразительно, когда видишь это. Ты знаешь, что она работает над каким-то секретным благотворительным проектом?
— Меня это не волнует до тех пор, пока ее общественное сознание не встанет на пути школьных оценок, — сдержанным холодным тоном произнесла Мадлен, безоговорочно подтверждая свою репутацию ужасной родительницы-мизантропа. — Она хочет заниматься физиотерапией. Я говорила об этом с Самантой, мамой Лили. Саманта говорит, Абигейл нужна математика.
— На самом деле, похоже, она больше не хочет заниматься физиотерапией, — сказала Бонни. — Похоже, у нее развивается интерес к социальной работе. Думаю, она станет прекрасным социальным работником.
— Она будет ужасным социальным работником! — огрызнулась Мадлен. — Ей не хватает твердости. Пытаясь помочь людям, она погубит себя, будет чересчур глубоко вникать в их проблемы. Господи, это был бы совершенно неправильный выбор карьеры для Абигейл!
— Ты так думаешь? — как во сне, произнесла Бонни. — Ах, пока нет никакой спешки с принятием решения, так ведь? До тех пор она еще десять раз успеет передумать.
Мадлен принялась часто-часто выдыхать через рот, как это делают женщины в родах. Бонни пытается превратить Абигейл во что-то, чем она быть не может. От настоящей Абигейл ничего не останется. Дочь станет для Мадлен чужим человеком.
На сцену грациозно поднялась миссис Липман и молча встала перед микрофоном, сжав руки и милостиво улыбаясь, дожидаясь, когда заметят ее царственное присутствие. Одна из Модных Стрижек бросилась на сцену, что-то сотворила с микрофоном, а потом убежала. Тем временем один учитель шестого класса принялся отбивать ладонями легко запоминающийся ритмический мотивчик, который оказывал на детей магическое, гипнотическое действие. Дети немедленно переставали болтать, смотрели вперед и начинали отбивать тот же самый ритм. Дома это не действовало, Мадлен пробовала.
— Ах! — воскликнула Бонни под нарастающий шум хлопков. Она наклонилась и зашептала Мадлен на ухо, обдавая ее свежим мятным дыханием. — Чуть не забыла. Мы хотим пригласить тебя с Эдом и детей отпраздновать во вторник пятнадцатилетие Абигейл! Знаю, она будет рада увидеть всю семью. Как, по-твоему, не будет это неудобно?
Неудобно? Шутишь, Бонни, это будет чудесно, восхитительно! Мадлен будет гостьей на ужине в честь дня рождения дочери. Не хозяйкой. Гостьей. Натан будет предлагать выпивку. Когда они будут уезжать, Абигейл не поедет с ними в машине. Она останется там. Абигейл останется там, потому что это ее дом.
— Чудесно! Что нам привезти? — зашептала она в ответ, а сама положила руку на плечо Эда и сильно стиснула его.
Получалось, что разговор с Бонни действительно напоминает роды: боль все усиливалась и усиливалась.
— Зигги — очаровательный маленький мальчик, — сказала психотерапевт. — Очень толковый, уверенный в себе и добрый. — Она улыбнулась Джейн. — Он спрашивал, как я себя чувствую. Он первый клиент на этой неделе, заметивший, что я простужена.
Психотерапевт шумно высморкалась, словно для того, чтобы продемонстрировать, что она и в самом деле простужена. Джейн с нетерпением посмотрела на нее. Она не была такой милой, как Зигги. Ее совершенно не волновала простуда психотерапевта.
— Так, э-э, вы считаете, у него есть скрытая склонность к агрессии? — спросила Джейн со смешком, стараясь обратить все в шутку, хотя сама не считала это шуткой.
Вот поэтому они и пришли сюда. Поэтому она заплатила огромный гонорар.
Обе они посмотрели на Зигги, который играл в комнате, отделенной от кабинета стеклянной перегородкой, откуда он не мог их слышать. Они видели, как Зигги берет куклу, игрушку для ребенка младшего возраста. Представим себе, что Зигги вдруг стукнет куклу, подумала Джейн. Это будет вполне убедительно. Ребенок делает вид, что его беспокоит простуда психотерапевта, а потом ломает игрушки. Но Зигги лишь посмотрел на куклу, а потом положил ее на место, не заметив, что она соскользнула с угла стола и упала на пол. Это доказывало лишь, что он патологически небрежен.
— Нет, не считаю, — сказала психотерапевт.
Она замолчала. Нос у нее подергивался.
— Вы расскажете мне о том, что он говорил, да? — спросила Джейн. — Вы ведь не придерживаетесь конфиденциальности в отношении пациента?
— Апчхи! — Психотерапевт громко чихнула.
