Вагин покачал головой и полез в нагрудный карман рубашки. Он вынул оттуда мятую пачку "Мальборо", вытряхнул прямо на пол полтора десятка сломанных, искрошенных во время драки сигарет, отыскал среди них целую и закурил.
- Ас чего это ты взял, что я пойду на себя стучать? - заинтересованно спросил он, пуская дым в потолок и снова кладя руку на жесткое ребро батареи. - Даже и не мечтай, чудак. Все, что у тебя есть, это один-единственный недоказанный факт. Ты можешь до хрипоты орать, что я подарил тебе зажигалку, но на ней нет моих отпечатков, а вот твои есть.
- Ох, и мразь же ты! Я тебя убью, гад, ты понимаешь?!
- Не убьешь, - с насмешкой сказал Вагин. - А если даже убьешь, то никакой пользы от этого не будет, кроме вреда. Повесишь на себя еще одного жмурика в придачу к тем двоим, что на тебе уже висят. Так что действуй, родной, но не думай, что это будет легко.
Пока он говорил, его рука соскользнула с ребра батареи и словно невзначай нырнула в пыльное, затянутое грязной паутиной пространство между батареей и стеной. Хорошо зная Тарасова Вагин, не сомневался, что тот пойдет до конца. Кроме того, у Тарасова была сестра. Она работала в газете, пользовалась определенной популярностью и наверняка имела массу знакомых, среди которых мог отыскаться какой-нибудь чокнутый мент, способный докопаться до правды. Кроме того, если им заинтересуется милиция, отсутствие улик ничем ему не поможет: Вареный в своей неподражаемой манере примет меры к тому, чтобы он невзначай не заговорил.
Обещаниям насчет лучших адвокатов и королевской жизни в колонии он не верил ни секунды: пуля стоит дешевле, и возни с трупом гораздо меньше, чем с живым человеком, который слишком много знает. Он был жив до тех пор, пока оставался в тени. Стоит ему попасть на свет, и его прихлопнут - как муху. Чем дольше Вагин думал обо всех этих вещах, тем менее заманчивым казалось высказанное Тарасовым предложение пойти в ближайшее отделение милиции и все рассказать. Наверное, он сдался бы, если бы не знал, что тем самым обречет себя на верную смерть.
- Я устал, Тарас, - сказал он. - Давай разойдемся. Улики - говно. Просто выкинь эту зажигалку. У меня есть предложение. Я знаю людей сильных людей, больших, - которые помогут тебе, если тебя заметут.
Может быть, им даже удастся тебя отмазать, не знаю.
Даже если не удастся, в зоне ты будешь королем, это я тебе гарантирую. И деньги. Я могу дать пятнадцать штук, и они, я думаю, добавят, потому что они заинтересованы в том, чтобы ты делал все, как надо...
- Ты что? - задыхаясь от злости спросил Тарасов. - Что ты мне предлагаешь, падаль?! Чтобы я за тебя сел на двадцать пять лет? Да плевать мне на срок! Но чтобы про меня говорили, что я форточник?! Что я из-за вшивой пачки баксов человека замочил? Какой тут у тебя этаж, восьмой, что ли? Я тебя отпускаю, ублюдок, только не через дверь. Вон оно, окно. Спустишься - свободен. Что тебе стоит? Ты ведь у нас Муха! Ну, сам пойдешь, или тебе помочь?
- Не дергайся, Тарас, - сказал Муха, вынимая руку из-за батареи. В руке тускло поблескивал вороненым стволом "Макаров". Рука слегка дрожала, и ствол пистолета плясал. - Не делай резких движений. Вон там, на полке, есть бумага и пара шариковых ручек. Пиши признание, Тарас, иначе, сам понимаешь... Другого выхода у меня нет.
- Очухайся, придурок, - с презрительной жалостью сказал Игорь и сделал шаг вперед. - Какое признание?
Что я, по-твоему, пистолета не видал? Кончай эту бодягу, Витек. Погулял, и будет. Не делай себе хуже.
- Стой, сука! - взвизгнул Вагин и торопливо поднялся на ноги, цепляясь за подоконник. - Стой, я сказал! Не шути со смертью, Тарас. Смерть - баба деловая, шуток не понимает. Бери бумагу, пиши. Поторапливайся, времени в обрез. Ну, чего встал?! Нет у меня другого выхода, ты понял? Ты понял или нет, падло?!
- Да понял, понял, - сказал Игорь и снова шагнул вперед, стараясь смотреть Вагину в глаза и не обращая внимания на пляшущий в его руке пистолет. Он очень надеялся, что Муха забудет о том, что пистолет не взведен. В том, что Вагин сумеет нажать на спусковой крючок, он не сомневался: они служили в одном взводе и не раз видели друг друга в деле.
- Отдай пушку, Витек! Я все напишу, что скажешь, только пушку отдай. Писать с пулей в кишках, сам понимаешь, трудновато.
