Вот как! И ни слова о любви. А попробуй-ка придерись!
- Список претензий понятен. - Ольга усмехнулась и поудобнее перехватила тяжелую сумку, которую держала в руке. - Сожалею, но соответствовать твоим претензиям не могу. Я не хочу никаких повторений. И не хочу никаких обсуждений вокруг этой темы. Ты ни в чем не виноват, Игорек, - она заговорила мягче, даже почти ласково, - ты не сделал, по сути, ничего плохого. Ты просто сделал то, что хотел. Ты не должен был думать о том, что впоследствии мне это будет неприятно. Об этом следовало бы подумать мне, но я позволила себе непростительно забыться.
- Значит, ты не сердишься? - обрадовался Игорь.
- Сержусь.
- Но почему? Ты же сама сказала, что я ничего плохого не делаю.
- Я сказала "не сделал", а не "не делаешь", - поправила она его учительским тоном. - Кажется, я в свое время перехвалила твоего учителя русского языка, ты не чувствуешь разницы между совершенными и несовершенными глаголами. В том, что ты сделал неделю назад, нет ничего плохого. А вот то, что ты делаешь сейчас, - плохо. Я по телефону сказала тебе, что мы больше не будем встречаться, что я не хочу тебя видеть, и просила не звонить, не подстерегать меня у метро и не приходить ко мне домой. Я тебя просила, понимаешь? И как ты отнесся к моей просьбе? Не могу сказать, что с уважением.
Ты сделал и продолжаешь делать то, что мне неприятно и чего я хотела бы избежать. Разве это правильно?
- Значит, ты меня бросаешь только лишь потому, что я не выполнил твою просьбу? Ты меня бросаешь за то, что я хотел тебя увидеть, хотел быть с тобой, за то, что я скучал по тебе? - коварно спросил он, радуясь, что удалось зацепиться за формулировку и выставить Ольгу дурой. - Других провинностей за мной не числится?
Она смотрела на него пристально, но, как и прежде, без интереса. Мимо бестолково текла толпа выходящих из метро людей, их то и дело толкали, но Ольга Петровна стояла как вкопанная, не делая ни шагу в сторону. Стояла, смотрела на него и молчала.
Игорю стало неуютно. Он за последние годы привык быть лидером в любом общении, особенно с женщинами, и совершенно не умел держать паузу. Паузы пугали его, но он всегда находил, что сказать и чем ее заполнить.
- Не хочу оскорблять тебя недоверием, - произнесла Ольга, когда он уже совсем отчаялся, видя, как ситуация выходит из-под контроля, - поэтому не стану утверждать, что ты лжешь. Давай расстанемся на том, что мы не нужны друг другу.
- Но ты мне нужна!
- А ты мне - нет. Мне очень жаль, но это так. И я прошу тебя не провожать меня сейчас и не пытаться встретиться со мной в дальнейшем. И не звонить. Ты выполнишь мою просьбу?
Да черт с ней, не будет он ни на чем настаивать, сейчас он просто не готов разбивать ее оборонные сооружения. Он вернется домой, еще раз мысленно прогонит весь разговор, найдет ее уязвимые места и составит план следующего разговора. Он тщательно подготовится, и уж тогда ей не увернуться. А теперь пусть идет, пусть думает, что он послушный мальчик, с которым она справилась одной левой.
- Выполню, - кивнул он. - Ты можешь не беспокоиться, я не пойду за тобой.
- И все остальное выполнишь?
- Выполню, - повторил Игорь. - Я сделаю все, как ты хочешь. Но я хочу, чтобы ты знала: мне без тебя очень плохо.
Она снова молча смотрела на него несколько секунд, потом сказала:
- Ох, врешь.
Повернулась и пошла прочь. И непонятно, к чему относились ее последние слова, к обещанию ли выполнить ее просьбу или к тому, что Игорю плохо без нее. Собственно, ложью было и то, и другое, но Игорь Савенков полагал, что об этом знает только он один.
Однако он ошибался. Еще неделя понадобилась ему для того, чтобы приготовиться к решительной атаке, продумать каждую фразу, вплоть до интонации, разработать варианты течения разговора при том или ином повороте. Наконец он решил, что момент настал, и отправился к Ольге домой. Вечером, попозже, когда она наверняка дома.
На звонок в дверь ему не открыли. Он прислушался, но никаких звуков в квартире не уловил. Наверное, к Дочке поехала или к подруге. Что ж, самое время начать приводить в действие план по преданию их отношений огласке. Игорь решительно позвонил в соседнюю дверь, Ему открыла красивая девушка лет двадцати пяти.
- Простите, я ищу Ольгу Петровну, вы не знаете случайно… - начал он, и девушка тут же кивнула.
- Вы - Игорь? - полуутвердительно спросила она.
- Да, - растерянно подтвердил он.
- Ольга Петровна предупреждала, что вы можете ее искать. Она оставила вам письмо. Сейчас я принесу, подождите минутку.
Девушка скрылась в глубине квартиры, оставив его на пороге, недоуменно переминающегося с ноги на ногу.
- Вот, - она вернулась и протянула Игорю запечатанный конверт. - Ольга Петровна просила вам передать.
- Что значит - передать? А она сама где?
