же зареклась лезть в чужие отношения. Позиция стоять в стороне и смотреть, как Либерсон и Уэст мучают друг друга, ни к чему хорошему не привела. Расставания, схождения, затем окончательный и болезненный разрыв стали для Эванс примером, как делать не следует. Пару лет назад их отношения окончательно закончились, пока Лис-Уэст снова не начал захаживать старыми тропами и вынюхивать по углам.
Видимо, как и пару лет назад, Эванс предстояло снова послужить жилеткой для безутешной подруги, которая так и не запомнила, что розовые очки бьются стеклами внутрь. День первой крупной ссоры Либерсон и Уэста, положившей начало конца, навсегда запечатлелся у Эванс в памяти не только из-за стенаний Миры, а вообще – оказался богатым на события. Вечер дня прозрения начался тривиально. Его нельзя было назвать одним из самых интересных в жизни, но мисс Эванс продолжала коротать его в клубе, напиваться до состояния овоща и сохранять невозмутимый вид, будто ей даже не наплевать на мир вокруг. Музыка гремела так, что, казалось, миновала слуховой анализатор, попадая напрямую в мозг и размягчая не хуже нехилой дозы алкоголя. За столик на втором этаже клуба Формана Эванс притащила с собой расстроенную подругу вместе с ее несдержанным желанием напиться до потери сознания. Не то, чтобы у самой Эванс это желание внезапно пропало, но у Либерсон тогда появился настоящий повод превратиться в растение и оправдать алкоголизм подруги.
Причиной, приведшей их вечером буднего дня в клуб для накачки алкоголем, была давняя головная боль по кличке Упоротый Лис. Вернее – просто Лис, но Эванс всегда награждала его нелестным эпитетом. Прогоняя подступивший гнев, Миа прикрыла глаза. Лишь немного успокоившись, она подняла отяжелевшие веки и проследила взглядом за дымом с кончика сигареты, потянувшегося в сторону Либерсон. От настигшей первой волны дымовой завесы Мира закашлялась, подавившись остатками текилы.
Утром Мира проснулась совсем другим человеком, внезапно раскрыв глаза на колющую взгляд правду. Отбросив розовые очки, она посмотрела на любимого в реальности и…. Ее мир рухнул. Вместо падающих звезд в ночном небе она увидела огоньки сварочных аппаратов, радужные облака пролились масляными пятнами на тротуар, а витающий в воздухе запах цветов так и остался в комнате Миры. Стойкий аромат цветущей сирени, исходивший от его рубашки. Шлейф вестников весны дополнял след от губной помады на воротнике, а дальше все произошло, словно во сне… Либерсон не успокоилась, пока не проверила его телефон и сотню раз пожалела об этом. Всплыло множество звонков и сообщений от неизвестных женщин с весьма недвусмысленным содержанием.
Для Миры не секрет, что ее любимый общался с множеством своеобразных личностей ради получения информации, но то, как именно ее получал – всегда оставалось для нее загадкой. Хотя, возможно, она просто не хотела этого признавать и закрывала на все глаза. Розовые очки беспечной влюбленности выступали преградой, и лишь в момент горького осознания, что у их отношений нет будущего, Либерсон решилась отыскать этому причину.
– Давай… Скажи уже это, Миа, – сидевшая напротив Либерсон, едва вязала лыко, но все еще пыталась усугубить опьянение рюмкой текилы, обливая себя и стол.
– Сегодня что-то не хочется, – прошипела Эванс, стряхивая пепел тонкой сигареты. Усталость и опьянение брали верх над рассудительностью, и погребенные заживо эмоции начинали искать выход, просачиваться сквозь панцирь из цинизма и высокомерия.
– Давай, скажи, что ты все знала, что ты всегда была права. Ты меня предупреждала, что он мне не подходит, что он мне не пара, давааай, добей меня, – Мира начала разливать очередную порцию выпивки в две рюмки и периодически промахивалась.
– Лежачего не бьют, Либерсон, – Эванс чокнулась со стоящей перед подругой рюмкой и опрокинула в себя содержимое своей, поморщившись.
Все это она уже слышала много раз. Доводы подруги всегда оставались предельно ясны. Обсуждать их с самого начала не имело никакого смысла: день, когда тайное стало явным, настал, и изменить уже ничего нельзя. Следовало смириться с фактами и думать, как жить дальше, оставив прошлое в прошлом. Выдыхая дым над собой, она наблюдала, как Мира проигрывала в битве с гравитацией, едва не опрокидывая бутылку. С Либерсон случалось хватануть лишков, как и с многими любителями выпить редко и исключительно по весомым поводам. В тот вечер повод был. Проще говоря, всему виной стал Упоротый Лис.
– Лежачего не бьют, Либерсон, – Эванс пыталась имитировать спокойствие, хотя внутри все клокотало от злости, и агрессия пробиралась наружу. Очень хотелось вцепиться в лицо одному мерзкому придурку, возомнившего себя Джеймсом Бондом, не имея при этом и половины его обаяния, потрясающего британского акцента и лицензии на убийство. Выпендрежник, одним словом, а еще проще – Упоротый Лис.
– Я такая дура, Ми, почему я не слушала тебя раньше, а? Нужно было все обдумать и хоть че-то прпринять, – Либерсон продолжала использовать сложные слова, что получалось у нее все хуже и хуже в состоянии дикого опьянения, а Эванс ее причитания начали раздражать.
– Черт, Либерсон, он – коп, – подытожила она. – Информаторы для них почти как напарники – святое, – Эванс затянулась, стряхивая пепел, – попроси его Закари – дать в жопу, он согласился бы, не думая!
Либерсон мерзко хихикнула, откидывая голову назад, и приземлилась лбом на стол, потеряв равновесие, но тут же снова приняла сидячее положение.
– Тебя послушать, так он оправдан, – фыркнула Мира, встряхнув длинными волосами, липшими ко лбу от выступившей в духоте испарины.
– Работа для копов и жена, и любовница, и мать, и отец в одном лице… – Эванс продолжала сотрясать воздух и закидываться рюмками спиртного, но мозг, как нарочно, отказывался отключаться, все еще реагируя на внешние раздражители. Благо, что голос Либерсон уже с трудом различался на фоне грохочущей музыки.
– Да какое нахрен будущее, этот лживый ублюдок трахает половину Нордэма, прикрываясь благими намерениями, сукин он сын, – Мира проговорила все на удивление четко для изрядно повипившей и ознаменовала окончание речи стуком рюмки о стол.
– Ох, милая, с каких пор ты стала такой циничной? Это я должна говорить, что есть два вида намерений: благие и истинные, а не ты, и возить имя несравненного и неподражаемого детектива Лиса-Уэста в грязи, – с чем Эванс закрыла избитую тему.
– Ладно, забудь! Пошел он, – кивнула Мира и потянулась за сигаретой к пачки Эванс. Следовало бы немного притормозить Либерсон, отпустившую вожжи, но внимание Мии отвлекла вибрация телефона.
– Твою ж мать, – выругалась она, увидев имя на экране и с неохотой приняв вызов.
Входящий вызов «Rainbow Dash»
– Чего тебе, Томпсон? Мужчины писают стоя, если ты вдруг забыл, – из динамика донесся громкий взволнованный голос. –
