– Они придут сюда? – Панфилов заинтересованно смотрит на карты на столе. – Да, Леха, в игре тебе везет фантастически. Снова обчистил меня до трусов.
– Пять долларов – это до трусов? – Булатов улыбнулся. – Поставлю тебе пиво, не плачь.
– Думаю, у него нет другого выхода. – Павел тоже рассматривал карты. – Иначе как везением я это не назову, а везение – вещь иррациональная. Они рыпнулись в питерскую квартиру к детям, а их там давно в помине нет, как нет в квартире Матвеевых наших милых стариков. Я вывез их из города и спрятал.
– Паш! – Ника удивленно округлила глаза. – То-то Марек перестал отчет требовать, а я и рада!
– Так нужно. – Павел посмотрел на Майю. – Что ж, похоже, ты в шаге от того, чтобы вернуть себе прежнюю жизнь.
– Мне и нынешняя нравится. – Она с улыбкой повернулась к Матвееву. – Я подумаю, стану ли что-то доказывать или возвращать.
– Ради Леонида – станешь. – Максим говорит это ей, и сердце его теплеет. – Ради его памяти. И мы все тебе поможем. Я его должник. Если бы он не погиб, ты никогда бы мне не досталась.
Майя понимает, что Максим прав. Если бы Леонид остался жив, у них уже был бы ребенок, а может, и двое. И она жила бы в том мире, который Леонид построил бы для нее, как Алиса в Зазеркалье – в мире, которого на самом деле не было. Но она бы никогда об этом не узнала.
– Но что теперь будет? – Булатов собрал карты. – Что он сделает?
– Он знает, где мы находимся, его спецы уже отследили сигнал. – Павел мысленно в нетерпении потирает руки. – И они попытаются проникнуть сюда. Думаю, подтянули частное охранное агентство из разряда тех, что не гнушаются грязной работой.
– Но…
– Михалыч, нам именно это и надо. Потому что с другой стороны на всех парах сюда едет Вася-Математик. Он тоже отследил звонок Возницына и знает, где он находится. Так что будет весьма непросто сделать так, чтобы только один из этих джентльменов остался в живых, что нам нужно позарез. Двое нам ни к чему, это затянет судебное разбирательство. А потому я тоже попросил помощи – в своем бывшем агентстве, и мне эту помощь предоставили.
– Что?! – Ника возмущенно подскочила. – Снова твои одинаковые негодяи?
– Не такие уж они и одинаковые, Никуша. – Павел примирительно поднял руки. – Но если начнется пальба, нам придется изъять полицию из уравнения, мы же не хотим нежелательной огласки? Тем более, что мои ребята хоть и хороши в деле, но я вовсе не хочу, чтобы потом пришлось ходить на допросы и писать горы показаний. А моя бывшая контора заткнет всех с лету, и полиция отвернется и будет смотреть в сторону столько, сколько нужно.
– А взамен? – Панфилов тасует карты. – Не за так же они будут стараться.
– Конечно. – Павел ухмыльнулся. – Дело в том, что господин Дробышев обидел весьма влиятельного человека. По старой бандитской привычке, помноженной на неприкосновенность миллионера, решил, что он тоже большая куча дерьма и может вести себя так, как ему вздумается. Но человек оказался злопамятным, а связи его – впечатляющими. И теперь некоторые бизнес-проекты Математика будут проходить под совсем другим флагом.
– Какое негодяйство! – Ника в сердцах швырнула журнал. – Один бандит обидел другого, а тот решил поквитаться при помощи государственной службы, которую содержат на налоги граждан! Это никуда не годится, как вы не понимаете?
– Так устроен мир, солнце, тут мы ничего не можем поделать – пока, по крайней мере. Да, все силовые ведомства обслуживают интересы денежных мешков. Это уже ни для кого не секрет. А мы можем воспользоваться этим в своих интересах – не корысти ради, а токмо…
Все засмеялись, вспомнив бессмертный персонаж, гениально воплощенный на экране великим Пуговкиным.
– И сколько у нас времени? – Матвеев встал из-за стола. – Как быстро они могут оказаться здесь? Кто-то вообще их видел?
– Конечно. – Павел взглянул на часы. – Спать мы сегодня не ложимся. Нам ведь нужно не просто, чтобы они сюда явились. Нам необходимы неопровержимые доказательства того, что они знают: Майя – это Ирина Марьина, которую они хотели убить, как убили ее мужа, нужно, чтобы они это сказали вслух. Иначе процесс над ними затянется на годы, а это чревато тем, что данные граждане попытаются пустить нас всех в расход по очереди или вместе, нам любой вариант не годится – живи с оглядкой, поди, знай, когда к тебе прилетит. Надо здесь и сейчас навсегда отсечь их от нас и от денег. Чтобы это была не просто победа, а категорическая, окончательная, которую никто не сможет оспорить, в результате чего к Майе не возникнет вопросов ни у кого, кроме журналистов. Понимаете? И сейчас мы либо сыграем эту партию, либо сушим весла.
