– Изначально подозреваемых было много больше, однако мне удалось сократить список…
– И Ференца ты не исключил? – Горло саднит, и собственный голос кажется сиплым.
– Увы, мне казалось, что он… способен был избавиться от любовницы в приступе гнева. Скажем, если он пожелал продолжить отношения, а Ольга отказалась. Или увидел в ней преграду. Видишь ли, мой отец… вернее, ты знаешь, что отцом мне он не был, но я не знал другого. И хочу сказать, что ни разу в жизни отец не позволил мне ощутить себя неродным. Так вот, он прекрасно осознавал некоторую легкомысленность Ференца. Еще при его жизни мой брат позволил себе увлечься карточными играми, не раз и не два он делал долги, которые приходилось выплачивать отцу. И поэтому, согласно завещанию, большая часть семейных капиталов отошла ко мне. Я же сумел их приумножить. И в настоящий момент, Анна, я содержу брата.
Это Анну ничуть не удивило, скорее уж странно, что Ференц не обмолвился об этом нюансе.
– Думаю, твои родители об этом знали, оттого и охотно приняли мое предложение, пусть бы и титул у меня отсутствовал. Но деньги с успехом заменяют его. – Он сцепил пальцы на груди, вновь представ в прежнем, жестком обличье. – Я хотел бы соврать, что не подозревал Ференца всерьез, но… мои люди следили за ним. И за тобой, Анна.
– Тоже подозревал?!
– Да, – он покаянно опустил голову. – Я… знал, что ты испытываешь ко мне весьма нежные чувства. И что знаешь об измене сестры… и что не одобряешь этой свадьбы… Я вспомнил, что ты первой поднялась наверх и отсутствовала довольно долго, хотя до того ты всячески избегала невесты. А позже мне сказали, что у тебя имелся ключ от комнаты Ольги, что у тебя хранились все ключи…
– Я о них забыла.
А ведь и вправду – хранились! Экономка зачастую пропадала в доме, да и с возрастом сделалась глуховата, оттого матушка, повинуясь какой-то своей прихоти, сделала для Анны ключи ко всем дверям и велела носить с собой. И в тот день… ведь и вправду, как Анна забыла о ключах?
– У нас были смежные комнаты, – как-то растерянно произнесла она, осознавая, что действительно могла быть убийцей.
– Знаю, мне рассказали. Как и о том, что именно ты приказала отнести наверх чай.
– Матушка попросила, и… я передала поднос Мари.
– Тоже знаю. Она была второй. Ее поспешное замужество наталкивало меня на подозрения. Опять же, Ференц признался, что соблазнил девушку. Точнее, уверял, что девушка сама охотно откликнулась на его ухаживания, прекрасно понимая, что этому роману не суждено быть долгим.
Мари так не считала.
– Она забеременела… – Анна поправила подушку. Неловкость не исчезла, и все же она вдруг поняла, что этот человек, притворявшийся врагом, отнюдь не враг, что у них и вправду может быть будущее, одно на двоих, что судьба проявляет порой милосердие…
– Знаю. Мне прислали портрет ребенка, и уверяю тебя, что в нем нет крови Ференца. Мальчик – точная копия отца.
– Витольда?
– Да.
И снова ложь, в которую Анна поверила охотно. Ей Ференц виделся злодеем, а Витольд…
– Полагаю, у Мари была связь с обоими поклонниками. Зависть, Анна, нет ничего страшней зависти! Она не могла отнять у Ольги ее красоту и любовь родных, поэтому спешила отобрать мужчин, но те, поиграв с Мари, возвращались к Ольге. Это ее злило.
– Но Витольд женился…
– Потому что Мари пригрозила ему скандалом. Он по натуре трусоват.
– И решился на убийство?
– Даже трус, будучи загнан в угол, способен на поступок. – Франц подвинулся ближе и поправил съехавшее одеяло, словно невзначай коснулся волос, растрепанных, жестких, с седыми нитями. – Эти двое… я чувствовал за ними вину, но как было доказать ее? Именно Мари оставалась с Ольгой, а затем ушла, сказав, что Ольга ждала встречи. Но с кем? Я заставил Ференца поклясться именем матери, а она для него священна, что в тот день Ольга встречалась не с ним. Оставался Витольд…
– Он и вправду разбогател?
Франц усмехнулся.
