— Уважаемый мистер Лидс, — лейтенант спрятал блокнот с карандашом и поднялся с кресла. — Я считаю, что в таком деле любая улика имеет для нас ценность. Я благодарю вас за большую помощь, оказанную следствию.
— Прекрасно, — ответил я и посмотрел на Мэри, но выражение ее лица было грустным и отнюдь не триумфальным.
— Разумеется, это большая самоотверженность с вашей стороны, — продолжал Рейнольдс. — Обычно же занятые люди, такие как вы, не дают покоя полиции ни днем, ни ночью, требуя ускорить ход расследования. Но им и в голову не приходит помочь нам. Это не означает, что мы сами не намерены распутать преступление, но любая подсказка, любая мелочь пригодится.
Мэри неподвижно сидела, сложив руки на коленях.
— Кроме того, вы находитесь в более выгодном положении: вас здесь почти никто не знает.
— Иными словами, вы хотите, чтобы мы продолжили наше расследование?
— Это зависит только от вас…
Лейтенант стал прохаживаться по комнате. Подошел к окну и посмотрел на залив, почесывая подбородок.
— Однако я должен вас предостеречь, — произнес он серьезным тоном. — Старайтесь не рисковать. Действуйте как можно осторожнее, не впадайте в панику. И постоянно информируйте меня обо всем. Вот вам номер моего домашнего телефона. После семи вечера меня всегда можно застать дома.
Лейтенант вырвал листок из блокнота, записал на нем номер и протянул мне.
Значит, он не шутил.
— Вот так, мои дорогие. Желаю вам удачи, — он улыбнулся. — Соблюдайте осторожность, хорошо? А я буду сообщать вам о ходе следствия.
— А разве вы не выделите нам охрану? — изумленно воскликнула Мэри.
— Охрану? — удивился Рейнольдс. — Лучшей охраной явится наша совместная работа.
И вышел.
Мы остались одни в нашем тихом маленьком домике, перед лицом надвигающейся темной ночи. Я проводил лейтенанта до дверей и, стоя на крыльце, наблюдал, как огни его автомобиля постепенно растворились в лесу, после чего вернулся к Мэри. Она попыталась приготовить ужин, но слезы катились по ее щекам.
Я обнял ее за плечи.
— Мы можем уехать отсюда, — предложил я. — Это тоже выход.
— Куда?
— Вернемся в Нью-Йорк или отправимся в Европу…
— Нет. Там ты не сможешь закончить свою работу.
— Это не имеет значения, — я почувствовал сухой комок в горле. — Для меня главное — чтобы ты была счастлива, Мэри.
— Я нигде не буду счастливой, пока не схватят этих негодяев. Иначе они разыщут нас… — Она посмотрела на меня раскрасневшимися от слез глазами. — Послушай, Джек. Мы сами должны все сделать. Рейнольдс с этим не справится. Он слишком глуп и нерасторопен. Давай начнем с миссис Сильвер. Позвони ей. Если нам удастся исключить хотя бы «Психею», это будет неплохо для начала. Как ты считаешь?
Я не был в восторге от такой идеи, но, учитывая настроение Мэри, решил уступить ей. Усевшись у телефона, я вступил в бесконечные переговоры с телефонистками из междугородней.
Мэри стояла рядом, прижавшись ко мне и тревожно всматриваясь в окна, выходящие на потемневший залив, словно вот-вот за стеклом возникнет некое кошмарное видение.
— Алло, — я ощутил необъяснимое облегчение, услышав голос телефонистки из справочного бюро. — Вам удалось разыскать мистера Аллена Сильвера из Оклахомы?
— Профессор Аллен Сильвер проживает в городе Стилуотер, штат Оклахома, — сообщила телефонистка. — Вас соединить?
— Будьте любезны.
Не прошло и минуты, как в трубке раздался бодрый, слегка хрипловатый, но в целом приятный голос.
— Это профессор Сильвер? — спросил я.
— Его нет дома. У телефона его жена… — ее голосу мог позавидовать любой сержант.
— Я говорю с миссис Уотербай? Анной Уотербай-Сильвер?
Мэри затаила дыхание и крепко сжала мою руку.
— Да. А с кем я разговариваю?
— Меня зовут Лидс. Я приятель Ральфа. Ральфа Эванса.
— Слушаю вас.
— Это ваш племянник, не так ли?
— Разумеется, мой собственный глупый племянник. А в чем дело? Что-нибудь случилось? Неужели Ральф опять влип в какую-то неприятную историю? Или вы звоните по поводу яхты?
— Нет, нет.
Я осторожно положил трубку на место.
