— Ну, «кое-что» — это еще слабо сказано.
— Отлично. В таком случае у меня заготовлена для тебя сенсационная новость.
— Не может быть! У меня от этих слов аж соски затвердели. Твои эротические речи безумно меня возбуждают.
— Надеюсь, ты помнишь Лестера Эллиса? Ну так вот: завтра будет обсуждаться вопрос о его продаже «Сиэтлу». Лестер, скажем так, заинтригован. Особенно если учесть, что среди «Янки» весь прошлый год по этому поводу ходили самые разные слухи. Наше агентство, как ты понимаешь, тоже в полном восторге, хотя и выражает легкое недоумение в связи с намечающейся сделкой.
— А в чем, собственно, заключается сенсация?
— Как в чем? Это важная история в мире спорта.
— В Нью-Йорке или Сиэтле — может быть. Но я-то в Чикаго, Майрон.
— Тем мне менее я подумал, что тебе это тоже будет интересно.
— Ты ошибся. И по-прежнему передо мной в долгу.
— Прежде чем отказываться, — сказал Майрон, — может, проверишь на всякий случай свои соски?
— Подожди, сейчас проверю. — Пауза. — Мягкие, как переспелые виноградины. Но если нужно, через несколько минут могу проверить снова и перезвонить.
— Не нужно. Спасибо, Аль, что уделил мне время. Честно говоря, не думал, что ты ухватишься за эту новость, но почему не попытаться, верно? Между нами говоря, «Янки» действительно очень хотят его сплавить и давят на меня, с тем чтобы не ставил им в этом смысле палки в колеса. Вот я и подумал: вдруг ты тоже заинтересуешься этим делом?
— Но почему Лестер? Кем его хотят заменить?
— Представления не имею.
— Лестер — отличный игрок. Возможно, ему пока не хватает опыта, но в целом он очень хорош. Интересно, почему «Янки» так заинтересованы в том, чтобы от него избавиться?
— Надеюсь, ты не напечатаешь то, что я тебе сейчас скажу?
Снова пауза. Майрону казалось, что в наступившей тишине слышно, как прокручиваются шестеренки в голове Аля.
— Нет, если последует категорический запрет с твоей стороны.
— Лестер получил травму в результате несчастного случая у себя дома. Повредил колено. Руководство старается сохранить этот инцидент в тайне, но уже ни для кого не секрет, что после окончания сезона Лестеру придется ложиться на операцию.
На линии установилось молчание.
— Можешь печатать это, Аль.
— Нет проблем. Ну, я пошел…
Майрон улыбнулся.
— Не надо так спешить, Аль. Сегодня воскресенье.
С этими словам Майрон повесил трубку.
Эсперанса посмотрела на него.
— Ты занимаешься тем, о чем я подумала? Дезинформацией? Да еще и собираешься подписаться под этим?
— Аль Тони — король интриги, — объяснил Майрон. — Он пообещал, что напечатает это. Но не напечатает. Однако его работа заключается также в обмене услугами и новостями. И в этом смысле он лучший в нашем деле специалист.
— И что с того?
— А то, что он сейчас позвонит своему приятелю из «Сиэтл таймс» и обменяет это известие на какое-нибудь другое. И слух о травме получит распространение. А если он дойдет до широкой публики раньше официального объявления о сделке, то продажа не состоится.
Эсперанса ухмыльнулась.
— Проделка, совершенно лишенная этики.
Майрон пожал плечами.
— Назовем ее «окутанной туманом».
— Как ни называй, но она мне нравится.
— Всегда помни лозунг агентства «МБ спортспред»: клиент у нас на первом месте.
Она кивнула и добавила:
— И в сексуальном плане тоже.
— Послушай, наше агентство гарантирует клиенту первосортное обслуживание по всем статьям. — Майрон некоторое время смотрел на нее, потом сказал: — Могу я кое-что у тебя спросить?
Эсперанса задиристо вскинула голову.
— Смотря что.
— Почему ты так ненавидишь Джессику?
У Эсперансы затуманилось лицо. Пожав плечами, она сказала:
— Наверное, это просто вошло у меня в привычку.
— Я серьезно.
Эсперанса вытянула скрещенные ноги.
— Лучше я воздержусь от серьезных разговоров и буду заниматься своими делами мелкой служащей, хорошо?
— Ты мой лучший друг, — сказал Майрон. — И мне, естественно, хочется знать, почему ты ее не любишь.
Эсперанса вздохнула, закинула ногу на ногу и заправила за ухо выбившуюся из прически прядку.
— Джессика умна, проницательна, с развитым чувством юмора, хорошая писательница, и, уж конечно, я бы не стала выгонять ее из постели за то, что она любит крекеры.