Вагин попытался отступить, но позади оказалась стена. Он прижался к ней лопатками и быстро оттянул назад пистолетный ствол. Затвор маслянисто щелкнул, курок оттопырился, словно пистолет салютовал отставленным большим пальцем, и черное отверстие пистолетного дула уставилось Игорю Тарасову в грудь. Игорь отметил, что, несмотря на волнение и страх, Вагин не до конца потерял голову и целится не в лоб, а в корпус, выбирая мишень покрупнее. В свое время он прошел хорошую выучку и умел действовать так, чтобы у противника не оставалось шансов.
- Больше ни шагу, Тарас, - предупредил Муха. - Двинешься - прострелю насквозь, как консервную банку. Ты меня знаешь. Лучше пиши признание.
- Помешался ты на этом признании, - сказал Игорь и снова шагнул вперед. Он хотел выбить у Вагина пистолет, а уж потом сказать, где и в каком виде наблюдал его вместе с признанием и влиятельными знакомыми, способными обеспечить королевскую жизнь в зоне, но не успел, потому что Муха выстрелил.
Игорь знал, что Вагин может выстрелить, но до самой последней секунды отказывался верить, что все закончится именно так. Пуля ударила его в грудь твердым горячим кулаком, и он с удивлением увидел, как комната вокруг него вдруг начала стремительно опрокидываться. "Черт, это не комната, это я падаю, - понял он. - Этот дурак меня продырявил."
- Дурак, - прошептал он Вагину. В следующее мгновение его голова со стуком коснулась голых досок пола, и он погрузился в темноту.
Глава 17
Проехав еще с километр, Илларион понял, что окончательно потерял Тарасова. Он остановил машину - мотаться по огромному городу в поисках неприметных "жигулей" было пустой тратой времени. Тарасов ушел окончательно и бесповоротно.
Илларион от всей души стукнул кулаком по пластмассовому ободу руля и закурил. Некоторое время он угрюмо дымил, слепо уставившись прямо перед собой тупым взглядом. Таких проколов с ним прежде не случалось, и бывший инструктор спецназа глубоко переживал поражение, нанесенное ему его же учеником. Эта неудача казалась ему одним из многочисленных признаков надвигающейся старости. Конечно, если бы не чертова собачонка, ничего бы не случилось, но... "Воображаю, какие лица сделались бы у Мещерякова и Федотова, если бы, вернувшись из рейда, я доложил им, что задание не выполнено по вине гололеда и рыжей дворняги с комками присохшего дерьма под хвостом, - подумал он, жадно затягиваясь сигаретой. - Они бы наверняка решили, что я над ними издеваюсь."
Он взял себя в руки и вынул из кармана своего утепленного бушлата трубку сотового телефона. Печка мерно гудела, нагнетая в салон горячий воздух, в бушлате было жарко, и от этого раздражение Забродова только усиливалось. Какого дьявола мир так глупо устроен, что человеку приходится охотиться на своих друзей да при этом еще и страдать от жары?
Он выключил печку и задумчиво взвесил на ладони телефонную трубку. Нужно было звонить Сорокину - признаваться в том, что опять путался под ногами у наших доблестных органов, и расписываться в собственной несостоятельности.
Он посмотрел на трубку так, словно она была готовой к смертельному броску змеей. Нужно было звонить, причем вовсе не Сорокину. Илларион набрал в грудь побольше воздуха, покрепче стиснул зубы и быстро, чтобы не успеть передумать, набрал номер своего домашнего телефона.
Татьяна ответила сразу, как будто сидела у аппарата, ожидая звонка. Так оно, скорее всего, и было, и от этого Забродову сделалось еще хуже.
- Где ты бродишь, Забродов? - повторила Татьяна неуклюжий каламбур очкастого Санька.
- По горам, по долам, по дальним странам, - ответил Илларион. - За тридевять земель, в тридесятом царстве... Нет, так не пойдет. Знаешь, Кареев убит.
Он очень надеялся, что не переоценил ее силы, и он не ошибся. Татьяна молчала всего несколько секунд, а потом спросила:
- Как это произошло?
Ее голос звучал почти спокойно, и Илларион был ей за это благодарен.
- Милиция считает, что его убил случайный грабитель.
- Чушь.
Это тоже было сказано спокойно, но с огромной убежденностью.
- Я тоже так считаю, и, по-моему, кое-кто в МУРе со мной согласен. Но дело не в этом. Мне нужна твоя помощь.
- Я слушаю.
- Давай договоримся сразу: потом, когда все закончится, ты можешь меня презирать, ненавидеть и вообще не замечать, но сейчас ты должна мне помочь.
- Многообещающее вступление, - сказала Татьяна. Несмотря на шок, в ее голосе звучала ирония, и Илларион подумал: в самом деле, что бы делала наша интеллигенция, не будь на свете такой чудесной вещи, как ирония? Вымерла бы к черту, как динозавры. Вот вам и новая естественнонаучная теория: динозавры вымерли из-за нехватки чувства юмора. Счастливчики.
