— Не надо, не надо… Я эти ваши статьи знать не знаю и знать не хочу. Это вы моему адвокату будете объяснять. А я никогда ни с какими статьями не сталкивался и надеюсь, что это недоразумение разрешится… Я к тому, что, надеюсь, и сталкиваться не придется… с этими статьями вашими…
— Напрасно вы так думаете, напрасно. При вашем стиле жизни следовало бы хорошенько ознакомиться с уголовным кодексом.
— Я подумаю над вашим предложением.
— Вызывай охрану, — прервал этот содержательный разговор Смолянинов, обращаясь к своему подчиненному. — Хватит воду в ступе толочь. В камере подумайте хорошенько, Андрей Ильич…
— О чем же?
— О том, что говорить на допросах. И как себя вести. Мой вам совет — не тяните резину. Всем легче будет.
— Спасибо за совет.
Он услышал, как за спиной открылась дверь.
— Машина готова? — спросил Панков.
— Так точно, — голос, раздавшийся за спиной Суханова, был равнодушным, грубым и словно бы неодушевленным.
«Машина пущена, — подумал Андрей Ильич, ощутив ледяной укол страха. Машина… Это не люди, это какие-то… шестеренки. Не разорвало бы меня этими шестеренками… Нет, ерунда, — решительно сказал он себе. — Никакой лирики. Обычное дело. Одна из сторон бизнеса. Только логика…»
— Я должен связаться с адвокатом, — сказал Суханов, продолжая сидеть на стуле.
— Вставай, — голос за спиной был все таким же безликим и холодным. Вставай давай…
Тяжелая рука легла Суханову на плечо.
— У вас будет такая возможность, — сказал Панков. — А теперь идите, Суханов. Идите и думайте. Увести! — приказал он, и в этом последнем слове Андрей Ильич услышал тот же металл, что и в голосе невидимого ему конвойного.
— Вы хорошо меня поняли, Юрий Олегович?..
Эта фраза была последней, которую сказал утром Крамскому генерал Смолянинов.
То, что он носит генеральское звание, Юра узнал еще во время своей последней поездки в Москву, когда по просьбе Суханова «копал» дело Греча.
Юрия Олеговича взяли прямо на улице. Он вышел из машины, чтобы купить сигарет, — Крамской ездил без охраны, игнорируя все замечания Суханова на этот счет. Откуда ни возьмись, перед Крамским выросли трое молодцов в камуфляже, двое с автоматами, один без.
— Юрий Олегович Крамской? — спросил тот, что был без автомата.
— Да…
— Налоговая полиция. Прошу в машину. И без глупостей…
Как его запихивали в машину, стоявшую по соседству с его «БМВ», Крамской не помнил — этот процесс начисто выпал из памяти. Осознал он себя уже сидящим на заднем сиденье «Волги». С двух сторон его подпирали локти камуфлированных молодцов. В салоне воняло бензином, кислым потом и дешевым кремом для обуви.
«Налоговая полиция? В камуфляже и с автоматами? На улице? Ну-ну, — думал Крамской. — Наручники не надели, уже хорошо. Нужно довольствоваться малым, тогда и жизнь будет полегче…»
Он не хотел гадать, что же ему сейчас предъявят и, главное, куда везут. В критических ситуациях Юра предпочитал полагаться на вдохновение, на импровизацию. Со стороны налогов он был чист — в той степени, в какой может быть чист нормальный русский бизнесмен. То есть, он, конечно, ладил с законом, но до определенного предела. Однако выяснение этого предела было не той проблемой, чтобы вот так, средь бела дня, с автоматами наперевес, хватать и пихать в машину…
Когда Юрий Олегович увидел, что машина остановилась возле здания городской налоговой инспекции, ему немного полегчало. Это все-таки не управление внутренних дел, о подвалах которого ходило множество слухов и путь откуда мог лежать прямо в тюрьму — что называется, «без шума и пыли».
Однако Крамскому не пришлось увидеть знакомого инспектора, с которым он обычно решал свои налоговые проблемы. Юрия Олеговича сразу завели в крохотную комнатушку, где стояли лишь письменный стол с компьютером и два стула. Окон в комнатке не было. Противно жужжащая люминесцентная лампа заливала помещение химическим светом, придавая дешевым обоям в блеклый цветочек странный мистический вид.
Юра просидел в одиночестве минут пятнадцать. Наконец дверь отворилась, и в комнату вошел высокий, плотный человек в хорошем костюме и отличных туфлях. Скромный на вид галстук стоил никак не меньше двух сотен долларов.
Жесткая выправка и слюдянистый блеск в глазах выдавали в вошедшем человека, всю жизнь свою посвятившего военной службе. Или, скорее, службе в силовых структурах.
«Ну вот… Только этого не хватало. Явно комитетчик, черт бы его взял!..»
— Моя фамилия Смолянинов, — представился вошедший, усаживаясь за стол.
