Эдуард Фикер - Современный чехословацкий детектив

— Господи Иисусе, — прошептал он.

— К тому же, — добавил Чарда, — топор мы нашли не в парке, а в вашем сарае, он был спрятан под дровами. Вы увязли по уши, Коларж.

Доктор Медек вздохнул, вытянул руки и прикрыл кончиком полотенца голову и лоб. Загорелая девушка сидела рядом с ним и сосредоточенно натиралась каким-то кремом. Она напоминает женщин Модильяни, подумал он; да, будь она чуть посмуглее... Впрочем, тогда и поза должна быть другая, и купальник ни к чему...

Доктор Медек ощутил глубокое волнение. И сильно покраснел.

— Мы обедать пойдем? — спросил он.

— Бегите, друзья, — сказала она, — я останусь тут, пока светит солнце.

— До вечера я, сестренка, валяться не могу, — заявил Эрих Мурш. — Печальная судьба пана Рамбоусека позволила нам сбежать с работы. Много мы сегодня не сотворим, но надо потрудиться хотя бы для виду.

— Вам надо делать вид, а мне нет, — ответила она и легла на спину, раскинув руки.

— Тот человек, с которым вы говорили, спрашивал дорогу? — с напускным безразличием поинтересовался доктор Медек.

— Какой человек?

— С которым вы говорили на том берегу.

— Нет. Не спрашивал. Хотя... да, спрашивал.

— Кто это был? Знакомый?

— Мы где-то встречались, — обронила она.

— Похож на плейбоя...

— Ужасный плейбой, пан доктор. Пожалуй, даже хулиган.

Эрих приподнялся на локтях: он понял, у его очаровательной сестренки опять что-то на уме — жди подвоха.

— Послушай, Лидунка, а кто это был?

Она вздохнула и буркнула:

— Капитан уголовного розыска.

Доктор Медек захохотал так, что его дряблый живот затрясся.

Эрих Мурш прищурил глаза. В лице его не дрогнул ни один мускул.

Коларж сидел на табурете спиной к окну. Его прошиб пот, запах пота был столь резок и пронзителен, что надпоручик Чарда поморщился.

— Зря вы так, — сказал он. — Пустое это дело — молчать. Вам только повредит, если вы ничего не вспомните. Мы знаем, некоторое время назад вы избили этого человека. Вы его ненавидели. Так?

Коларж молчал, глядя на серый линолеум с въевшейся в него застарелой грязью.

— Ну?!

— Вот и, хорошо, — тихо сказал Йозеф Коларж, — что старикашке голову раскроили...

— Признайтесь, Коларж, это сделали вы! Слышите? Ну же, — медленно процедил надпоручик Чарда голосом сладким как мед.

Но Коларж молчал. В дверь постучали. Надпоручик вздохнул:

— Ну... Коларж... Войдите!

В щели между дверными створками появилась голова вахмистра.

— Что там у вас?

— Из парка привели. Минутку, товарищ...

Чарда поднял руку, вахмистр умолк.

— Поручик Шлайнер тут?

— Так точно, товарищ надпоручик! — послышалось за дверью. И Шлайнер вошел.

— Товарищ поручик, — вздохнул Чарда, — заберите Коларжа, возьмите машину и двух сотрудников. Отвезите его в район. Коларж, — добавил Чарда строго, — в дороге чтоб никаких глупостей. Ступайте! — приказал он Шлайнеру, а потом кивнул вахмистру: — Ну, что у вас?

Вахмистр взглянул на двери и подождал, пока Шлайнер закроет их за Коларжем.

— Товарищ надпоручик, из парка привели подозрительного типа. Несмотря на предупреждения, он проник в парк и был задержан собакой. Вел себя очень дерзко.

— Оказал сопротивление?

— Насмехался над проводником собаки и над товарищами, ведущими следствие. Не пожелал сказать, кто он, и у него нет паспорта.

— Этакий пижон не первой молодости?

— Не сказать, чтоб не первой...

— Давайте его сюда! — приказал надпоручик Чарда с жадным нетерпением.

Они сидели друг против друга — надпоручик Влчек и поручик Беранек — у старых столов, за которыми сменилось уже три поколения борцов с преступностью. Надпоручик Влчек попыхивал вонючей трубкой. Глядя через окно Во двор, Беранек размышлял над сообщением, которое только что принесли с телетайпа.

— Слышь, в Опольне убит некто Рамбоусек, — сказал он.

— Ишь ты, — невозмутимо отозвался Влчек. — Рамбоусек... Красивая фамилия... В Опольне... — Он вдруг закашлялся, отложил трубку и наклонился к Беранеку: — Покажи! В Опольне?

— Любопытно, а? — оживился Беранек. — В Опольне. Тело потерпевшего было обнаружено сегодня на рассвете, как сообщает надпоручик Чарда из Мезиборжи.

— Наш капитан сейчас там?

— Скорее всего, там, — усмехнулся поручик Беранек. — Насколько я знаю, он предполагал прибыть туда еще до упомянутого рассвета.

