Роберт Райан - Земля мертвецов

Он отдыхал в кресле перед гаснущими углями камина. Путешествие во Флитчем подорвало его невеликие силы. Старик второй день хлюпал носом. Но тревога, разбуженная взрывом, наверняка лишит его сна на день-другой. Он взглянул на часы. Время выпить горячего шоколада. И, пожалуй, немного бренди. Наливать придется самому – Берта он на несколько дней отпустил. Едва ли он раньше соберется с силами для следующей поездки: на дальний север, в Ли.

Под ногами вновь прошла дрожь – вторичная волна.

Странно, отметил старик. Обычно мины подрывали с раннего утра. Перед рассветом чаще всего. Конечно, бывают случайности. Имея дело со взрывчатыми веществами, без случайностей не обойтись. Старик взглянул на книгу, над которой задремал. «Гражданская война в Америке». В те времена и отточили технику подкопов под вражеские позиции и закладки огромных подземных зарядов.

Да, там было еще кое-что, важное для загадки Ватсона. В некоторых штатах Конфедерации рекрут имел право послать вместо себя добровольца. Такие доппельгангеры должны были в общих чертах соответствовать возрасту и физическим возможностям призывника. Многие богатые плантаторы оплачивали замену, чтобы избавить от боевой службы своих сыновей. Так короли в старину выдвигали единоборца сражаться вместо себя. Выжив, такой герой вернулся бы домой с деньгами и получил бы землю. Если бы, конечно, южане победили. Риск был двойным – для выигрыша требовалось остаться живым и на стороне победителя, –  но многие соглашались, считая, что рано или поздно их все равно призовут.

Холмс не сомневался, что нечто подобное произошло в поместье Флитчем. Он почуял неладное, когда Ледж встретил его на станции. Для опытного шофера этот молодой человек оказался никудышным водителем. И речь его была странной, почти ребяческой. Но серьезные подозрения возникли, когда он увидел Леджа рядом с леди Стэнвуд. То, что французский нейробиолог и психолог Анри Реклерк называл «немым языком», криком кричало об этом, когда они оказывались вместе. Реклерк изучал, как проявляются отношения между людьми в жестах и мимике. Его находки оказались очень полезными в работе детектива: Холмс не раз, анализируя манеру держаться, распознавал в мнимых брате и сестре любовников.

Метод Реклерка явно указывал, что отношения между этими двоими – не те, какие бывают между хозяйкой и слугой. В их манерах ощущалась неявная близость. «Любовники? – задумался Холмс. –  Не потому ли убрали лорда Стэнвуда?» Он разыскал доктора Киббла и услышал от него описание долгого, медленного умирания Стэнвуда. Во многом картина совпадала с симптомами из телеграммы Ватсона. Киббл подтвердил, что под конец наблюдал у умирающего синюшность, а о выражении лица и говорить не хотел. Отец семейства был отравлен. Возможно ли, что заговор был составлен леди Стэнвуд и этим простоватым шофером?

Нет, не любовники – поправил он тогда себя. Связь между ними иная. В глазах леди Холмс видел теплоту и самоотверженную заботу. А в шофере – желание угодить, порадовать. Подобные чувства не рождаются на столь низком, преходящем основании, как секс. Это была связь между матерью и ребенком. Шофер Гарри Ледж являлся сыном леди Стэнвуд. Тем самым Робинсоном де Гриффоном. Новым лордом Стэнвудом, решившим пересидеть войну в роли семейного шофера. А значит, человек, за которым охотился во Франции Ватсон, был самозванцем.

После долгих поисков майор Ватсон нашел младшую сестру Дженнингс в часовенке за Большим домом. В ней и теперь велись службы, участвовать в которых должны были по воскресеньям ходячие раненые всех чинов. Места часто не хватало, и причастие с благословениями раздавали в соседнем шатре.

Дженнингс зажигала свечи.

– Будет поминальная служба, –  объяснила она, увидев Ватсона.

Восточно-английский госпиталь лишился в этот день не одной мисс Пиппери. Погибли двое санитаров, а сиделка из корпуса королевы Александры витала на грани мира сего и вряд ли дожила бы до завтра. И еще нужно было помянуть несчастного Каспара Майлса.

– Надконфесиональная, –  добавила сестра.

– Это хорошо. Сестра Дженнингс, я зашел попрощаться и поблагодарить вас.

Она замерла, развернулась к нему:

– Вы уезжаете?

– На время. Я должен оказать помощь в аресте человека, убившего Шипоботтома и остальных. Пожалуй, над формулировкой обвинения придется поломать голову.

На ее лице смешались робость и любопытство.

– Речь идет о капитане де Гриффоне.

Этого сестра никак не ожидала.

– Лорд Стэнвуд? Он же…

– Он не лорд Стэнвуд. Вас всех ввели в заблуждение.

– Вы уверены?

– Насколько это возможно на данный момент.

Сестра покачала головой:

– Я было думала, что это лейтенант Меткалф. Потом – что миссис Грегсон. У нее, знаете ли, есть прошлое.

– Знаю. Мне рассказал ее бывший муж.

– Прости меня, Боже, я отчасти надеялась, что это она, –  призналась Дженнингс.

– Почему же это? – поразился Ватсон.

Она отошла к скамье для молящихся, села, понурив голову. Ватсон встал над ней.

– Некрасиво так говорить.

Она подняла голову – глаза блестели.

– Некрасиво? О, майор, это дурно! Очень дурно. Но женщины вроде миссис Грегсон… не знаю… рядом с ними мы, остальные, выглядим так бледно, так жалко.

Майор присел рядом с ней.

– Я знавал мужчин вроде нее.

Она бессильно опустила голову ему на плечо.

– Простите, что заставила вас беспокоиться, когда уезжала к брату. Мне казалось, вы меня опекаете, как ребенка.

– Так и было, черт меня побери. Но я не слишком жалею. Это говорит человек, который до конца жизни будет помнить вас как друга. Хотя мне до конца осталось не так уж долго…

Он имел в виду пошутить насчет своего возраста, но в церкви, казалось, стало очень холодно.

– Не говорите так! Пожалуйста!

– Мне пора. До отъезда еще надо кое-что сделать.

Дженнингс села прямо и оправила платье.

– Скажите честно, куда вы едете?

– Я и сказал. На фронт. Мне надо разобраться, почему человек обзаводится новым именем и начинает среди войны убивать своих.

– Вы не знаете?

– Знаю, что ответ наверняка кроется в Ли. На фабриках. Владелец мертв, рабочие мертвы. Подозреваю, что там произошло нечто ужасное. И это нечто, чем бы оно ни было, настигло нас здесь.

Капитан, допев, прокашлялся, скрывая душившие его чувства.

– Слыхали эту песню, капрал Тагман? – обратился он к новому вестовому, начищавшему ему сапоги.

Прежний слуга, Сандерленд, приболел, и капитан предложил Тагману на время заменить его за те же пятнадцать шиллингов в неделю. Впрочем, служба денщика не освобождала Тагмана от обычных обязанностей, а о сержантском звании речи больше не заходило.

– У нас пелось иначе, сэр, –  угрюмо отозвался капрал.

Офицерский блиндаж был обложен мешками с песком и досками, потолок подпирали четыре внушительных столба. Сменявшиеся здесь жильцы старались создать уют, вопреки распоряжениям сверху, утверждавшим, что комфорт более положенного подрывает «боевой дух».