– Я занимаюсь опасными делами, – с набитым ртом промычал Страйк, будто не расслышав.
– От меня есть польза, – невнятно выговорила Робин, хотя во рту у нее не было ни булки, ни мяса.
– Не спорю. Если бы не ты, я бы далеко не продвинулся, – сказал Страйк. – Я, как никто другой, благодарен агентству по временному трудоустройству за допущенную ошибку. Ты молодчина, мне было бы… не реви, на нас уже и так глазеют.
– Ну и пускай, – буркнула Робин в пригоршню бумажных салфеток, и Страйк не удержался от смеха.
– Если хочешь, – обратился он к ее золотисто-рыжей макушке, – отправлю тебя на курсы наружного наблюдения, как только получу гонорар. Но время от времени, коль скоро ты останешься моей напарницей, буду давать тебе отдельные поручения, которые могут не понравиться Мэтью. Больше мне сказать нечего. Решение за тобой.
– Я уже решила. – Робин едва сдерживалась, чтобы не всхлипывать. – Я сама знаю, чего хочу. Потому и осталась.
– Тогда не распускай нюни и ешь свой бургер.
Но ей кусок не лез в горло. Она разнервничалась, но и окрылилась. Значит, ошибки не было: Страйк разглядел в ней то, что отличало его самого. Они оба работали не только из-за денег…
– А ты тогда рассказывай про Дэниела Чарда, – потребовала она.
Во время его рассказа любопытное семейство из четырех человек подхватило свои вещички и потянулось к выходу, исподтишка поглядывая на эту непонятную пару (что это было – свара любовников? Семейная ссора? И каким образом ее так быстро погасили?).
– Параноик, несколько эксцентричный, самовлюбленный, – подытожил Страйк минут через пять, – но прислушаться к нему стоит. Вполне возможно, что Джерри Уолдегрейв действительно помогал Куайну. С другой стороны, он мог уволиться потому, что его уже достал Чард, – наверное, работать под его началом себе дороже. Кофе будешь?
Робин посмотрела на часы. За окном по-прежнему валил снег: она боялась опоздать на поезд до Йоркшира, если на шоссе будут пробки, но после этого разговора решила доказать свою преданность делу и задержаться еще немного. К тому же ей нужно было кое-что рассказать Страйку, причем сидя напротив него, а не за рулем, да еще на скользкой дороге, когда даже невозможно наблюдать за его реакцией.
– Я, кстати, тоже узнала кое-что про Чарда, – сообщила она, вернувшись с двумя чашками кофе и куском яблочного пирога для Страйка.
– Посплетничала с прислугой?
– Вовсе нет. Пока я сидела на кухне, те двое вообще до меня не снизошли. У обоих, по-моему, скверное настроение.
– Если верить Чарду, в Девоне им не нравится. В Лондон рвутся. Они – брат и сестра?
– Мне показалось, мать и сын, – ответила Робин. – Он зовет ее Маму. Короче, я попросилась в туалет, а туалет для прислуги – рядом со студией. Так вот, Дэниел Чард хорошо подкован в анатомии. У него повсюду развешаны анатомические рисунки Леонардо да Винчи, а в углу стоит анатомическая модель. Восковая… Жуть. А на подрамнике, – продолжила она, – тщательно проработанный рисунок: прислужник Мэнни. Лежащий на земле, в голом виде.
Страйк опустил чашку.
– Очень интересный рассказ, – медленно выговорил он.
– Я так и знала, что тебе понравится, – с застенчивой улыбкой призналась Робин.
– Проливает дополнительный свет на заверения Мэнни, что он не сталкивал хозяина с лестницы.
– Они не обрадовались твоему приезду, – добавила Робин, – но в этом, наверное, есть и моя вина. Я сказала, что ты – частный сыщик, но Ненита – она, в отличие от Мэнни, английским владеет слабо – этого не поняла. Пришлось объяснить, что это вроде как полицейский.
– Из чего они заключили, что Чард призвал меня в связи с выходкой Мэнни.
– Неужели Чард сам это упомянул?
– Ни единым словом, – ответил Страйк. – Надо полагать, он только о предательстве Уолдегрейва и думает.
Воспользовавшись туалетом, они вышли на мороз, сощурились от встречного ветра со снегом и побрели к машине. На крыше их «тойоты-лендкрузера» успела образоваться наледь.
– Ты на вокзал успеваешь? – спросил Страйк, глядя на часы.
– Если заторов не будет. – Робин тайком постучала по деревянной отделке дверцы.
Когда они выехали на трассу М4, где повсюду установили предупреждающие знаки, а разрешенную скорость снизили до шестидесяти миль в час, у Страйка зазвонил мобильный.
– Илса? Как у вас дела?
– Привет, Корм. Бывает и хуже. Ее не арестовали, но допрос провели довольно жестко.
