Вера кивнула.
Ванька плечами пожал. А Марьяна ничего не сказала.
– Конечно, помните… Нашу Калерию не забудешь. И ее лекции о роли прекрасного в жизни человека… Ее попытки научить нас чему-то… Тогда многих это злило. А Генку – пуще всех… И вот как-то он взбесился, получив очередной трояк. Не то с композицией проблемы были, не то с цветопередачей… Главное, что круглому отличнику трояк влепили. И по какому-то рисованию… Он тогда решил отомстить.
– Водка и селедка… – прошептала Марьяна.
– Мы пробрались в кабинет… Вот сюда… Калерия любила выставлять свои работы. Мастер натюрморта… и вот два таких натюрморта Генка и зарисовал. Хорошо так зарисовал… Краской для парт. А поверху написал ручкой…
– Здесь была водка… здесь была селедка… – Вера качнулась сама. – Я помню… Калерия тогда в обморок упала.
– Директора вызвали. Встал вопрос о Генкином исключении из школы. Но дело удалось замять. Генкин отец помог. Картины отправили на реставрацию, а Генка получил полгода индивидуальных уроков с Калерией, которые ненавидел от души.
– Водка и…
– Они и по сей день здесь висят. – Илья указал на стену. – Знакомьтесь, это водка…
…деревянный стол, сырок «Дружба», примятый с одной стороны, а над ним – бутылка «Русской».
– …а это – селедка…
…тот же стол, только уже без сырка и бутылки, но с газетой, по которой расплывались жирные пятна. Распотрошенная тушка селедки, горсточка бурых внутренностей, отрезанная голова. И смотреть-то на этот натюрморт было неприятно.
– Я узнавал… С месяц тому картины отдали на реставрацию. Сказать кому?
– Танька, – прошептала Марьяна. И громче добавила. – Вот дрянь! Она знала… Она наврала мне! Она…
Из кармана Марьянкиного пуховичка появился пистолет.
Вот так. Что и требовалось доказать.
– Марьяша…
– Заткнись, – обрезала Марьяна старшего брата. – Иди. Сними. Проверь… Дрянь, какая же дрянь… Почему она солгала?
– Может, потому, что поняла, что ты ее убьешь. Ты ведь убила Генку, а Танька при всем своем сволочизме его любила… Думаю, со школы еще любила.
– Марьяночка…
– Заткнись же! – взвизгнула Марьяна. – И шевелись… Сними их! И ты тоже… ты…
– Всех не удержишь. – Илья старался говорить спокойно, все-таки нервная дама и нервная дама с пистолетом – две большие разница.
Марьяна же усмехнулась.
– А я и не буду всех. Я ее пристрелю… – направила дуло на Веру. – Ну что? Рискнешь?
– Нет. – Илья поднял руки. – Знаешь, поведение Татьяны было мне еще менее понятно, чем Генкино… Она тоже пыталась меня шантажировать. Заставить искать картины, хотя, как понимаю, прекрасно знала, где они…
– Знала, – эхом повторила Марьяна.
– Именно. Она ведь сама их сюда повесила… Принесла тем же вечером. После реставрации… Думаю, если бы осталась жива, то вскоре подменила бы их на те, которые писала Калерия, а сама бы уехала. Они ведь не ссорились с Генкой, так? Ты все придумала.
– Картины…
– Не спеши. Давай поговорим. – Илья скрестил руки на груди. Сердце колотилось как бешеное, один неосторожный шаг…
…бумажные самолетики во время полета оживают. А с людьми вот наоборот.
– Марьяна, что он такое говорит?
– Правда, Вань. Твоя сестрица – серийная убийца…
– Они… они… Это все она. – Марьяна подняла пистолет на полотно. – Разве ты не чувствуешь? Она смотрит… Она знает, что такое измена… Обман… Ее тоже предали! Все предали! Она их прокляла… они заслужили смерть, понимаете?
– Кто заслужил? – вкрадчиво поинтересовался Илья.
– Все! И… и не надо ничего говорить! Я не хотела… Получилось так… Снимай картину.
– Сниму. – Не стоит спорить с нервной женщиной. – Но мы же не договорили… Знаешь, Вань, она ведь и тебе врала. Не во всем, конечно… Грамотный лжец и правду использует.
– Заткнись!
– Иначе ты меня пристрелишь? Брось, Марьяна… Неужели ты сама не устала от лжи? Все ведь устают. И ты не исключение… Знаешь, я даже верю, что ты любила Генку. Вначале. Но он разрушил твою любовь… Сам виноват, да?
Губа тряслась, а вот рука оставалась неподвижной. Наверное, это даже хорошо, потому что если бы и руки тряслись, то Марьяна могла выстрелить. А так… Так, глядишь, продержится еще немного.
– Он тебя не ценил… Скажи, это ведь ты написала за него диссертацию? Ты, конечно, всего-то портниха, но при этом об искусстве знала больше Генки… А твой отец помог с защитой… Он так тебя любил, как родную дочь…
– Да.