Бедная миссис Уотербай. Напрасно я ее растревожил. Она, несомненно, была жива и невредима.
Значит Ральф не лгал мне. Все, о чем он рассказывал, подтвердилось. Мы были несправедливы в своих подозрениях.
— Ты забыл спросить о Бо, — напомнила Мэри.
— А что Бо? — я пожал плечами. — Пусть лейтенант о нем беспокоится. Яхта принадлежала Ральфу, точнее его тетке, и если это верно, то и остальное, очевидно, правда.
— Вероятно, — вздохнула Мэри.
Мы вычеркнули «Психею» из списка подозреваемых яхт и остаток времени посвятили составлению плана на следующий день.
Теперь, конечно, следовало взяться за братьев Тайкс и их голубой иол с прекрасным названием «Морской гном».
Парни были местные, следовательно, Мэри могла бы тактично кое-что разузнать о них, ведь еще оставалась довольно захватывающая история исчезнувшей девушки. И поэтому назавтра мы решили действовать уже испытанным ранее методом.
Я остался дома, так как Мэри категорически настаивала, чтобы я не запускал свою композиторскую деятельность. Необходимо было во что бы то ни стало закончить «Метопи» к середине февраля. Я охотно согласился, потому что и сам только о том и мечтал, чтобы вернуться к систематической работе. К тому же Мэри проявила гораздо более яркие детективные способности, чем я. Она значительно лучше подмечала малейшие детали и умела без особых усилий проникать в чужие дома. А главное, сейчас она действовала в согласии и под опекой лейтенанта. Вдобавок погода стояла скверная — сыро и мокро — а я очень легко простужаюсь.
— И бандиты почему-то явно озлобились на тебя, — констатировала Мэри. — В этом нет сомнения.
Она была абсолютно права. Моя единственная попытка самостоятельного расследования закончилась полным крахом.
И я согласился с ее планом.
Мэри пообещала, что сначала она вымоет посуду после завтрака, приготовит мне бутерброды и наведет порядок в моей мастерской. Она собиралась вернуться вечером к ужину и поведать мне о приключениях за день.
Первые дни мне недоставало ее присутствия в доме, но со временем я привык к новому положению. Мы теперь каждый в отдельности испытывали наслаждение от самостоятельной творческой работы и радость позднее, вечерами, делиться своими достижениями. Меня безумно интересовали ежедневные успехи Мэри и время ее возвращения было для меня кульминацией дня.
Я включал музыку, записанную за день, и с рюмками в руках мы усаживались у пылающего камина. За окном шел дождь или падали белые хлопья снега. На усталом лице Мэри морозным румянцем горели щеки. Она откидывала голову на спинку кресла и держала мою ладонь в своих руках. А время от времени, когда звучал наиболее удачный момент, на ее губах появлялась улыбка.
— Ах, Джек, — восторгалась она. — Это просто великолепно! Продолжай работать в том же направлении. Ты прокладываешь новые пути в искусстве. Ты настоящий творец антиэмоций.
Мэри быстро освоила терминологию той области музыки, которой я занимался. Она прекрасно понимала меня и точно знала, что я стремился выразить.
Когда замолкали звуки созданного за день фрагмента моего творения, мы подробно обсуждали его нюансы. Затем я какое-то время распространялся о творческих планах на следующий день, после чего мы, по выражению Мэри, делали шаг от великого к смешному. Для нас это являлось отличной разрядкой, и случалось, что когда Мэри рассказывала какой-нибудь слишком забавный эпизод, наш смех разносился по всему дому.
Мы стали записывать все происшествия, нечто вроде дневника нашего расследования.
Сейчас эта тетрадь лежит передо мной. Я сохранил дневник. Он позволяет мне в мельчайших подробностях воссоздать тот удивительный период нашей жизни, когда я был полон надежд, когда наша любовь казалась вечной, когда веселье искрилось в нас, как шампанское.
Словно мы жили на маленьком солнечном островке, окруженном мрачным, враждебным миром. У нас были свои секреты, которыми мы ни с кем не делились. Существует ли что-нибудь более притягательное для мужчины, чем возможность разгадывать увлекательную криминальную загадку совместно с очаровательной женщиной в тихой уютной комнате, все двери которой тщательно заперты? Нас охватывала дрожь при мысли об убийцах, но, сидя прижавшись друг к другу, рука в руке, колено к колену, мы смеялись над опасностями и произносили тосты в честь нашей храбрости. Волосы Мэри отливали медью в свете горящих поленьев, ее темные глаза искрились, а я чувствовал себя молодым и отважным…
Ах, что это были за времена!
Мэри вступила в Миссионерское общество.
