Яров оглянулся. Они оказались на опушке чахлой рощи, где-то в стороне светился участок трассы, проезжих машин почти не было, лишь изредка мелькал свет фар и доносился едва слышный гул моторов. Место для смертоубийства было выбрано со знанием дела.
- Я заряжать не умею. - сказал Яров, почувствовав, как по спине его прошла зябкая дрожь.
- Ничего, я все сделаю. Вы только удостоверьте, что в оба ствола честно вложены пули.
Точными движениями Володя быстро зарядил оба помповых ружья, и положил их на пенек. Оказалось, что возле него уже лежали оставленными светлая куртка Воробья и пиджак Широкова.
Володя подхватил одежду соперников, взял фонарь и отошел куда-то в темноту.
Потом Яров увидел, как секундант повесил на соседних деревьях одежду дуэлянтов - метрах в пяти друг от друга. А между ними поставил на землю фонарь.
Все-таки игра! - отлегло от сердца Ярова. Жутковатая, нелепая - но игра. И правила её можно было предугадать.
Володя вернулся и бросил коротко.
- Командуйте, Илья Иванович.
Не долго думая, Яров выкрикнул, давясь смехом.
- Теперь - сближайтесь!
Воробей и Широков кинулись к пеньку. Широков первым схватил ружье, Воробей запыхался, припоздал, но тоже оказался вооружен. Оба дуэлянта прицелились в освещенную одежду противника и...
...И в этот момент, как по заказу, - погас аккумуляторный фонарь освещающий цель.
- Секунданты! Включите свет! - закричали наперебой Широков и Воробей, а Володя подхватил.
- Илья Иванович, включите фонарь!
Почти в непроглядной темноте Яров шагнул было к мишеням и - замер. Вот оно что! Вот основная цель этой нелепой дуэли! Это вовсе не игра - а едва он сейчас включит фоанрь, как загрохочут выстрелы, а уж куда попадут пули, остается только гадать! Да и гадать нечего - одна пуля наверняка достается ему, Ярову! А может и обе. И предельно просто нарисуется поутру обьяснение трагедии: выпили, шутили, начали баловаться с оружием и случайно застрелили человека! При хорошем адвокате можно получить за такие шутки всего несколько лет тюрьмы, как "убийство по неосторожности"! А при очень хорошем адвокате и дураках присяжных, которые вошли в моду, - можно отделаться и условным сроком!
"Черт с вами, - безразлично решил Яров. - Коль так, то так. Быть может, все это и к лучшему."
Он дошел до белеющего в темноте фанаря, нащупал кнопку включения, нажал её и быстро повернулся лицом к стрелкам.
Выстрелы загремели разом, ослепили Ярова и он не смог их сосчитать то ли четыре, то ли пять подряд.
- Попал! Попал! - закричал Воробей.
- Я тоже тебя пристрелил! - заверил Широков.
"Мимо, - подумал Яров, слегка покачиваясь и не сдвигаясь с места. Снова, пока еще, - мимо!"
Оба дуэлянта, оставив ружья на пеньке, кинулись обследовать мишени. Пиджак Широкова был безнадежно испорчен: от воротника и рукава остались лохмотья. Но и грудь куртки Воробья зияла дырой, куда можно было вставить два кулака.
Воробей, радостный, как ребенок, засмеялся.
- Опять я свою честь отстоял! Со мной в такие игры не играй, Рудик!
А противник его ничуть ничем не огорчался - даже испорченой одёжой. Дуэлянты обнялись, замирились, собрали аксессуары поединка и дружно двинулись в шашлычную, что бы отметить резцульта соответствующей выпивкой. По их мнению, оба вели себя достойно, как положено настоящим мужчинам.
Яров подумал, что какой-то смысл в подобных нелепых забавах, может быть, и был. В конце-то концов, за подлости, клевету и оскорбления, которые стали нормой быта, человек должен нести ответственность. И не ограничиваться подачей иска в суд во реабилитацию "чести и достоинства". Тем более, что сплошь и рядом у этих истцов никаких "чести и достоинсва" изначально нет.
Во втором часу пополуночи дружеские беседы Ярову надоели и он простился с компанией, которая все ещё никак не могла утихомириться. За ним потянулся и Володя. Воробей проводил гостей до выхода из зала и запер за ними двери.
Ночь показалась Ярову такой теплой, что он сразу решил провести её опять же в табачке - просить крова у Воробья было рисковано, поскольку друзья вновь заставили бы до утра играть в "очко" или ещё какую малоинтеллектуальную игру на троих.
Володя приостановился под навесом, прикурил, глубоко втянул в себя дым вместе со свежим ночным воздухом и сказал.
- Хорошо! А того лучше, что они оба друг в дружку из ружья попали!
- А то что бы было?
- Ну, если бы один попал, а другой промахнулся, то убитый должен был бы сам завтра застрелиться. Чтоб никаких дознаний, никаких свидетелей.
Яров вздрогнул. Вот вам и современный поворот в дуэльном кодесе русского человека чести! Яров спросил нервно.
- Ты шутишь, надеюсь?
- Бывало и так. - Володя пожал плечами и повернулся в темный угол навеса, откуда доносился всхлипывающий храп из под стола в углу. Судя по всему, кто-то из местных пьяниц, выпросив у Воробья бутылку, перебрал лишку и свалился на том месте, где получал высокое наслаждение.
- Пьянь позорная. - презрительно заметил Володя. - Вовсе совести не имеют! Купит здесь бутылку, на месте выжрет, а у нас потом проблемы с ментами! Давил бы я их! Спокойной ночи, Илья Иванович.
- Спокойной ночи.
Яров ещё постоял под навесом, а потом вдруг приметил, что торчащие из-под стола ноги обуты в женские ботинки. Он с отвращением отвернулся, поскольку вида бесстыдно надравшихся женщин не переносил.
Он добрался до табачки, разложил раскладушку и перед тем, как утроиться "в горизонталь" глянул в окно. От шашлычной, неровным зигзагом двигалась шатающаяся фигура, в ней Ярову показалось что-то знакомым и, присмотревшись, он понял, что это Анна Павловна.
Он выскочил из будки и побежал навстречу женщине, страшась, что шаткая поступь вынесет её на проезжую часть, по которой хотя и изредка, но на высокой скорости мчались в ночи автомобили.
- Анна Павловна! - он схватил её за руку. - Что с вами?!
Она подняла к нему оплывшее тупое лицо, почмокала губами и прохрипела.
- Я... Я до вас шла, Иваныч.
Левой рукой она уцепилась за плечо Ярова, а правой прижимала к груди початую литровую бутылку водки.
- Выпьем, Иванович... Вся жизнь в одночасье вовсе порушилась.. Вконец.
Яров оглянулся. В шашлычной уже был погашен свет и будить Воробья было рискованно, тем более что забубенных пьяниц тот глубоко презирал, а уж вовсе пропойц женского рода.
- Анна Павловна, идемте, я отвезу вас домой.
- Нет... Ни за что... Дома нет... А Чингиз меня убьет, я здесь... Или я его убью. Нет.
Стараясь придержать её за плечи, чтоб не упала, Яров кое-как довел женщину до табачки, где она грохнулась задом на раскладушку и пьяно засмеялась.
- Выпьем, Иванович!... Все теперь одно! Богатая я буду! Долгов нет, ничего нет, деньги будут... Выпьем!
- Какие деньги и какие долги? - раздраженно спросил Яров, не представляя себе, что делать дальше.
- Дочь мы продали!
- Что?!
- Продали Аян... В гарем... За долги продали... И ещё денег дадут.
- Кто даст денег?
- Ишь ты! - в глазах её засветилась пьяная подозрительность. - Так тебе все и скажи! А вот выпьешь со мной, так может и скажу.
Яров, в течении игры у Воробья почти не пивший, почувствовал, что это теперь стало для него необходимым.
Он достал два стакана, извлек из рук женщины бутылку и решил, что нужно быть терпеливым и зажать настойчивость, чтобы Анна Павловна в меру пьяной возможности поведала о происходящем.
- Молодец. - она приняла стакан. - Ты понимаешь... Я сразу подумала, что ты - человек. А вокруг тигры лютые...
Яров решил, что разумней будет начать издалека.
- Так вы уехали из Киргизии с долгами? Прятались здесь? И вас нашли?
- Н-е-е!... Из Киргизии мы чин-чинарем... Хотя и без трусов. А все здесь. Здесь, зимой.
- Зимой Чингиз взял в долг денег?
- Ага! Для бизнеса... Пизнеса... И погорел, конечно, дурак. Потом помогли... Вот так помогли. И мы поправились. На квартиру денег одолжили... От торговли нашей хорошие деньги пошли.
- От какой торговли? Журналами и газетами? - недоверчиво спросил Яров, хотя уже знал ответ.
- Газетами?! - она захихикала. - А ты вовсе дурак!... Другим мы торговали... Ох, другим товаром!
- Ну, и что дальше?
- А ничего... Мы на этом... На "счетчике" оказались. И теперь нам вовек не расплатиться. Нет. Расплатились. Совсем расплатились. Аян продали. Продали на растерзание.
- Кому? Кому продали?
- Кому, кому... Хозяевам. Они нас и с торговли сняли. Богатыми будем.. А Аян - на растерзание.
- Алик Черный? - он потряс её за плечи.
- Понятно, что он... Он самый Черный и есть.
Она попыталась привстать, но снова рухнула на раскладушку, подняла на Ярова несчастные глаза, которые были залиты болью и казались трезвыми последння вспыщка разума, перед полным отключением, как знал Яров. Он спросил быстро.
- Сколько вы должны? У меня есть деньги. Тысячу долларов? Две7 Три?
- Три?!... А тридцать не хочешь?!
- Тридцать тысяч долларов? И вам, беженцам, дали?!