– Паш, это понятно. – Матвеев улыбнулся. – Я ведь к чему спросил-то… Мы хоть поесть успеем? Там мать наготовила всякого-разного, а я проголодался…
Олешко взглянул на Максима и вдруг захохотал. Это оказалось неожиданным, но смех его был таким заразительным, а напряжение настолько сильным, что общий хохот разрядил обстановку.
– Я ему о глобальных задачах… – Олешко, отсмеявшись, вытер выступившие слезы. – А он мне – Паш, поесть бы чего!
Телефон зазвонил неожиданно, Ника показала Павлу на дисплей – номер не определился.
– Бери.
Она потянулась к телефону, пытаясь угадать, кто это может быть. Все умолкли, и тут в комнате погас свет.
– Тихо, без паники. – Голос Панфилова в темноте был все такой же спокойный. – Сейчас включится аварийный генератор.
Свет замигал, и лампочки снова включились. Кто-то спускался сверху, шаги были все ближе, и Майя с Никой взялись за руки и прижались друг к другу. Павел смотрел на них со смесью нежности и насмешки – девчонки, они в любом возрасте девчонки, если не обабились к сороковнику, то останутся забавными навсегда.
– Я мог бы убить вас всех прямо сейчас.
Возницын вошел в гостиную со стороны передней. По ступенькам спустились люди в масках, скрывающих лица, и Майе подумалось, что все ее сны о том, как ее настигают, – вот они, сбылись. Но страха не было. Есть ярость, сожаление, но страх умер вместе с частью ее самой, той, что осталась на московских улицах, и то, что беспокоило ее все эти годы, – просто фантомные боли.
– Охрана у вас – дерьмо. – Возницын ухмыльнулся. – Привезли им воду, а они приняли и напились, даже не поинтересовались, кто и откуда. Спят теперь, смешно смотреть.
– Они ждали доставки. – Олешко спокойно смотрит на вошедших. – И что теперь?
– Ничего особенного. – Возницын оглядел гостиную и собравшихся. – Мелюзгу припрятали? Это хорошо. Не люблю убивать детей.
Майя застыла. Это было сказано так буднично, словно о чем-то обыденном. И она вспомнила, как Павел рассказывал о семье убитого курьера, тогда ее сознание отказалось воспринимать услышанное, потому что слишком страшной была информация. А теперь Майя поняла: все правда. Он убил Леонида и уничтожил семью пропавшего курьера. И один бог знает, кого еще. Как же она не замечала, каков он? А вот Леонид, видимо, начал понимать, но она не вникала, не интересовалась. И муж не мог с ней этим поделиться, потому что она была слабой.
– Здравствуй, Ира.
Глаза Артема были холодные и злые. Он слишком долго искал эту женщину, она очень опасна, она несла ему угрозу, и все годы он боялся, что она вдруг объявится, поднимет шум в прессе. И вот она перед ним, и пистолет, рукоятку которого он сжимал в кармане, сегодня оборвет ее никчемную жизнь. Потому что простить ей свой страх он не сможет. Годы страха и напряженного ожидания – не месяц, не год, а годы. Зависеть от мелкой сопливой бабенки – это еще и унизительно. Но сегодня все закончится.
– Здравствуй, Артем.
Майя встретила его взгляд и поняла – она не боится. Невозможно бояться того, кого презираешь. А она презирает Артема, и ничто уже не заставит ее его бояться. И убегать от него она ни за что не станет.
– Выглядишь отлично. Надо же… Поговорим, как деловые люди. – Возницын кивает, и люди в масках занимают позиции по периметру комнаты. – Как я уже сказал, у вас есть то, что принадлежит мне. Камни. Ну, а теперь и вот эта женщина. Мне они нужны, и я их получу, так или иначе. Есть два варианта. Либо я это получаю и мирно ухожу, а вы живете как раньше, я даю слово, что вас более никто не потревожит, либо я буду пытать господина Матвеева, Ника Григорьевна, а вы будете на это смотреть. Когда он умрет, кто-то другой займет его место, ночь длинная. Я не могу пытать вас, Ника, это неразумно, учитывая то, что вы должны пойти в банк – а вы туда пойдете в любом случае, только уже совсем на других условиях.
– Ничего личного, просто бизнес? – Панфилов тасует карты.
– Именно, Александр Михайлович. – Возницын кивнул. – Я понять не могу, как вы-то с вашим деловым чутьем ввязались в эту авантюру? Ведь это было очевидно: я не отдам ничего, принадлежащего мне. Никому и никогда. Леонид Марьин, упокой, господи, его душу, этого не понял и попробовал отодвинуть меня. Вы должны были извлечь урок.