— Будьте здоровы, — нетерпеливо проговорила Джейн.
— Конфиденциальность пациента начинается только с четырнадцати лет, — шмыгая носом, сказала психотерапевт, — то есть с такого возраста, когда они рассказывают тебе всякую всячину, которой действительно хочется поделиться с их родителями. Вы понимаете, о чем я? Они занимаются сексом, принимают наркотики и так далее и тому подобное!
Да, да, маленькие детки — маленькие бедки.
— Джейн, я не думаю, что у Зигги есть склонность к агрессии, — сказала психотерапевт. Она дотронулась кончиками пальцев до своих покрасневших ноздрей. — Я напомнила ему об инциденте в ознакомительный день, и он четко ответил мне, что это был не он. Я бы очень удивилась, если бы он лгал. Если он лжет, то это самый совершенный лжец из тех, что я встречала. Откровенно говоря, Зигги не проявляет ни одного из классических признаков агрессивной личности. Он не самовлюбленный. И он определенно демонстрирует сочувствие и восприимчивость.
Джейн едва сдержала слезы облегчения.
— Если, конечно, он не психопат, — бодро произнесла психотерапевт.
Какого хрена?
— И в этом случае он может разыгрывать сочувствие. Психопаты часто бывают обаятельными. Но, — продолжила психотерапевт и снова чихнула. — О боже мой, — сказала она, вытирая нос. — Я думала, что иду на поправку.
— Но… — поторопила ее Джейн, понимая, что не выказывает никакого сочувствия.
— Но я так не думаю, — проговорила психотерапевт. — Не думаю, что он психопат. Мне определенно хотелось бы увидеть его еще раз. Скоро. Полагаю, он подвержен многим страхам. Наверняка он не все мне сегодня рассказал. Я совсем не удивлюсь, если окажется, что Зигги самого запугивают в школе.
— Зигги? — переспросила Джейн. — Запугивают?
Она ощутила внезапный прилив жара, словно у нее поднялась температура. Тело наполнилось энергией.
— Я могу ошибаться, — шмыгая носом, сказала психотерапевт. — Но я не удивлюсь этому. Полагаю, это словесное запугивание. Возможно, какой-нибудь дерзкий ребенок нашел его слабое место. — Она вынула из стоящей на столе коробки носовой платок. — А еще мы с Зигги разговаривали о его отце.
— Отце? — Джейн вздрогнула. — Но что…
— Он очень тревожится по поводу отца, — сказала психотерапевт. — Он считает, его отец может оказаться бойцом ударных частей, или, возможно, Джаббой Хаттом, или, в худшем случае, — психотерапевт не смогла сдержать широкой улыбки, — Дартом Вейдером.
— Вы шутите! — Джейн была несколько шокирована. К «Звездным войнам» Зигги приобщил сын Мадлен, Фред. — У него это не всерьез.
— Дети часто пребывают где-то между реальностью и фантазией, — возразила психотерапевт. — Ему всего лишь пять. В мире пятилетнего ребенка возможны любые вещи. Он все еще верит в Санта-Клауса и фею молочных зубов. Почему бы Дарту Вейдеру не быть его отцом? Но, по-моему, он скорее каким-то образом усвоил идею о том, что его отец… страшный и таинственный человек.
— Я полагала, что лучше справляюсь со своей задачей, — заметила Джейн.
— Я спросила, часто ли он говорит с вами об отце, и он сказал — да, но он понимает, что это вас расстраивает. Он был со мной очень суров и не хотел, чтобы я вас расстраивала. — Заглянув в свои записи, она подняла глаза. — Он сказал: «Пожалуйста, осторожно разговаривайте с мамой о папе, потому что у нее на лице появляется странное выражение».
Джейн прижала к груди ладонь.
— С вами все в порядке? — спросила психотерапевт.
— У меня на лице странное выражение? — удивилась Джейн.
— Немного, — ответила психотерапевт. Подавшись вперед, она понимающе взглянула на Джейн и спросила с откровенностью близкой подруги: — Догадываюсь, что отец Зигги был не таким уж хорошим парнем?
— Не таким уж, — ответила Джейн.
Перри вез Селесту домой после школьного собрания.
— У тебя есть время остановиться и выпить кофе? — спросила Селеста.
— Пожалуй, нет, — ответил Перри. — Много дел!
Она взглянула на его профиль. Казалось, он в полном порядке. Его мысли были сосредоточены на предстоящем дне. Она знала, что ему понравилось его первое школьное собрание, понравилось быть одним из школьных папаш, щеголять в корпоративной форменной одежде в некорпоративном мире. Ему нравилась роль папы, он даже наслаждался ею, разговаривая с Эдом в слегка ироничной манере и подсмеиваясь над этой ролью.