Бисексуалка, что с нее возьмешь?
— Но она причинила тебе боль.
— И что с того? Разве она единственная в мире женщина, совершившая опрометчивый поступок?
— Тоже верно, — согласилась Эсперанса, затем хлопнула себя по коленке и поднялась с места. — Должно быть, я не права… Теперь мне можно идти?
— Тогда почему до сих пор имеешь на нее зуб?
— А мне нравится держать на кого-то зло. Потому что это легче, чем прощать.
Майрон покачал головой и жестом предложил ей вернуться в кресло.
— Все-таки ты должна объяснить, почему не любишь ее?
— Послушай, я всегда была занозой в заднице. Не воспринимай мои выпады слишком серьезно.
Майрон снова покачал головой.
Эсперанса подперлась рукой и некоторое время смотрела в окно.
— Ты не такой крутой парень, каким кажешься, понятно?
— Что ты имеешь в виду?
— То, что для такого рода душевной боли у тебя слишком ранимая душа. Большинство людей могут пережить подобное. Я, к примеру, могу. И Джессика может. Уин — без вопросов. А вот ты — не можешь. Потому-то я и сказала, что ты не такой крутой парень, каким кажешься. Просто ты по-другому устроен.
— Тогда, быть может, во всем виноват я?
— Да, виноват, — ответила Эсперанса. — По крайней мере частично. Во-первых, ты слишком идеализируешь такого рода отношения. А еще ты слишком чувствительный. И слишком открытый. И слишком часто подставляешься под удар, прикрывая других.
— Разве это плохо?
Она заколебалась.
— Нет. Если разобраться, даже хорошо. И хотя ты слишком открытый и даже в чем-то наивный тип, все-таки много лучше тех, чья душа застегнута на все пуговицы… Слушай, может прекратим этот разговор, а?
— Мне почему-то кажется, что ты так и не ответила на мой вопрос.
Эсперанса словно в знак капитуляции вскинула над головой руки.
— Я выдала максимум, на что способна, и больше не скажу ни слова.
Майрон сам не заметил, как углубился в реминисценции, вспомнил любительскую лигу, в которой играл, и удар Джоя Давито, заставивший его навсегда распрощаться с бейсболом. Как Эсперанса сказала? «Ты слишком часто подставляешься под удар, прикрывая других». Вот и тогда он подставился, хотя никого не прикрывал. Наверное, судьба такая, подумал Майрон и покачал головой.
Эсперанса, воспользовавшись наступившим затишьем, поторопилась перевести разговор на другую тему.
— Я тут навела кое-какие справки по делу Элизабет Брэдфорд по твоей просьбе.
— И что же?
— А ничего. Нет ни единого свидетельства, которое указывало бы на то, что причиной ее смерти могло стать что-то иное, кроме неудачного падения с балкона. Кстати, если хочешь, можешь навестить ее брата. Он живет в Уэстпорте. Но предупреждаю: по поводу смерти сестры он придерживается точки зрения своего шурина, так что ты, поговорив с ним, никуда не продвинешься.
Стало быть, напрасная трата времени.
— А другие родственники?
— Имеется сестра, которая также живет в Уэстпорте, но предпочитает проводить летние месяцы на Лазурном берегу.
Опять по нулям.
— Что-нибудь еще?
— Есть-таки одна вещь, которая вызывает у меня легкое недоумение, — сказала Эсперанса. — Элизабет Брэдфорд была, без сомнения, социальным животным, иначе говоря, светской дамой самого высокого разбора, и ее имя фигурировало в прессе по тому или иному поводу минимум раз в неделю. Но за шесть месяцев до того, как она упала с балкона, всякие упоминания о ней в прессе полностью прекратились.
— Что значит «полностью»?
— То и значит. Иначе говоря, ее имя со страниц газет словно корова языком слизнула. Ни в одной не нашла, даже в той, что выходит в пригороде.
Майрон некоторое время обдумывал ее слова.
— Может, она тоже на Лазурном берегу отдыхала?
— Может. Но мужа с ней не было совершенно точно. Местная пресса в это время регулярно о нем писала.
Майрон откинулся на спинку стула и крутанулся на сиденье. Его взгляд снова упал на бродвейские плакаты, занавешивавшие стену за его рабочим местом. Да, их действительно пора убрать, подумал он, но сказал другое:
— А до этого, говоришь, об Элизабет Брэдфорд в прессе публиковали множество разных историй?
— Ну, историями заметки в две-три строки не назовешь, — подкорректировала Эсперанса слова босса. — Скорее они относятся к разряду упоминаний из серии: «На приеме присутствовали…» или «В ознаменование этого события состоялся банкет, который почтили своим присутствием…» — ну и так далее в том же духе…
