— Сомневаюсь, что сдам.
Провожали меня на работу все служащие прачечной. Сначала я собрала свои вещи в рюкзак, а Королева его перерыла, вещи раскидала, способ их уложения раскритиковала. Потом Ириска собрала мои вещи в рюкзак, а Пенелопа выложила их оттуда и перещупала каждую тряпку. Чучуня ее действия поняла по-своему и стала интересоваться, куда она прицепит подслушивающие устройства. Я сразу же честно призналась, что потею, если сильно чего-то пугаюсь, а всякие приборы от этого портятся и даже бьют разрядом того, кто их носит.
— Потеешь? — скривился сын Ириски.
— Да, потею! А когда я сильно разозлюсь…
— Об этом уже все знают, — перебила Королева. — У тебя кровь из носа течет. Пенелопа, слышишь, она еще и потеет, хватит ей микрофоны цеплять.
— Я не цепляю ей микрофоны, я их ищу!
— Алиска, ты когда сильно пугаешься, у тебя мурашки по коже бегают? — заинтересовалась Чучуня.
— Да. Бегают! И очень писать потом хочется, а что?
— Отлично!
Чучуня обрадовалась и сообщила, что последний свой заказ выполняла в китайском бойцовском клубе, что кровищи после нелегальных боев бывает, как после хорошей перестрелки, что главный китаец сразу же оценил ее умение справляться с подобными неприятностями и знанием китайского языка, что…
— Чучуня! — хлопнула по столу ладонью Пенелопа. — Что ты хочешь сказать?!
— Электронный датчик на мурашки, — коротко отрапортовала Чучуня.
— Что это такое? — опешила Пенелопа.
— Ну вот, так всегда, сначала не дают все объяснить подробно, потом удивляются. Китаец подарил мне цепочку с электронным датчиком на мурашки. Вот!
Чучуня протягивает руку. На ее запястье тонкая цепочка белого металла.
— Я хотела предложить нацепить цепочку Алисе. И как только ее кто-нибудь напугает, она покроется мурашками, а мы услышим сигнал.
— Впервые слышу! — фыркает Пенелопа, внимательно рассмотрев застежку. — И как это работает?
— Как только появляются мурашки, срабатывает приемник. Пи-пи-пи! Он начинает пищать.
— А где этот приемник? — заинтересовалась я.
— В сумке валяется.
Ириска приносит сумку Чучуни, ее содержимое вываливают на стол.
Королева указательным пальцем откатывает в сторону помаду, духи, флаконы с растворителями, зажигалку, упаковку анальгина, о! Презерватив. Мы сначала смотрим друг на друга, потом — синхронно — на сына Ириски.
— Не отвлекайтесь, девочки, — Чучуня накрывает презерватив ладонью. — И хватит копаться в моей личной жизни. Приемник — это упаковка таблеток.
Осматриваем два ряда запаянных в пластик таблеток, по шесть в каждом.
— Ну? — я киваю на цепочку. — Изобрази!
И тут Чучуня заявила, что она столько всякого повидала в своей жизни, что разучилась пугаться. Она сказала, что у нее больше не срабатывает этот рефлекс, она не кричит, не падает в обморок и уж тем более не покрывается мурашками, даже когда ее в полвторого ночи на пустой улице со страшным ревом окружают на восьми мотоциклах накурившиеся роллеры и требуют раздеться догола.
— Так не бывает, — растерянно смотрит Пенелопа. — Все чего-то боятся!
— Бывает, — машу я рукой. — Я знаю такого мужчину.
— А какого черта ты тогда ее на себе таскаешь? — Раздраженно спрашивает Королева.
— Нравится она мне! Алиса, примерь.
— Но как же тогда проверить этот приборчик? — интересуется Ириска.
— Это очень просто, — отвечает ее сын. — Мы выставим Алису на улицу без одежды. Она покроется мурашкам не от страха, а от холода!
— Эй! — кричу я уже от двери, куда меня толкают Королева и Чучуня. — Если вы сейчас же не прекратите я разозлюсь! А когда я злюсь!..
— Ну на одну минуточку, ну пожалуйста, — просит Чучуня. — Мы должны быть уверены, что он работает, тебе же носить!
— Ну ладно, извращенки, я вам это припомню! Оказавшись на ступеньках, оглядываюсь. Вечереет. Зажигаются фонари. В кафе на той стороне площади наверняка все служащие уже заготавливают селедку, чистят ее и режут на мелкие кусочки… Холодно, однако. Поеживаюсь. У ступенек останавливается такси.
Выходит высокая женщина в длиннющей норковой шубе. Она эту шубу еле вытащила за собой из машины, а в правой руке у нее сверток. Голова не покрыта, пушистые волосы раздувает ветер. Достала очки, нацепила их и внимательно меня рассмотрела. Мне стало не по себе. Немного страшно — уж очень она похожа на волшебницу, — но навряд ли этот страх проявится потоотделением. И мурашек тоже не наблюдается. Сняла очки, читает надпись.