«Вот тебе и на… Сам господин генерал. Попал я, кажется, — подумал Юрий Олегович. — Что бы у них могло на меня быть?..»
— Вы не догадываетесь, для чего мы вас сюда пригласили, Юрий Олегович? спросил генерал.
Крамской, хотя и чувствовал себя под ледяным взглядом генерала, мягко говоря, неуютно, не смог сдержать едкой улыбочки.
— Нет, — ответил он. — Я даже не заметил, что меня пригласили.
Смолянинов помолчал, пожевал губами.
— Слушайте, Юрий Олегович, — сказал он наконец. — Давайте сразу договоримся. Будем беседовать только по существу. Оставьте, пожалуйста, всю эту вашу, — генерал слегка нажал голосом и с расстановкой произнес: пе-ре-стро-еч-ну-ю хер-ню. Сейчас начнете — мол, арестовали без ордера, да задержали незаконно, да права человека… Не пройдет! Мы с вами тут не в игрушки играем. Понял меня?
Голос Смолянинова стал совсем ледяным.
— Понял, я спрашиваю? Мальчишка! Будет мне тут еще улыбочки строить… Так ты не знаешь, почему ты здесь?
— Нет. Я же сказал.
— Тогда слушай меня. Выхода у тебя нет. Или ты двигаешь отсюда прямо в камеру, или ты едешь отсюда прямо в Москву.
— Куда?!
— Если бы не дружок твой московский, хана бы тебе пришла, Юрий, ты мой друг, Олегович. Поедешь к нему, он тебя встретит, вот и все дела… Работа для тебя там есть.
— Это вы о…
— Стоп! Без имен! — рявкнул Смолянинов. — Имена будешь называть, когда я спрошу.
— Так в чем же, собственно…
— Собственно? Собственно в том, друг ты мой сердечный, что ты у нас налоги не платишь. И проводишь, мил человек, странные теневые операции.
— Я не понимаю…
— Не понимаешь? Посмотри-ка вот на эти бумажки. — Смолянинов протянул Крамскому несколько листков, испещренных цифрами.
Юрий Олегович начал было читать, но генерал хлопнул по столу ладонью.
— Можешь не напрягать зрение. Я тебе и так скажу. Капнуло на твой счет, дорогой мой бизнесмен, триста пятьдесят тысяч баксов. Можешь объяснить происхождение этих денег? И налоги заплатить? Ладно налоги, нас больше интересует происхождение. Это тебе твой Суханов такую зарплату платит, чи шо?
— Какие триста тысяч?..
— Триста пятьдесят, — поправил его генерал.
— Я… Дайте посмотреть…
Крамской начал читать документы.
— Да не парься ты, не трать время. Все точно. Сходи в банк, проверь… Ну что? Можешь что-нибудь сообщить по этому поводу?
Крамской смотрел на документы и пытался осознать происходящее.
— Не можешь? А я могу. Например, могу назвать адрес этих денег. Точнее, адрес, откуда они к тебе капнули. Это, милый друг, называется «откат».
— Какой еще откат? За что мне такие «откаты»? Вы же понимаете, что это…
— Что? Провокация? Ошибка? Так не ошибаются, милый друг. И такие суммы идут «в откат» не за красивые глаза. Короче, ты парень умный, понимаешь, что выбора у тебя нет. Скажи спасибо своим дружкам московским. Они тебя спасают, по сути говоря. Иначе, если ты их руку помощи не ухватишь, сидеть тебе не пересидеть. Это ты понимаешь? Или тоже нужно объяснять? Все статьи УК перечислить, которые на тебя повесят? Например, за участие в незаконной сделке по продаже цветного металла, за всю эту вашу байду с сахарным песком — вот где корни этих денежек. Если хорошенько копнуть, они и есть часть того кредита, который твои дружки-бандиты хапнули из государственного кармана в девяносто втором. А теперь, думают, все успокоилось, начали делить. И тебе твою долю слили. Согласен?
— Не согласен. Я тогда еще у Суханова не работал.
— Это ты на суде будешь рассказывать. Документы почитай. И повнимательнее. Там все написано. Из какого банка к тебе пришли, как туда попали… Так что сиди, парень, и не рыпайся. С тобой по-хорошему разговаривают.
— Понятно… И что же вы хотите?
Крамской понял, что выхода у него нет. Точнее, есть — встать в позу. После чего мгновенно сесть. И надолго. Впрочем, может, и ненадолго. Вся эта история, разумеется, явная липа, ну, если не липа, то хорошо организованная подставка, и толковый адвокат с толковым бухгалтером, конечно, разберутся, что тут к чему, но коль скоро эти ребята (Юрий Олегович покосился на генерала) взялись за дело, то доведут его до конца. А конец ясен. Будет Юра Крамской ерепениться, будет стоять на своем — грохнут урки в камере, и все. Скажут, как обычно в таких случаях, — сердечная, мол, недостаточность…