– Разбогател, но заработать капитал куда проще, чем сохранить его. И в настоящий момент Витольд разорен. Он знал об этом, как знала и Мари, которая весьма рассчитывала получить его капиталы. К слову, уже тогда они действовали вдвоем. Витольд принес редкий яд, который его поверенный доставил из Индии, а Мари подлила яд в чай…
– А настойка?
– Ее для вида добавили в вино.
– Записка?
– У Мари талант подделывать почерк, а Ольгину манеру письма она изучила досконально. В ее вещах я нашел и твои письма. Она украла их из моего кабинета.
Франц покраснел. Он хранил письма?
– Да, – ответил он на невысказанный вопрос. – Все до единого. И… уже недолго осталось, Анна. Я должен рассказать все.
Исповедь? Почти. И Анна потянулась к такому родному, искаженному мукой лицу. Она коснулась холодной щеки. Жесткой кожи, сквозь которую пробивалась щетина, провела по губам, стирая болезненную улыбку, по переносице, погладила мягкие брови.
– Я… – Франц закрыл глаза, – знал, что они попытаются убить мадам Евгению.
– Она и вправду…
– Медиум.
– И согласилась?
– Она пришла ко мне. Дух Ольги не находил успокоения. Мадам Евгения видела этот остров и дом, людей в нем собравшихся, меня… тебя тоже. Она сказала, что Ольга желает тебе счастья.
Неужели? Но Анне хочется верить, что там, за порогом жизни, сестра изменилась…
– Я сначала не поверил. Я ведь не верю в сверхъестественное, но начались сны. Помнишь, я писал тебе о кошмарах?
Несколько сухих строк, которые звучали почти обвинением.
– Я видел Ольгу в том платье. Она пыталась мне что-то сказать, но не могла. Или это я не понимал ее? Я держался долго, и все-таки в очередной визит мадам Евгения сумела меня убедить. Она сказала, что когда убийца будет пойман, Ольга упокоится с миром.
– И ты нашел этот остров?
– Он принадлежал моей семье давно. Когда-то здесь стояла крепость, а воды подходили к самым ее стенам. Говорят, в крепости до последнего держались язычники, и здешние боги не ушли, а заточены в подземельях. Это они позвали подземные воды и затопили всю долину. Не знаю, но здесь… все не так.
Верно, не так. Остров-тюрьма.
И люди, лишенные возможности бежать, то, что требуется для хорошей ловушки!
– Я построил дом, пытаясь убедить всех, что почти свихнулся от одиночества. Я ведь писал не только тебе. Витольду, Мари…
Ревность полоснула сердце. И Франц, слыша ее, сжал руки Анны.
– Она приехала сюда два месяца назад, жаловалась мне, что лишилась работы, что идти ей некуда, полагала, что сумеет меня утешить и…
…выйти замуж.
Нет, неверно. Ведь имелся Витольд, – муж перед Богом и людьми. Тогда Анна вовсе не понимает этой женщины!
– Она твердила, что готова помогать мне во всем, – Франц перебирал пальцы Анны, лаская их, подносил к губам, целовал. – И муж поддерживает ее в этом желании…
– Поэтому она собиралась меня убить?
– Тебя. И своего супруга. Зачем он ей, разоренный? Избавиться ото всех и выйти за меня замуж, а потом, полагаю, и меня отправить следом. Она утверждает, что действовала из любви, но я сомневаюсь, что она в принципе способна испытывать это чувство.
Франц отстранился, встал.
– Это был план мадам Евгении. Собрать всех и внушить каждому, что разоблачение неминуемо. Она говорила, что люди не верят в сверхъестественное, но меж тем боятся. Призраков. Мертвецов. Собственной совести. Она должна была разбудить ее, разбередить, показать, что и вправду способна вызвать дух Ольги. На это и был расчет.
– Ференц назвал все театральщиной.
– Мой брат порой чрезмерно догадлив, – фигура Франца выделялась на фоне окна. – И отсрочка, якобы вызванная усталостью мадам Евгении, это шанс для убийцы подумать и… решиться. Мои люди следили за ней, а мадам Евгения была предупреждена, что следует быть крайне осторожной. Но о тебе, Анна, никто не подумал. Я был уверен, что ты непричастна.
– Спасибо.
– И что не представляешь опасности, но… я едва не опоздал.
Но ведь успел же? Анна помнит собственную слабость и головокружение, тело, такое легкое и вместе с тем неподъемное, руки Витольда, петлю, которая раскачивается перед глазами, а затем обвивает шею.
– Что с ними будет? – Анна коснулась горла, пытаясь понять, остался ли след от этой петли.