— Ну что, мы едем?

— Я устроил так, что едем. — Поручик Беранек удовлетворенно погладил себя по животу. — Сигареты у тебя в левом ящике, если ты их ищешь...

— Их.

— Вот... У него отпуск. — И голубые глаза поручика Беранека злорадно сверкнули.

Влчек встал и застегнул пиджак.

— Соберем ребят.

— Уже собрал.

— А Бубле?

— Нет. Арношт отказался — он-де не специалист по осмотру трупов.

— Надо бы ему поехать, — сурово возразил надпоручик Влчек. — На сей раз нашему капитану понадобится опытный врач.

Улица Замецка, ведущая от площади к замку, извилиста и залита душистой тенью старых деревьев, по одну ее сторону тянется ограда французского парка, по другую стоят домики, до крыш которых можно дотянуться рукой; расширяясь, улица образует маленькую площадь, где среди деревьев высится костел святого Вацлава, кладка готическая, а линии слегка округлые (под влиянием барокко); улочка огибает солидные, низкие, словно вросшие в землю дома — прежде это были амбары, пивоварня, хозяйственные постройки, а теперь они превращены в мелкие мастерские, склады; в пивоварне же разместился винный погребок.

По этой дороге Войтех Матейка прошел бы и с закрытыми глазами. Многие годы ходил он по ней, пристраивался с этюдником тот тут, то там.

Его торопливые шаги гулко отдавались на деревянной мостовой под аркой, ведущей во двор замка. Задумавшись, он миновал окошечко кассы.

— Минуту! — раздался у него за спиной звучный, теплый альт Веры Калабовой. Она выглянула в окошечко.

Матейка остановился в нерешительности.

— А, это вы. — Она захлопнула окошечко и вышла во двор ему навстречу. — Вы пришли слишком поздно... или слишком рано... Не знаю, — проговорила она неуверенно.

— В каком смысле?

Вера понизила голос:

— Туда сейчас нельзя... Дверь опечатали.

В тени аркад возле коричневой двустворчатой двери прохаживался милиционер.

— Господи, — вздохнул Матейка и вытер носовым платком пот со лба. — Это был мой друг...

— Разумеется. Может, вам надо отдохнуть?

— Почему вы так решили?

— Вы побледнели...

— Неудивительно. Жара-то какая.

— Я могла бы сварить вам кофе...

Он принял приглашение, и оба вошли в канцелярию. Управляющий Властимил Калаб сидел за письменным столом, перед ним лежали бумаги, но он не работал. Только задумчиво поглаживал усы. Тихо играло радио. Калаб заметил их не сразу, потом встал, подал Войтеху Матейке руку.

— Кошмар какой-то, — пожаловался он. — И все сказывается на здоровье. Вместо кофе нам, пожалуй, стоит пропустить по рюмочке, а, пан Матейка?

— Я тоже так думаю, пан управляющий, если вы не возражаете. Ваша супруга была так любезна...

— Вера, принеси коньяк, — распорядился Калаб.

Войтех Матейка опустился в глубокое старое кресло. Опершись о подлокотники, сложил руки под подбородком и заморгал голыми веками.

— В нашем мире, — заговорил Калаб, по всей вероятности пытаясь утешить гостя в его печали, — чередуются радость и грусть, катастрофы и идиллия. Так уж повелось, а потому и самое ужасное событие не выходит за рамки жизни... Ибо оно лишь неотъемлемая составная ее часть.

Михал Экснер остановился у двери.

Чарда вздохнул.

Экснер улыбнулся, показав свои руки.

— Наручники мне не надели, — заметил он.

— Я всего лишь простой начальник районного управления, товарищ капитан, — сказал Чарда почти с грустью. — У меня масса трудностей, и я решаю их, как могу, в меру своих сил и разумения. И стараюсь, чтобы все шло в рамках социалистической законности. Нераскрытые случаи хищений не дают мне покоя ни днем ни ночью. Но я терпелив и не сдаюсь. Правда, я не могу успеть повсюду, на все меня не хватает. Иной раз взбешенный водитель набрасывается на моих людей из-за того, что должен уплатить сорок крон штрафа за оторванный брызговик — дескать, какая мелочь! И он, мол, хочет знать, на сколько штрафуют тех шоферов со стройки в Збраславицах, которые, въезжая на шоссе, тащат на колесах тонны глины с каменоломни и с бетонного завода. И этот водитель прав, что злится. Те шоферы не платят ничего, и я для них пустое место. Потому что их охраняет гигант по имени «Строительное управление». Если я приму меры, то они скажут, что я им срываю план. А плотина — ударная стройка, и они не получат премии; у них-де нет людей для мойки машин, потому что нет фонда на это. И я щелкну каблуками. Вот так. Или, скажем, подерутся пятеро пьяных цыган, молодой отчаянный парень полезет их разнимать, а они пырнут его ножом, и никто даже не поможет ему добраться до больницы. Вот на такие мелочи я и размениваюсь, товарищ капитан. Я просто создан для насмешек, это моя стихия.