— Так он жив? Я имею в виду телохранителя.
— Жив. Увезли на «Скорой».
— Значит, свидетель есть… — проговорил Занозин.
— Да свидетелей полно, — пожал плечами коллега из управления, — только не думаю, что нам это много даст. Его и консьержка видела — правда, со спины.
Она выбежала на крыльцо на выстрелы — жертва лежала на асфальте, а убийца удалялся — между прочим, неторопливо. Телохранитель корчился тут же рядом, у машины. Ну, описали они его — молодой человек, высокий, одет в черные джинсы, черные ботинки и черную кожаную куртку, на голове черная вязаная шапочка. Лицо самое обычное. Никаких особых примет никто не запомнил. Все. Оружие унес с собой.
— Что это было за оружие? Олег — ну, тот телохранитель — наверняка смог определить… — сказал Занозин без особой уверенности.
— Не очень-то. Все произошло так быстро, — покачал головой парень. — Впрочем, все равно вы с ним еще будете говорить, спросите при встрече. Мы его в больницу поместим под охрану, хотя я не уверен, что ему нужна охрана. Рука, плечо… Не хотели они его убивать, ясно. И данное обстоятельство мне очень не нравится…
— Думаешь, телохранитель подыгрывал киллеру?
— Ну-у-у, не знаю… Выясним.
— А что шофер? — поинтересовался Занозин у коллеги.
— Да, вот шофер вел себя очень странно. Во всяком случае по рассказам консьержки и прохожих.
Пока киллер палил, стоял как вкопанный, раскрыв рот. Когда тот ушел, заметался, забегал, вдруг упал рядом с машиной на землю — немного припозднился. Потом рванулся за киллером, потом вернулся, кинулся к телефону… Когда прибыли наши, нес какую-то околесицу, бормотал что-то непонятное… В общем, его сейчас увезли в отделение, допрашивают.
— Все сняли? Медэксперт уже осматривал? — обратился Занозин к мельтешащему вокруг них фотографу.
Тот кивнул, и тогда Занозин приподнял труп за плечо и перевернул на спину. Тело Губина неловко перевалилось, одна нога так и осталась лежать в каком-то невообразимом положении. На лицо было страшно смотреть. Огромный кроваво-красный отек покрывал глаза и лоб — мало внутреннего кровоизлияния, так Губин, падая, со всей силы ударился лицом об асфальт. Лицо опухло и деформировалось, его едва можно было узнать.
— Да-а-а.. — протянул Карапетян, на которого напала неуместная веселость. — Нормально. Теперь убийство Губиной можем смело свалить на лежащий здесь труп. А что касается самого Губина, то имеется основательное подозрение, что речь идет о заказном убийстве, раскрываемость которых у нас составляет…
Двадцать?..
Карапетян вопросительно обернулся к Сбирскому, тот угрюмо кивнул.
— ..двадцать процентов, — продолжил ерничать Карапетян. — Я сильно подозреваю, что данное убийство попадет в остающиеся восемьдесят. Шеф, не смотри такими зверскими глазами. Шучу.
— Смешно, — подтвердил Занозин. Он встал и выпрямился. — Обхохочешься. По убийству Губиной мы снова на нуле. И еще один труп.
Глава 7
ЖИЗНЕННЫЙ ВЫБОР КРЕТИНОВ
Все дела в губинском холдинге взял на себя Булыгин. Сделал он это под предлогом организации похорон и улаживания всяческих связанных с ними дел.
Он звонил сыну Губиных в Лондон, он объяснялся с погребальной конторой и решал текущие производственные дела. На лидирующую роль в осиротевшем после убийства Губина холдинге могли претендовать и Подомацкин с Сурновым, которые наряду с Булыгиным числились вице-президентами, но те двое отстранились и лишь наблюдали за бурной деятельностью коллеги, не пытаясь оспорить его первенство. Булыгину, в отличие от осторожного Сурнова и бонвивана Подомацкина, настроенного, в общем, наплевательски, не терпелось стать Губиным номер два. Получилось, что перед Булыгиным все расступились, а тот принял все как должное.
Жизнь с уходом Губина не остановилась, газеты выходили каждый день, «Политику» следовало вот-вот подписать в печать, в издательстве на подходе было очередное собрание, пробитое и запущенное еще Губиным, и требовалось объясняться с типографией, ругаться с железнодорожниками, ездить к таможенникам вызволять тираж и прочее. Сотрудники губинских контор продолжали действовать «на автопилоте», в общем-то даже не нуждаясь в руководящих указаниях Булыгина.