— Как тебя зовут? — спрашивает она вдруг.
— Алиса, — я начинаю пританцовывать.
— Что ты здесь делаешь?
— Жду, когда появятся мурашки, — зубы мои начали стучать.
— Алиса — а потом как?
— Ген-надьевна Ка-кат-т-тран.
— Вот как, — кивает женщина, снимает шубу и набрасывает мне на плечи. — Алиса Катран?
— Не над-д-до, — отказываюсь я, — так у меня никогда не будет мурашек.
— Ты единственный ребенок Кемира, признанный им официально, — заявляет женщина.
— Как эт-т-то? Я не его ребенок!
— Это уже не важно. Ты работаешь в прачечной? Отлично. Значит, это ты нашла письма в моем доме?
Молча киваю.
— Я не знала, что они кому-то понадобятся, и забрала с собой. А когда узнала, сразу вернула.
— Молодец. Где он?
— Кто?
— Где Кемир, ты знаешь?
— Нет, — опускаю голову пониже. — Возьмите шубу, замерзните. Вы пришли заплатить? Не надо. Я же ничего не искала, просто вернула, и все.
— И тем не менее я очень рада, что встретила тебя. Ты потрясающе хороша, я его понимаю. Поставить на карту жизнь ради хорошенькой девушки, это в его стиле. Ну что ж, тогда это — тебе.
Мне протягивают сверток. Что-то плоское, упакованное в плотную бумагу, сантиметров восемьдесят на шестьдесят.
— Иди в дом, простудишься!
Шуба ушла с моих плеч, женщина села в такси, прощай, волшебница! Я решила немедленно посмотреть, что мне всучили, и стала разрывать бумагу, а она все никак не давалась, еще мешала бечевка, но наконец бумага содрана, в моих руках оказалась картина в раме, я ее разворачиваю лицом к себе и застываю. Это портрет моего отчима в черно-красных тонах — красное у него лицо, как в отблесках пламени, а черные — мантия и шапочка магистра на голове. Какой там страх! На меня накатил настоящий ужас, подмышки тут же вспотели, я бросилась к двери, она распахнулась, Ириска хотела было набросить на меня теплую шаль, но уперлась в картину, которую я выставила перед собой как щит, чтобы лицо молодого корейца было подальше от меня, а Чучуня радостно кричала: “Работает!
Работает!” — и в ее руке еле слышно пищала упаковка анальгина.
В восемь тридцать утра за мной приехала “Волга”. Шофер учтиво взял рюкзак двумя пальцами за лямку, положил его на переднее сиденье, а мне открыл дверцу сзади.
— Проблемы? — поинтересовался он минут через двадцать, вероятно, заметив в зеркальце мою напряженную позу.
— Да как вам сказать… Я вообще-то нахожусь под следствием в данное время, но суд отложен до середины января.
— За что?
— Мне шьют непреднамеренное убийство. Подписка о невыезде.
— А что твои родители говорят об этом?
— Мама умерла, отчима убили. Но сейчас меня больше всего заботит не это. Понимаете, я совершенно не умею готовить коктейли.
— А ты когда-нибудь что-нибудь смешивала?
— Ну… Я люблю мартини с соком и немного водки туда. Еще шампанское с фантой, но чтобы было ровно пополам. Еще я делаю чай с лимоном и добавляю ликер “Крус”.
— А говоришь — не умеешь. Это очень просто. Мешай все подряд, что тебе покажется вкусным, пробуй почаще, добавляй, если потребуется чего-нибудь, а потом придумывай название.
— И все? А если… А если мне закажут, к примеру, ликер “Африка”?
— Скажешь, что сейчас “Африку” делают только в гей-клубах. Что на тусовке в “Какаду” хит недели коктейль “Синяя цапля”, а в “Кодле” предпочитают делать “Отвертку”. Никто ничего не спросит, выпьют и еще похвалят! Лишь бы вкусно было.
— А вы ремонтируетесь в “Кодле”? — осторожно интересуюсь я.
— Да. Пару раз заезжал по ремонту, там ребята неплохие, а позавчера смотрю — они рядом с мастерской открыли маленький бар. Их старший играет на саксофоне а девчонка — шизанутая такая там есть, видела? — напитки делает.
Говорят, у нее можно травку купить, но я таким не интересуюсь. Сколько тебе лет? — спрашивает он вдруг.
— Скоро шестнадцать.
— Когда?
— К лету, — осторожно отвечаю я.
— Что ты будешь делать в августе? Август… Август кажется мне далеким и недосягаемым, как другая галактика.
— Приглашаю тебя на подводную рыбалку, — без всяких эмоций в голосе заявляет шофер.
— А сколько вам лет?
— Сорок два.
— Женаты?
— Нет.
— Дети?
— Нет.
— Заметано!
— Приехали. Снаряжение и акваланги обеспечиваю я. — Шофер вышел, открыл передо мной дверцу. Дождался, когда я выйду, щелкнул каблуками и с легким кивком головы по-офицерски представился:
