— Вы хотите, чтобы я доверял вам, а сами мне не доверяете. Думаете, что мной телефон прослушивается.
— Я не доверяю не вам, а вашим друзьям. Впрочем, и вам тоже. Ладно, хватит время тянуть: возьмите свой телефон… Руки вытяните так, чтобы я видел… Выньте из него батарею и бросьте в урну.
— Батарея, между прочим, денег стоит.
— Не мелочитесь, Сергей. Скоро, очень скоро вы сможете купить себе сто таких, либо… либо вам вообще больше не понадобится никуда звонить.
Я выполняю требование. В конце концов, мобильник это собственность «Зеты +».
— Отлично. Сейчас идите вниз до самого конца. На площади сядете на маршрутку. Учтите заряд аккумулятора в том телефоне, что вам дали, на пределе. Хватит только на один короткий звонок. Если я не смогу дозвонится к вам в следующий раз, значит, вы решили позвонить и предупредить своих друзей. Пока все.
— А на какую маршрутку? Там много номеров?
— На любую, какая на вас глянет. Я увижу номер. Пока вы идете, вы не должны оглядываться и делать жесты, которые могут быть мною истолкованы как условные знаки, иначе я откажусь от встречи с вами.
Я все делаю, как велит Карелин. Первое маршрутное такси пропускаю, не глянулось, наверное, а сажусь на второе, идущее в седьмой микрорайон. Смотрю в окошко: в такое время по улице движется целый поток машин, поди разбери, где хвост. Да и мне это не особо важно, ибо выполнил все его условия, пришел один, без подвохов.
На пятой минуте езды опят звонит Карелин. Пожилая женщина с двумя сумками недовольно смотрит на меня.
— Можете выходить. Как выйдете, идите по улице в обратную ходу движения сторону.
Я торможу водителя и спрыгиваю на тротуар. Идти мне в обратную сторону движения приходится совсем немного. Темно-синее такси резко тормозит рядом. Карелин сидит за рулем.
— Быстро садитесь рядом, — приказывает он.
Я вскакиваю в салон, он пулей трогается с места, подрезая сзади идущую машину, вписывается во второй ряд и еще набавляет газу. Как я уже заметил, шоссе загруженное и он пару раз чуть не создает аварийную ситуацию.
— Если вы и дальше будете продолжать в том же духе, то вряд ли мы уедем с вами далеко. Машину, небось, сбондили, как и тот «Москвич», которым сбили Воронова?
Карелин не считает нужным отвечать и, стиснув зубы, продолжает вести драндулет. Пропетляв минут с десять по улицам, он сбавляет скорость.
— Видите это? — спрашивает он, показывая головой в сторону руля.
Я следую за его жестом и вижу, что вокруг пальцев его левой руки намотано нечто вроде изолированного провода.
— В машине бомба. Если я разожму руку, мы взлетим на воздух.
Мы понемногу приближаемся к городской окраине. Впереди пост ДПС. Метров за сто голосуют две молодые девицы в мини-юбках, с вульгарно накрашенными физиями, из того сорта, что работают вдоль автотрасс, предоставляя водителям-дальнобойщикам и всякому, кому не лень, нехитрый набор секс-услуг по десять баксов за сеанс.
— Возьмем девок, а? — весело подмигнув мне, говорит Карелин и подруливает к ним.
Труженицы шоссейных дорог забиваются на заднее сидение.
— До «Лесной мельницы», командир, — прокуренным голосом говорит одна.
«Лесная мельница» — кафе-шашлычная на трассе, за пять километров от города излюбленное место дорожных путан.
Расчет Карелина понятен, если я веду двойную игру, а менты на посту захотят его задержать, в его машине будут, не считая меня, еще двое заложников. Не спеша, мы проезжаем пост, Карелин, хоть и старается держаться невозмутимым, но видно, что нервничает. Значит, не такой он и бесстрашный как пытался вообразить. Ничто человеческое ему не чуждо. В том числе и страх.
Стоящие возле моста два мента не обращают на нас ни малейшего внимания. Заметив выруливающий со стороны объездной дороги рефрижератор, они кидаются в сторону поживы, один махая жезлом, другой усердно дуя в свисток.
Возле «Лесной мельницы» Карелин останавливается, чтобы высадить шлюх. Одна из них протягивает ему деньги.
— Оставь себе, я сегодня не на работе, — великодушничает он. — Накупи на эти деньги гандонов, они тебе пригодятся.
— Мерси, папаша, — улыбается девица.
— Не за что, удачной охоты, — говорить он, перед тем как снова тронуться.
— Теперь, когда мы остались одни, может, выкинете провод от своей псевдомины, — предлагаю я, — он же вам мешает вести машину. Вы уже поняли, что никто за нами не едет. Или меня боитесь?
Карелин освобождается от проволоки. Я был прав: взрывчатка была блефом.
— Я давным-давно отвык бояться, чтобы вы знали. Просто не хочу, чтобы всякие нелепые случайности испортили мне такой хороший день.