Все в губинской империи почувствовали, что грядут иные времена. Формально наследником Губина являлся его сын, однако мало кто верил, что он возьмется за отцовский бизнес. Сергей-младший был квалифицированный компьютерщик-фанат, даже немножко не от мира сего. Бизнес и деньги его интересовали мало.
В курилках, в буфетах, в кабинетах холдинга перемены, произошедшие в руководстве компании, обсуждались беспрерывно. Ветераны приходили к выводу, что скорее всего Губин-младший продаст все дело по дешевке — и скорее всего тому же Булыгину.
Торговаться и жаться он не будет, а постарается поскорее сбыть с рук ненужную собственность и вернуться в Лондон.
Атмосфера в конторах царила неопределенная, а настроение у сотрудников было упадническое. Предпочтения Булыгина ни для кого не были секретом — он не любил книгоиздание, ничего в нем не понимал, политический еженедельник мечтал прикрыть, предпочитал посредничество, торговые операции, спекуляции на бирже и рекламный бизнес. Всем было известно, что в последнее время они с Губиным конфликтовали из-за «Политики» и убыточного издательства.
Совсем придушить издательство он не осмелится — все-таки оно внесло свою долю в акционерный капитал (в виде того самого здания в центре Москвы, где и располагался холдинг), но ужать, урезать и перепрофилировать на выпуск каких-нибудь комиксов — это пожалуйста! Журналисты и редакторы, ожидая уведомления об увольнении, обзванивали знакомых в поисках новой работы. Отношения вице-президента Булыгина с творческим составом губинских изданий не сложились с самого начала, потому мало кто из журналистов горел желанием оставаться в холдинге.
Впрочем, с работой на рынке прессы было не ахти.
Булыгин переехал — пока неофициально — в кабинет Губина, но вел себя уже как хозяин. Его баба уже вплывала в приемную, как в собственную гостиную, и отдавала приказания секретарше, как своей горничной. Секретарша Мила еще продолжала сидеть в предбаннике президентского отсека, отвечать на телефонные звонки и встречать посетителей, но было ясно, что ее дни сочтены. Все смышленые сотрудники уже бегали с докладами к Михаилу Николаевичу, все несмышленые угрюмо и тупо сидели на своих рабочих местах и делали вид, что ничего не происходит.
Булыгин держался пока скромно. Он производил впечатление человека, наконец занявшего место, принадлежащее ему по заслугам и по праву. Был благодушен, вальяжен, даже улыбчив и не мог скрыть самодовольства. Казнить и миловать не спешил, но было известно, что уже проводит встречи с высшим и средним звеном руководителей холдинга, прощупывает сотрудников на предмет, кто готов, а кто не готов ему служить так же, как и Губину. С Козловым, к вящему удивлению наблюдателей, они быстро спелись.
Обо всем этом Мила рассказывала Карапетяну, который продолжал навещать ее в офисе бывшей губинской империи, а по вечерам встречаться в ночных московских клубах. Но теперь Карапетян и Занозин уже не могли понять, нужна или нет им эта информация. Со смертью Губина получалось, что убийство его жены как бы отодвигалось на второй план и переставало кого-либо интересовать. Они и сами охладели к этому делу и тянули его без энтузиазма — охотничий азарт, появившийся у них после удач с очками и «Лукойловкой», теперь испарился. Безрезультатность усилий их угнетала, поиски убийцы Киры Губиной теперь казались никому не нужными — сбыть бы с рук этот «глухарь», и все.
А что касается убийства самого Губина, то это дело представлялось практически безнадежным. И раскрыть его можно было, наверное, только случайно.
Пулю из черепа Губина извлекли — она оказалась от пистолета Макарова, сам ствол вроде бы чистый, в картотеке, не засветился. Но где он сейчас, этот ствол?
Занозин не согласен был с предположением Карапетяна, что киллера уже ликвидировали. Не такая важная птица Губин, чтобы после него еще последовательно казнить цепочку киллеров и посредников.
И то, что убийца не бросил пистолет на месте, в принципе давало шанс когда-нибудь на это оружие наткнуться. Но когда и при каких обстоятельствах, этого никто не мог знать. Найдут ли его в ручье играющие дети, изымут ли в ходе операции «Арсенал» у какого-нибудь бомжа, который скажет, что нашел ствол на помойке и собирался загнать на рынке за пятьсот рублей…
Удобнее всего было бы, как предлагал в своих циничных шутках Карапетян, действительно объявить Губина убийцей собственной жены — тем более кое-что на такую возможность указывает. И заявить начальству, что все они отныне переключаются на раскрытие убийства Губина. Но Занозин так сделать не мог.