Страйк включил громкую связь, чтобы слушать вместе с Робин, и они ловили каждое слово, пока автомобиль продирался сквозь бьющие в стекло снежные вихри.
– Ее точно считают виновной, – сказала Илса.
– На каком основании?
– У нее были все возможности, – объяснила Илса. – Да еще она так держится, что сама себя топит. Брюзжит, зачем к ней привязались, постоянно ссылается на тебя, а они звереют. Ко всему прочему, она твердит, что ты-то наверняка найдешь убийцу.
– Вот черт! – Страйк был раздосадован. – А что обнаружили в чулане?
– О, это самое главное. В куче всякого хлама валялась прожженная, окровавленная тряпка.
– Фигня! – отрезал Страйк. – Эта тряпка могла там проваляться сколько угодно. Экспертиза покажет, но я считаю, этого недостаточно, пока не найдены внутренности. Ты про внутренности знаешь?
– Про внутренности уже каждая собака знает, Корм. В новостях передавали.
Страйк и Робин быстро переглянулись.
– Когда?
– Сегодня днем. Полицейские, мне кажется, пронюхали, что готовится такой выпуск, и решили допросить ее с утра, чтобы вытянуть как можно больше, пока подробности не получили огласку.
– Значит, информацию слил один из них, – вскипел Страйк.
– Это серьезное обвинение.
– Один мой знакомый журналист платит «кроту», чтобы тот держал его в курсе.
– Интересные у тебя знакомства.
– Работа такая. Спасибо, что позвонила, Илса.
– Не за что. Постарайся, чтобы ее не упекли за решетку, Корм. Чем-то она мне симпатична.
– Кто это? – спросила Робин, когда Илса повесила трубку.
– Старая знакомая из Корнуолла, бывшая одноклассница. Адвокат. Вышла замуж за моего лондонского приятеля, – объяснил Страйк. – Я свел с ней Леонору, поскольку… черт!
За поворотом они уперлись в огромный хвост автомобилей, застрявших в пробке.
Робин затормозила и остановилась позади «пежо».
– Черт! – повторил Страйк, косясь на сосредоточенный профиль Робин.
– Опять авария, – сказала Робин. – Вижу мигалки.
Она представила, какое лицо будет у Мэтью, когда он услышит, что она опоздала на ночной поезд. Похороны его матери… как можно не приехать на похороны? Ей бы следовало уже быть на месте, в родительском доме Мэтью, помогать с приготовлениями, утешать. Дорожная сумка уже должна была бы стоять в спальне у нее дома, а отглаженная траурная одежда, необходимая для краткой церемонии прощания, – висеть на плечиках в старом платяном шкафу. Накануне похорон миссис Канлифф, без пяти минут ее свекрови, она помчалась куда-то со Страйком, да еще в такую непогоду, и застряла в пробке за двести миль от церкви, близ которой упокоится мама Мэтью.
«Он меня не простит. Он никогда меня не простит, если я не приеду на похороны. Я пошла на это…»
Ну почему, почему именно сегодня перед ней встал такой выбор? Почему началась метель? У Робин внутри все переворачивалось от волнения, а машины не двигались.
Страйк молча включил радио. В машину ворвались Take That с песней о том, что нынче виден прогресс, где прежде его не было{24}.
Робин только изводилась от этой музыки, но вслух ничего не говорила. Машины продвинулись на несколько метров вперед.
«Господи, помоги мне успеть на поезд!» – безмолвно молилась Робин.
Минут сорок пять они ползли сквозь снежные заносы. Уже смеркалось. Казалось бы, у них изначально был вагон времени, но сейчас все шло к тому, что ей придется коротать ночь на опустевшем вокзале.
Им уже было видно место происшествия: полиция, огни, смятый в лепешку «поло».
– Вот теперь успеешь, – заговорил Страйк впервые с того момента, когда включил музыку: они ожидали сигнала регулировщика. – В последнюю минуту, но успеешь.
Робин не ответила. За Страйком никакой вины не было: он предлагал ей взять выходной. Она сама напросилась с ним в Девон, она соврала Мэтью, что в дневном поезде уже не было мест. Да лучше бы она простояла на ногах всю дорогу от Лондона до Харрогейта, чем вообще не появиться на похоронах миссис Канлифф. Страйк прожил с Шарлоттой шестнадцать лет – и то их разлучила его работа. А она не хотела разлучаться с Мэтью. Ну зачем она это сделала, зачем предложила Страйку свои водительские услуги?
В плотном потоке машин они тащились еле-еле. Около пяти, аккурат в час пик, добрались до Рединга – и снова застряли. По радио передавали новости. Страйк сделал погромче. Робин старалась вникнуть в сообщения об убийстве Куайна, но сердцем была в Йоркшире, как будто разом перемахнула через все заторы, оставив позади снежные мили.