– И Генка говорил, что любит. Он умел врать. Ты поверила. А оказалось, что ему всего-то нужна была эта диссертация… и еще доступ к музею… а спал он с Танькой.
– Потаскуха! – взвизгнула Марьяна. – Вечно крутилась рядом… Старая подруга… Я… я ему верила… я…
И верила, и в рот смотрела, очарованная кружевом слов. Генка всегда знал, что и как говорить людям. И обаятельным был, сволочь этакая… Чего-чего, а обаяния у него было не отнять.
– Полагаю, он уже тогда задумал обокрасть музей… Точнее, поучаствовать в грабеже… Твой отец давно понял, как можно использовать ресурсы, которые оказались в его руках.
– Ты… ты не понимаешь!
Илья пожал плечами.
– У него не было другого выбора. Он музей пытался сохранить.
Странный метод – сохранять, разворовывая. С другой стороны, что Илья знает о музеях? Ровным счетом ничего.
– К делу он привлек Татьяну… Платил ей, полагаю, неплохо. И за помощь в реставрации, и за молчание. Она же не дура, поняла, что к чему… и знанием поделилась.
Марьяна переступала с ноги на ногу.
– И вот тогда Генка решил, как в деле поучаствовать… План, конечно, небыстрый. Пару лет потратил на осуществление, зато за эти пару лет неплохо изучил запасники. Он, в отличие от твоего отца, не желал довольствоваться малым. К чему тащить по мелочи, постоянно рискуя, что твои делишки привлекут ненужное внимание? Нужно взять одну картину, но такую, чтобы, продав ее, обеспечить себя до конца жизни.
Илья облизал губы. Во рту пересохло, да и устал он выступать с монологом.
– Скажи, ты подсказала ему?
– Он… он влез в бумаги… Папа ее нашел… Еще тогда, давно… Он хотел забрать, но не вышло, а потом… Потом он подумал, что права не имеет.
– Побоялся.
– Нет! – Марьяна замахнулась пистолетом. – Папа не был трусом, он… он…
– Ты уговорила его отдать картину. Полагаю, решила подменить ее на копию. А что, у Леньки имелась подходящая по формату. Одну вынести, другую занести… Экспертная оценка все равно не проводилась, так кто бы понял, что произошла подмена? А у вас заодно на руках оказывались бумаги, по которым вы эту самую картину приобретали самым что ни на есть законным путем.
Марьяна сопела.
– Только что пошло не так? Картину отправили на реставрацию… Она попала к Татьяне… а потом твой отец погиб. Трагическая случайность, которая все изменила. И заодно уж Генка узнал, что жить ему осталось недолго.
Ванька слушал.
Вера молчала, подперла подбородок кулаком, уставилась невидящим взглядом.
Водка и селедка… которая?
– И вот не могу представить и близко, что он ощутил… столько лет, столько усилий, которые почти увенчались успехом. Известность. Богатство. Рядом, только руку протяни. И при всем том осознание, что никакое богатство не спасет его.
Генку даже стало жаль.
Немного.
– Вот тогда он и решил сыграть… Вторая картина не вернулась в музейные запасники, напротив, таинственным образом исчезли обе. И это тебя, Марьяна, не могло не разозлить… Ты ведь рассчитывала, что Генка оценит ваши усилия. Поделится. И дачу продали вполне с твоего согласия, вкладываясь в общее дело… И квартиру продали бы, если бы не предусмотрительность ваших родителей… И таблетками тебя никто не пичкал. А вот подслушанный разговор имел место.
Она поморщилась.
– Что ты узнала? Что тебя в очередной раз использовали? Парочка собралась убраться за границу, верно? Вдвоем… Так романтично.
– Он… он был скотиной!
– Не спорю, – согласился Илья. – Еще какой скотиной, но это тебя не оправдывает… и ты устроила побег. Театральный. Такой, который не оставил бы у твоего братца сомнений, что Генка и вправду тебя накачал… Вам нужно было алиби. А кто может заподозрить бедную одурманенную женщину? Кругом настолько жертву, что просто сил нет смотреть на нее без слез.
– Марьяна. – Ванька подал голос. – Он же выдумал все, правда?
– Боюсь, что нет… Ты старательно играла немощную, но на вечер встреч собралась. Прихватила лом из подсобки…
– Под руку подвернулся.
– Дождалась, когда Генка останется один… Думаю, ты потребовала вернуть картину.
– Она моя!
– Она, насколько я понимаю, государственная, – поправил Илья.
– Моя! По праву! Папа ее нашел… Я наследница! Я!
– Хорошо, ты наследница… Только Генка тебя и слушать не захотел. Что он сделал? Рассмеялся в лицо? Предложил поискать хорошенько? И добавил пару слов покрепче. Он умел находить больные мозоли и топтался по ним с немалым удовольствием. И ты не выдержала… Видишь ли, Марьяна, прием психотропных препаратов, чужих препаратов, украденных тобой, – глупая затея. Маскировка маскировкой, но подобные лекарства подбираются индивидуально. А ты взяла чужое. И дозу не особо рассчитывала… Думала, что это как аспирин? Чуть голова покружится, и только?
