Потом я поехал к дому Размахаевой, чтобы, если удастся, щелкнуть и ее, хотя толком не знал, зачем мне ее фото? Разве что на память. Прождав час безрезультатно, я увидел, как в подъезд уперлось такси и из него вышел Поглощаев.
Хорош Эпюр! — подумал я. — Выходит, Размахаева — содержанка всех господ, — и зашел следом.
Пришлось и этому вахтеру дать пару сотен.
— Мужик, который передо мной прошел, часто здесь бывает?
— Бывает, — ответил вахтер, — но больше часа не задерживается.
Деловому человеку больше и не надо, — подумал я. — Сделал и сваливай к жене.
— А закавказец, которому ты грозил кулаком по просьбе гражданки из восьмой квартиры, больше не появлялся?
— Никому я не грозил, и гражданка не просила…
Меня так и подмывало заглянуть в окно, но я побоялся рассекретить себя и ушел, несолоно хлебавши…
Дома меня вовсю добивался телефон. Звонил Леша из Сандунов.
— Как фамилия твоего балбеса?
— Поглощаев.
— Ну радуйся. Нашел я его бумажник: между стеной и спинкой лавки. Вообще-то там щели нет, но когда спинку потянешь на себя, появляется. Если б ты не сказал, лежал бы он там до капитального ремонта.
— Ты завтра в бане?
— Нет.
— Давай встретимся на улице…
Утром я сдуру решил, что фотографии для меня имеют первостепенное значение, и поехал на кладбище. Народ в телогрейках толпился возле конторы. Пришлось щелкать всех подряд, так как соратников "Долины царей" я не знал, а после знакомства бродить среди могил и ловить в ракурс лица подозреваемых выглядело бы логично и естественно только на территории сумасшедшего дома.
Наконец я остановил мужчину с лопатой наперевес. По моим наблюдениям, он был вроде бригадира могилокопателей, во всяком случае, оставлял такое впечатление, тыкая пальцем во все стороны и раздавая поручения. Я угадал: мужик по фамилии Навыдов действительно подрабатывал в "Долине царей".
— Хотите посмотреть, где буржуев хоронят? — спросил он, оценивая взглядом мое имущественное положение. — Участок, я вам доложу, — пальчики оближешь. Видели кладбища в заграничных фильмах?.. Сейчас такое же увидите. Одного песка туда пятьдесят самосвалов сгрузили.
— Зачем так много?
— Чтобы черви на бренные останки не покусились.
— Разве в песке хоронят?
— Мы сначала яму бетонируем, только в углу дырку для стока оставляем, а потом уже песок, через год, когда усядется, добавляем. Ну, песок постепенно слеживается, твердеет, как цемент.
Навыдов подвел меня к полигону "Долины царей". На фоне покосившихся крестов и столбов с облупившимися звездами, которые ютились так, словно в большой комнате снимали углы за занавесками в редкую полоску, «Долина» и впрямь производила впечатление ухоженностью и изначально заложенным распорядком.
— Ну как? — спросил Навыдов, подозревая во мне клиента или его доверенное лицо.
— А где похоронят Шекельграббера? — спросил я. — В какой из этих ям?
Мужик на секунду замешкался.
— Вы из милиции?
— Нет, из смежной организации.
— Понятно без названия, — буркнул Навыдов. — И что от меня надо?… Шекельграббера видел недели за две до смерти. Был обычный, о смерти не заикался. В личную жизнь не посвящал. Он вообще к нам относился, как Горький, — только в народ заходил: водки выпить, «козла» забить на перевернутом ящике, матом поругаться вволю.
— Опрелина вы хорошо знаете?
— Слабак. Такое впечатление, что его ежедневно бьют по морде, а он и хочет дать сдачи, и боится, и уже привык.
— Какие у вас отношения с Поглощаевым?
— Говнюк он с маленькой буквы, так ему и передай. Строит из себя крутого дядю! Тут записался в закрытый клуб, даже с нами здороваться перестал. Хотя как был быдлом, так и остался. Никакие клубы его не переделают. Он, когда зарплату выдает, пять раз вздохнет — до того денег жалко.
— А врач?
— Горчицын? — переспросил Навыдов. — Меня от педерастов тошнит. Я держусь подальше, даже руки не подаю — противно.
— Откуда вы знаете?
— Он же серьгу в ухе носит!
— А только голубые носят серьгу?
— Конечно, зачем здоровому мужику ухо дырявить! А они специально, чтоб друг друга узнавать в толпе.
— Не думали, почему убили Шекельграббера?
— Может, из-за бабы, может, из-за денег. Сейчас с чужой жизнью не церемонятся, по своей работе вижу. А вообще, мужик он был хороший, безобидный. Такие в первую очередь гибнут, если высовываются.