- Она уехала к подруге.
- Надолго?
- На несколько месяцев. У ее подруги кто-то тяжело заболел, надо помогать… В общем, я не поняла, но мне-то без разницы. Ольга Петровна предупредила, что ее не будет, оставила ключи, чтобы я цветы поливала, и письмо для вас.
- А адрес? Телефон? Как с ней связаться?
- Не знаю. Она ничего не оставила, ни адреса, ни телефона.
- А вдруг у нее квартиру зальет или авария какая-нибудь? - продолжал допытываться Игорь. - Должна же быть связь с хозяйкой квартиры.
- Но она же оставила ключи, - резонно возразила девушка. - И потом, она сама будет звонить раз в три дня, она обещала. И заезжать будет, у нее же вещи все остались, одежда и все такое… Короче, не знаю, это не мое дело. Берите письмо.
Она не выказывала ни малейшего желания продолжать разговор. Игорь вдруг обратил внимание на то, как красиво она одета, совсем не по-домашнему, несмотря на поздний вечер. И макияж наложен. И музыка доносится из комнаты. Все понятно, у нее гости, может быть, романтическое свидание, а он со своими вопросами… Пора уходить.
Стоя на хорошо освещенной лестничной площадке перед квартирой Ольги, он внимательно рассмотрел конверт. Самый обычный, длинный, белый. С надписью четким учительским почерком: "Игорю Савенкову".
Он вскрыл письмо, с удивлением отметив, что руки дрожат.
"Ты вынуждаешь меня временно переехать. Если ты читаешь это письмо, значит, ты не выполнил мою просьбу и не сдержал свое обещание. Ты обманул меня.
Впрочем, чего-то подобного я и ожидала. Помнишь, я сказала, что не верю тебе? Какое-то время я даже казнилась, упрекая себя в том, что, возможно, напрасно обидела тебя, заподозрив во лжи. Нет, выходит, не напрасно.
Если ты читаешь эти строки, значит, я была права. Еще раз извини за то, что так получилось. История вышла некрасивая, мы оба оказались не на высоте, я - в большей степени, ты - в меньшей. И я полагаю, будет правильным, если мы не станем возвращаться к ней. Не имеет смысла ничего выяснять и определять, как мы друг к другу относимся. Мы просто не нужны друг другу, ни я тебе, ни ты мне.
Всего тебе самого доброго,
Ольга".
Никакой выспренности, никаких страстей и ни малейшего трагизма. Не прощальное письмо, а сухая деловая записка. Черт знает что за баба! Срывает все его планы. Получается, что он выпустил ее из рук, так и не сделав самого главного. Он не успел сказать ей… И она так ничего и не узнала. То есть он мучился, ухаживал за ней, изображал влюбленного, таскался с ней по театрам и всяким там богемным заведениям, даже сексуальный подвиг совершил, и во имя чего? Вожделенного удовольствия от развязки он не получил.
Упустил, кретин…
Ничего, начинается лето, в школе каникулы, учителя уходят в отпуск, и Ольга уедет куда-нибудь со своей драгоценной внучкой. А в сентябре она вернется, решит, что все утихло, что Игорь ее забыл, и станет жить, как прежде, у себя дома. Расслабится, потеряет нюх, утратит бдительность и спрячет поглубже свои колючки. Вот тут-то он ее и достанет. Да так, что она уже не вывернется. Он своего добьется. Всегда добивался, а чем этот раз хуже предыдущих? Ничем.
НИКА
Альбомов было много. Они стояли в ряд на книжной полке в бывшем кабинете Адочки, и иногда я подолгу рассматривала фотографии. Конечно, сначала эти снимки я смотрела вместе со Старым Хозяином, примерно раз в месяц на него находили ностальгические приступы, когда ему хотелось окунуться в прошлое, и не наедине с самим собой, а с кем-нибудь, кому можно было бы порассказать о том, что запечатлено на фотографии, и повспоминать вслух. Этим "кем-то" была, разумеется, я, поскольку всем остальным членам Семьи воспоминания были не нужны, им и сегодняшнего дня хватало.
После третьего или четвертого совместного просмотра картинок семейной истории я уже начала ориентироваться в них самостоятельно, благо память на лица у меня неплохая, и иногда, сидя в своей комнатке, доставала альбомы и разглядывала снимки, пытаясь увидеть в них не то, о чем говорил Николай Григорьевич, а нечто иное, оставшееся за кадром или за рамками повествования. Особенно интересны мне были групповые снимки, ведь так занятно, разглядывая, кто с кем стоит, кто как одет и кто на кого смотрит, додумывать, что же происходило с людьми в этот момент на самом деле. Я не пыталась проникнуть в семейные тайны, я всего лишь хотела окунуться в чужие отношения и тем самым восполнить недостаток общения с подругами. Ведь о чем обычно болтают между собой женщины? Ну конечно, о том, что она сказала, а он ответил, а она спросила, а он пообещал, а она…, а он… Это не досужие сплетни, а привычный модус вивенди большинства моих сестер, укореняющийся с возрастом. Когда нас почему-либо лишают возможности обсудить чужие отношения друг с другом, мы начинаем смотреть безразмерные сериалы и обсуждать уже их.