Мы еще катим довольно долго, потом он сворачивает на проселочную дорогу. Минуем небольшую деревеньку и выезжаем на разбитую тракторами и весенней распутицей грунтовку между двух полей. Едем по ней до тех пор, пока телега не начинает буксовать.
— Может выйти и подтолкнуть? — предлагаю я.
— Не стоит, уже недалеко, пешком дойдем.
Бросаем тачку прямо на дороге и идем через поле, которое заканчивается высоким склоном. Внизу течет река. С другой стороны на низком берегу заливные луга. Вода уже начала прибывать и скоро, сколько будет хватать глаз, везде будет вода… много воды. Чуть левее от нас между полем и склоном тянется реденькая посадка деревьев. Идем туда. Кое-где между кочками лежат серые не растаявшие островки снега. Почти на самом склоне чуть особняком стоит совсем высохшее дерево. Его покоробившийся и лишенный коры и жизни ствол с обломанными ветвями, почерневший от времени и сырости, вызывают у меня ассоциации с гоголевской «Страшной местью», с тем местом, когда на кладбище вдоль берега Днепра поднимались из могил мертвецы — высокие, худые и страшные. «Душно мне», — кричали они, и от их крика кровь застывала в жилах.
У Карелина похоже аналогичные ситуации.
— Как скелет, — говорит он, показывая на дерево, — идол Черного ангела. Ангела смерти.
Рукавом он стирает со лба испарину, и расстегивает байковый ворот рубахи. Над рекою гуляет свежий ветерок, но Карелину тоже душно.
Мы встаем друг напротив друга. Карелин достает из-за пазухи толстый пакет.
— Здесь, — говорит он, показывая мне кипу исписанных листов, — вся моя история. Мои показания. Я подробно рассказываю, как и за что я уничтожил Перминова, и не только его. Здесь вся моя жизнь. В конце стоит моя подпись и сегодняшнее число. Подлинность подписи заверена нотариусом, все станицы проштампованы. Здесь все, кроме кражи денег у Феодосия и убийства Воронова. Владыка не писал заявления в милицию, значит, хотел избежать огласки. Что ж я иду вам навстречу, а Воронов наказан поделом: он действительно был соучастником. В тот день, мы оба правили вечерню, и я заметил, что с Вороновым что-то происходит. После окончания службы я спросил, что с ним такое, он сначала ломался, а потом все-таки рассказал про то, как он случайно подслушал разговор между архиепископом и уголовным авторитетом, навестившим владыку. И самое главное про деньги. О том, что есть отверстие в стене между библиотекой и кабинетом владыки он еще раньше знал. Я тоже. Он сказал, что владыка положил деньги в свой сейф. В глазах его светилась алчность. Я заметил, что неплохо было бы заиметь на кармане такую кучу бабок. Я говорил лишь в шутку, чтобы просто поиздеваться над ним. Он же сказал, что вот, мол, как повезло владыке, даже урки к нему бабки несут, словно он авторитет какой-нибудь. Еще он сказал, что не верит, что Феодосий отдаст их церкви. Присвоит и все. Тогда я решил, а почему бы и не забрать их?
— И вы предложили ему кражу?
— Да. Как только он услышал об этом, он стал возмущаться, как, мол, я мог такое сказать, да знаю ли я, что будет, если он сообщит обо всем куда следует, но я уже знал, что это его возмущение неискренне. В то время я был уже по горло сыт его напускной святостью и лицемерием. Короче говоря, я врезал ему кулаком в живот. Одного удара оказалось достаточно, чтобы он расклеился. На вид он, конечно, здоровый, внушительный, даже говорили, что огонь может голыми руками тушить. Я сам не ожидал, что он окажется таким гнилым. Он даже заплакал после удара, как ребенок. В общем, он согласился. Я-то уже давно подумывал бросить это все, к чертям собачим, а если бы у меня были деньги, то я смог бы уехать, то есть сделать то, что должен был сделать девять лет назад, когда у меня были и деньги и новый паспорт. Тогда я не сделал этого, потому что тоже, как некоторые, был озабочен поисками смысла жизни и тому подобной ерундой. Я думал, что от моих молитв и постов мир изменится, станет лучше. Куда там. Пока я молился, такие как Перминов, которым ничего не стоит оправдывать убийц и насильников продолжал спокойно делать карьеру. Тварь, которая приговорила меня к расстрелу. Ничего, он свое получил. Пока он медленно подыхал, я рассказывал ему, за что он подыхает… Ладно, я отвлекся, короче взяли мы с Вороновым эти деньги. Я брал, а Воронов стоял на стреме. Сторожа не было, я сам его отправил на больничный, еще тогда, когда приходил за мечом, а система безопасности, сигнализация — это секрет Полишинеля, только для честных людей. Я уже выходил с деньгами, но тут мне пришла в голову мысль сломать обе двери, чтобы все подумали на посторонних. Не понимаю, почему старик — архиепископ сразу решил, что это сделали свои.