— Значит, все долгожители — сволочи?
— Или эгоисты.
— Вы тут каждый день работаете?
— Выходных у смерти нет. Если только очень надо, тогда есть подменщик в запасе.
— В ближайшее время от "Долины царей" никакая халтура не предвидится?
— Через неделю как раз Шекельграббер доспеет…
Уже на автобусной остановке я сунул нос в бумажки Поглощаева и понял, почему физиономия Навыдова показалась мне знакомой: мы с ним кончили одно высшее учебное заведение, только в разные годы. Проку в этом я особого не видел, Навыдов о дипломе давно забыл, ценил лишь собственную персону, а остальные платили ему зарплату.
С кладбища я поехал к Размахаевой. В телефонной будке набрал номер, убедился, что зиц-вдова дома, и, не выходя, устроил наблюдательный пункт за подъездом. Через час она вышла. Я проводил ее до парикмахерской, подождал еще с час. Потом мы пошли, соблюдая приличную дистанцию, в бассейн.
Все по тем же бумажкам Поглощаева я выяснил, что при бассейне есть сауна, в которой Горчицын работает массажистом, видимо, отдыхая после разделки трупов. И не ошибся. Размахаева вышла из бассейна, держа под руку человека, у которого в ухе болталась серьга. Я сфотографировал эту милую парочку: сначала — когда они шли по улице, а потом — когда садились в машину Горчицына. Дальше преследовать их я не мог, да и пора было идти на встречу с банщиком Лешей. Через полчаса я еще раз набрал номер Размахаевой и убедился, что она повезла Горчицына не к себе.
Леша заставил себя ждать, но я уже привык за сегодняшний день к ожиданиям.
В документах Поглощаева я ничего интересного не обнаружил, кроме квитка на подписку собрания сочинений, о котором давно мечтал. Но Поглощаев уже выкупил первые тома.
— Ты бы хоть поощрил меня материально за находку, — сказал Леша.
Я вынул все деньги из портмоне — две тысячи рублей и десять долларов — и отдал Леше.
— Теперь постарайся вспомнить, кто еще сидел в той кабинке и в соседних.
— У меня шесть сеансов ежедневно. И по ночам малыши-плохиши с девочками вениками дерутся.
— Я тебе помогу. Худощавый белобрысый мужик с серьгой в ухе.
— Был, кажется.
— Еще?
— Нет, так не вспомню.
— Может, на этот сеанс и в эту кабинку ходит постоянный клиент?
— У постоянных свои места…
На том и расстались…
Я еще раз позвонил Размахаевой — никого. Или трубку не берет. Тогда я позвонил Поглощаеву.
— Вы уже подали заявление об утере документов?
— Я на нашу милицию не надеюсь, иначе бы вашими услугами не пользовался, — ответил он. — Да и восстановить их не так сложно. Самое ценное там — пропуск в Кремлевскую поликлинику.
— Никуда не уходите, сейчас буду, — сказал я, повесил трубку и остановил такси. Мне почему-то казалось, что Поглощаев отвалит за находку соответствующее вознаграждение, и я имею право потратиться на пижонский транспорт…
Кувыркалкина поднялась мне навстречу и заговорщически подмигнула.
— Оля, — сказал я с укоризной. — В такой мини-юбке, по-моему, даже на пляже появляться неудобно.
— Даже на нудистском? — спросила она.
— На нудистском тем более неудобно.
— Но я же еще в колготках!
— Извините, не заметил…
Кашлин делал вид, что ковыряет в носу и выбирает на потолке точку для меткого плевка, Поглощаев кого-то ругал по телефону и знаками предложил мне подождать. Я не хотел ждать и бросил портмоне на стол. Он сразу положил трубку и спросил:
— Откуда?
— Лучше вспомните, кто еще сидел рядом с вами в бане.
— Ну, один такой… Впрочем, не помню. Постойте-постойте, а где деньги?
— Денег не было, — соврал я.
— Куда же они делись?
Я пожал плечами.
— Вы нашли портмоне в бане?
— Нет, — соврал я.
— Слава Богу! Я уж на Горчицына подумал. А где?
— Не скажу.
— Я плачу вам деньги.
— Эта находка контрактом не оговорена. Я принес документы из человеколюбия: чтобы вы по ночам спали спокойно, — и надеюсь, что вы оцените его по достоинству.
— Ну а что с делом Шекельграббера? — спросил Кашлин.
— Копаю потихоньку. Милиционеров уже проверил, — соврал я. — теперь проверяю бывших гаишников.
Денег за находку Поглощаев не дал, наверное, подумал, что оформить новые вышло бы дешевле. Настроения его поступок мне не прибавил. Зато Кувыркалкина сказала в дверях:
