— Я не позволю тебе...
— Почему?
— Если ты дашь деньги, это будет равносильно тому, что ты меня покупаешь. — Она встала и принялась ходить по комнате. — Ты фактически сам признался, что готов увести у него жену и хотел бы успокоить совесть, вложив деньги, которые он украл. Думаю, Брента это вполне устроит. Коль скоро ему нет дела до собственной жены. Но неужели ты не понимаешь, как это унизительно для меня? Что мне сказать? Да и что я могла бы сказать, если бы позволила тебе внести эти деньги? Я не смогу с тобой расплатиться. Мне и за десять лет не вернуть тебе девять тысяч долларов. Я буду твоей наложницей.
Я смотрел, как она шагает взад и вперед по комнате, машинально касаясь всего, что попадалось под руку, и не глядя на меня. И тут горячее, неистовое желание овладело мной. Кровь ударила мне в голову, я кинулся к ней и резко повернул к себе:
— Послушай, не так уж много найдется мужчин, готовых заплатить за женщину девять тысяч баксов. В чем дело? Тебе не хочется, чтобы тебя купили? — Я привлек ее к себе и поцеловал. — Это так плохо?
Она открыла рот — наши губы соприкоснулись, — и выдохнула:
— Это замечательно, просто замечательно!
Она поцеловала меня крепко-крепко.
— Значит, все, что ты говорила, было пустой болтовней?
— Чушь, полная чушь. Это так здорово, когда тебя покупают. Совсем как на Востоке. Мне нравится.
— Мы вернем эти деньги.
— Да, вместе.
— Начнем завтра же.
— Как это странно — я всецело в твоей власти. Я твоя раба. Но я чувствую себя под твоей защитой и знаю, что со мной ничего не случится.
— Вот и хорошо. Это твой приговор к жизни.
— Дейв, я люблю тебя.
— А я тебя.
Если вы полагаете, что украсть деньги из банка совсем не просто, вы недалеки от истины. Но куда труднее вернуть украденные деньги назад. Может, я еще недостаточно ясно объяснил, чем занимался этот тип. Во-первых, следует сказать, что самое уязвимое место для махинаций с наличностью в банке — это частные вклады, по которым текущая отчетность не ведется. Владелец коммерческого счета — тот, у кого есть чековая книжка, — получает отчет об изменениях счета ежемесячно. По частным вкладам такие отчеты не требуются. Все отражено в самой книжке: и общая сумма вклада, и то, когда вкладчик вносит или снимает деньги, а сама книжка всегда у вкладчика на руках. Именно расчетная книжка и является отчетом банка перед своим клиентом. В самом банке по каждому вкладу ведется учетная карточка, но ее вкладчик никогда не видит. Вот тут-то и открывается возможность для махинаций, которые могут продолжаться достаточно долго, прежде чем что-либо обнаружится. А если и обнаружится, то лишь случайно, как в этом случае. Брент ведь не предполагал, что угодит в больницу.
Так что же делал Брент? Прикрываясь разглагольствованиями об индивидуальном подходе, он добился того, чтобы ни один частный вкладчик, оказавшись в банке, не имел дела ни с кем, кроме него. Это могло бы насторожить Джорджа Мэйсона, но Брент неплохо справлялся с работой, а кто станет спорить с хорошим работником! Как только Брент добился того, чтобы только он имел доступ к счетам вкладчиков, а вкладчики общались только с ним, он принялся за дело. Он выбирал вклады, с которыми, по его мнению, не может возникнуть неприятностей. В банковских учетных карточках он отмечал якобы имевшие место снятия определенных сумм. Обычно эти суммы не превышали пятидесяти баксов. Затем расписывался за вкладчика — просто подделывал подпись, и при этом не особенно усердствовал, ведь никто, кроме него, эти подписи не сличал, — после чего преспокойно клал деньги себе в карман, а отметки в карточках покрывали уменьшение наличности в кассе. Документация — в полном ажуре, а деньги у Брента! Конечно же, махинации с учетными карточками следовало как-то подстраховать. Поэтому напротив каждого фиктивного снятия Брент делал слабую, едва различимую пометку карандашом, позволявшую быстро восстановить изначальную сумму вклада в случае, если вкладчик захочет закрыть счет. Именно эти пометки я и обнаружил.
