Услышав это, я едва вновь не уронил проклятый стакан с апельсиновым соком. Генерал посмеялся: да, дорогой мой друг, именно они — «неопознанные летающие объекты».
— Вы не шутите? — позволил даже спросить.
— Какие могут быть шутки с УФО, — улыбнулся высокопоставленный «конторский» чин и продолжил увлекательное повествование.
Около года назад «Russia cosmetic» по всей нашей необъятной родине неожиданно стали лопаться, как весенние почки на деревьях, то есть закрываться. По всему видимому, косметическая проблема была решена и наступала новая фаза: космическая.
Осталась единственная фирма — столичная, являющейся ядром подозрительного «парфюмерного» бизнеса. Братья Хубаровы и госпожа Пехилова выступали в качестве официального прикрытия, хотя первые, как позже выяснилось, выполняли функции «крыши», правда, не до конца понимающие на кого они работают.
Трагические события начали развиваться с того момента, когда журналистка Марина Стешко стала проявлять излишнюю самостоятельность и не следовать инструкциям. Мода на её имя и слава затмили разум девушки. Она решила, что может влиять на ход событий, как вышеупомянутая Мата Хари. И совершила то, что не следовало было делать: извлекла часть секретных документов у господина Житковича, он же Вилькин, он же Калугин, он же Супрунец, который до недавнего времени являлся кадровым офицером ГРУ и работал в научно-исследовательском центре (НИЦ) города Дубна.
Позже выяснилось, что он был «кротом» в этом центре, выполняя социальный заказ платежеспособных «хозяев» of America.
Короче говоря, события развивались по банальной схеме: без труда вычислив неосторожную журналистку, боевая группа нукеров по приказу братьев Хубаровых, которым в свою очередь дал команду на её уничтожение вор в законе Ахмед, а ему — Житкович, а тому — господин Ник Хасли, прибыла на дачу и устроила там дикую резню. Разумеется, после того, как журналистка под пыткой вернула конфиденциальные документы.
И неизвестно, как бы дальше развивались события, да в дело вмешался Его величество случай. Во-первых, не все документы были изъяты у Стешко, во-вторых — возник ещё один труп. На это обстоятельство участники кровавой фиесты поначалу не обратили внимание: одним трупом больше — одним трупом меньше, какая разница?
— И тут, — хныкнул Старков, — участие в игре приняло неизвестное лицо, то есть ты Дима.
— В игре? — передернул плечами.
— А ты как думал, — проговорил Старков и признался, что иногда те или иные комбинации на поле жизни он рассматривает, как игру, скажем, в гольф. — Но ты, Жигунов, сломал игру — всем и всю.
— Так получилось, — пошутил. — Тем более не играю в гольф.
Мои радикальные действия заставили врагов нервничать. Сначала они решили, что имеют дело с дилетантом, затем принялись зачищать территорию от всевозможных свидетелей, занимаясь кровавым беспределом…
— А братьев Хубаровых кто замочил, как у нас нынче выражаются? поинтересовался.
— У них самообслуживание.
— А зачем?
— Для самоочищения рядов, — усмехнулся генерал. — Должно, задачу выполнили из рук вон плохо вот и лишились головы.
Словом, ситуация стала выходить из-под контроля. Не придерживаясь никаких правил, некто в моем лице резал «черных», как баранов, потом занялся высокопоставленным чином Шокиным, находящимся под защитой «Арийс».
— «Арийс»? — повторил я. — Что за явление?
— «Арийцы» они, — усмехнулся Старков. — Выступают за чистоту расы. А на самом деле военизированный отряд, контролирующий всю столичную торговлю.
— А они каким боком в этой истории?
— Защищали своих. Думали, что начался передел торговых точек.
— Своих? — покачал я головой. — Ахмед у нас из Костромы, что ли?
— Не ломай голову, Дима, — ответил генерал. — Все повязано такими узлами… — и объяснил, что семейство Мамутов проникло не только в мэрию, но и за кремлевские стены, попутно продавая на корню национальные интересы. — А ты, брат, посягнул на самое святое — на вора в законе, — погрозил пальцем. — Зачем?
— Хотел узнать, где Житкович?
— Он уже тоже далече от нас, — признался мой собеседник и посмотрел на выцветевшие облака, плывущие с крейсерской скоростью.
— А Пехилова?
— И она там.
— Почему?
— Обрубили концы, Дима. Тактика выжженной земли. Она тебе знакома?
Кивнув, задумался. Дело в том, что, когда мы катили с менхантером Стаховым на эту ведомственную дачу, он предупредил: идет некая сложная игра, в которой задействованы силы ФСБ, ГРУ и ЦРУ. В чем смысл этой игры он, охотник на людей, затрудняется сказать. Главное, я сам должен чувствовать шкурой ситуацию, чтобы не оказаться «шлаком».
— Шлаком — это как?
— Смекни сам.
— А когда служба взяла меня на прихват, — поинтересовался. — Не в «Дуплете» ли?
— Ты уже пришел грязненький, — посмеялся Стахов. — А не надо бои в черте города пристраивать. Шокин — мудак, но высшее государственное лицо. Естественно, СБ проследила, куда это он торопыгой спешил.
Услышав это, я выматерился: думаешь, что выполняешь функции господа Бога, а на самом деле шестеришь в горячей кочегарке преисподней.
— И еще, — сказал Стахов. — Старков — мужик наш, но себе на уме и тебя передает ГРУшникам. С ними ухо держать надо востро.
— Буду держать, — пообещал.
Что же происходит на самом деле, сержант? Никаких сомнений, служба проявляет ко мне интерес. Почему? Что знаю я — что не знают они? Или что могу сделать я — что не могут они?
Эти вопросы я и задал генералу Старкову после того, как признался, что тактика выжженной земли мне хорошо известна.
— Не торопись, — сказал сотрудник безопасности. — Пообедаем, потом посмотрим киношку.
— Киношку?
Помню, в детстве мы, пацаны, любили бегать в «киношку». Сидели в деревянном пыльном зальчике ДК и глазели на экран, где скакали на крупнозадых кобылах бесстрашные индейцы и ковбои. Больше всего восторгов вызывали финальные сцены, когда порок наказывался интенсивной пальбой и стрелами с разукрашенным опереньем. Бах! — враг кувыркается с лошади. Вжиг! — и кровь фонтанирует из горла нехорошего Джо. Кр-р-расота!
Какое же теперь кино предназначено посмотреть мне? Не о «летающих» ли «блюдцах», терроризирующих мирных землян своей неопознанностью? Или, может, речь идет о бомбе нового поколения, способной сдернуть наш шарик с его космической траектории?
Какая разница, решил я. К тебе имеют профессиональный интерес, что еще? А вот почему имеют этот интерес? Мало ли своих орденоносных кадров? Кадры решают все? Может, это именно такой случай, когда родина нуждается в герое? Герой? Боюсь, до него мне далеко. Я не смог уберечь дорогих и любимых людей, а месть моя была мелочна и не привела к результату. Единственный итог моих деяний — перспективная работа со службой безопасности. Не проще было прийти в приемную ФСБ и предложить свои услуги?
Этот вопрос задал Старкову, когда мы обедали на веранде. Сотрудник посмеялся: вся страна работает на Контору, да не всякий способен обратить внимание руководства на себя.
— А я, как понимаю, обратил?
Мог и не задавать этого вопроса: кто хлебал казенный суп-харчо, жевал шашлык из осетрины и дул компот из упругих слив? Надеюсь, я приглашен за стол не за свои выдающиеся способности, которые в штанах?
— Все свое время, — повторил генерал, узнав о моих терзаниях. Диверсантура может терпеть?
— Было бы за что.
— Есть за что, Дима, есть.
И на этом наш обед закончился — я был приглашен в небольшой прохладный просмотровый зал. Такие зальчики показывают в кинокартинах про разведчиков и шпионов. Правильные люди сидят в удобных креслах и просматривают хронику, чтобы после сделать умное компетентное заключение. Теперь эта роль отводилась мне и ещё трем заинтересованным лицам, включая Старкова.
— Думаю, не надо говорить, что все увиденное, — отмахнул он рукой на экранчик, — должно остаться в этих стенах.
Эти слова относились ко мне и я был вынужден кивнуть, мол, умру, но государственную тайну унесу в могилу. После этого последовала команда и невидимый механик пустил пленку. Вздернув голову на экран, я увидел документальные любительские кадры.
В мутных небесах появилось мерцающее овальное пятно НЛО, совершающие хаотичные движения. Это было похоже на движение капли масла, кинутой на горячую сковороду. Совершив невероятный зигзаг, летающий объект рухнул на землю.
— Розуэллская катастрофа 1947 года, — прокомментировал Старков. Съемка подлинная.
Присутствующие промолчали и я тоже. А что говорить, когда нет слов?[6]
Потом на экране возникла лаборатория начала 50-х годов с громоздким оборудованием. Типичные янки, стриженные под модный тогда «бокс», улыбались и о чем-то оживленно говорили, пережевывая слова вместе со жвачкой. Один из ученых в белом халате указал рукой на современный саркофаг и послушная камера приблизила усыпальницу. На белом её фоне находился обнаженный заморыш цвета вялой зелени. Тоненькие шестипалые ножки, вздутое брюшко, хлипкая грудная клетка, слабые ручки и огромная несоразмерная голова, как у дауна. Маленькие рот, два носовых отверстия, отсутствие ушных раковин и очень большие миндалевидные глаза, но без зрачков дополняли портрет пришельца.