Как видите, задача была в том, чтобы вернуть деньги, не нарушая при этом общего баланса наличности в кассе, не внося различий между учетными карточками и расчетными книжками, и вдобавок не делая ничего, что могло бы впоследствии привлечь внимание ревизора, когда будет проходить плановая проверка. Задача казалась невыполнимой. Я уже готов был сдаться. Не проще ли доложить все, как есть, начальству, позволить Шёйле возместить недостачу, не объясняя, откуда у нее деньги, а Брент пусть выкручивается сам. Едва ли ему грозило что-то серьезное, ведь деньги будут возвращены. Но Шейла и слышать об этом не желала. Она опасалась, что Брента все равно посадят и я выкину деньги зря. Ее дети будут расти с пятном позора, да и на нее будут показывать пальцем. Мне нечего было возразить. Скорее всего Брента отпустят, но уверенности у меня не было.
Выход нашла Шейла. Однажды вечером мы ехали в машине — это было через день или два после того, как я объявил ей, что собираюсь сам покрыть растрату, — и она неожиданно спросила:
— Речь идет только об учетных карточках, расчетных книжках и кассе? Нас именно это волнует?
— Да, только это.
— С карточками и кассой проблем не будет.
— Каким образом?
— Деньги вернутся так же, как и ушли. Только на этот раз вместо фиктивных снятий я проведу фиктивные вложения. Общая сумма по кассе сойдется с суммами в учетных карточках.
— А как быть с расчетными книжками? Послушай, если хотя бы в одной из них обнаружится несоответствие, хотя бы в одной, даже когда нас здесь уже не будет, — мы влипли. Надо, чтобы ни у кого не появилось подозрений, чтобы даже вопрос такой не возникал. Мы не сможем закончить, пока не проверим каждую такую книжку. Мы полагаем, будто знаем, как он помечал фиктивные снятия, но разве у нас может быть полная уверенность? А что если он помечал не все снятия? Пока мы не во всем разобрались, я не стану ничего предпринимать. Одно дело, когда Брент окажется за решеткой, но совсем другое, когда мы загремим в тюрьму все втроем! Я потеряю работу и девять тысяч баксов в придачу. Нет уж!
— Ну хорошо. Займемся книжками.
— Вот именно. Книжки — самое главное.
— Предположим, расчетная книжка заканчивается или в ней обнаруживается ошибка. Как поступают в таком случае?
— Выписывают новую.
— И сколько в ней сохраняют записей из старой?
— Одну. Остаток на текущий момент.
— Вот именно. Одна единственная запись и больше ничего. Никаких упоминаний о предшествующих операциях по вкладу, о том, какие суммы вносили, какие снимали. Очень хорошо, просто замечательно! Осталось решить, как мы будем поступать со старыми книжками. Знаешь, что полагается делать в таких случаях?
— Нет. А что можно сделать?
— Положить под дырокол, пробить все страницы и вернуть вкладчику.
— И тогда никакая проверка не страшна. Никто ничего не обнаружит, сколько ни докапывайся. Здорово! Это то, что надо!
— А если вкладчик не захочет брать старую книжку?
— И что тогда?
— Если он откажется ее брать, мы тут же ее порвем. Зачем нам держать ее у себя? Это ведь собственность вкладчика.
— Ты уверена, что мы можем ее порвать?
— Я порвала тысячи таких книжек. А теперь и ты этим займешься. До следующей проверки моей кассы нужно успеть собрать все эти книжки. Сначала сверим суммы остатков, чтобы точно узнать, как обстоят дела в действительности. После чего вкладчик получит новую книжку.
— А как мы объясним, почему выдаем новую?
— Причин может быть много. Бедняга не замечал, что у старой корешок обтрепался и вот-вот порвется. Или же я ненароком испачкаю книжку губной помадой. Или еще лучше: подошло время получить одну из наших новых замечательных книжек, на счастье. Так или иначе вкладчик получает новую книжку с одной-единственной записью — суммой остатка. И тут я говорю: «Вам старая не нужна, не так ли?» И только я это скажу, старая книжка оказывается окончательно испорчена. Затем прямо у него на глазах, так, будто мы занимаемся этим каждый день, я порву книжку и выброшу в корзину.
— А если он захочет оставить книжку у себя?
— Тогда я верну книжку. Но перед этим положу под дырокол, и дырокол необъяснимым образом пробьет книжку именно в тех местах, где указываются суммы остатков. Так что никто, ни сам вкладчик, ни ревизор, если случится проверка, не сможет разобрать ни одной цифры. Я пробью книжку пять или шесть раз, так что она вся будет в дырках, будто швейцарский сыр. Дырок там станет больше, чем бумаги.
— И все это время, пока ты возишься с книжкой, стараясь пробить дыры в нужных местах, клиент смотрит через окошко и гадает, к чему столько стараний?
— Ах нет. На это уйдет не больше пары секунд. У меня уже есть опыт. Раз-два — и готово... В общем, ему не захочется получить назад свою книжку. Я знаю, как это сделать.
