Порох знал, что происходит, хотя и не видел: мужчина идет по храму, направляясь к алтарю. Два оперативника, одна из них женщина, причем великолепный сотрудник, отрезают ему выход. Теперь зверь в ловушке.
– Отец Сильвестр! – раздался неприятный, гортанный голос.
Так может говорить только убийца, полковник Порох имел с подобными личностями дело уже сотни, если не тысячи раз за время работы в полиции.
– Берите его, – приказал он по рации.
Полицейский, отшвырнув ногой бутылки, которые со звоном покатились по мокрому асфальту, прошел в церковь. Группа захвата уже окружила церковь. Уйти маньяк не мог. У него не было ни единого шанса. Чуда не произошло.
Когда Порох ворвался в храм, он увидел мычащего мужчину, который валялся на полу, с заведенными за спину руками, на которых блестели наручники.
– Благодарю за работу, – сухо сказал полковник оперативникам, прорываясь вперед. Он подошел к задержанному, сорвал с него капюшон.
Светловолосый тип с небритым лицом и узкими бегающими глазками замотал головой и попытался что-то произнести. Лицо дегенерата и садиста. Порох ударил его. Мужчина завыл.
– Грузите эту шваль и везите в отделение, – приказал он.
Первое мая. Праздник. Он поймал маньяка.
– Где Настя Михасевич? – произнес Порох, схватив мужчину за волосы и приподняв его голову. – Отвечай!
Я находилась в лаборатории профессора Черновяца и попивала кофе. От пирога на этот раз я решила отказаться. Эрик вертелся перед микроскопом. Ему удалось установить, что серебристая пыль на листьях – это растительная краска. С прошлой ночи Черновяц пытался определить, какая именно краска.
– Не может быть! – завопил профессор с такой силой, что я едва не выпустила из рук чашку. – Серафима Ильинична, этого не может быть!
– Профессор, вы так и до инфаркта можете довести, – заявила я. – В чем дело, вы что-то узнали?
Профессор, потирая лысую голову, повернулся ко мне. Очки в роговой оправе, сидевшие на его орлином носу, делали коротышку похожим на сумасшедшего ученого из глупой комедии.
– Этого не может быть! – прошептал он. – Серафима Ильинична, повторите, прошу вас, то, что вы говорили во время нашего предыдущего разговора у меня в столовой. Вы перечисляли профессии, которые может иметь убийца.
Я поставила чашку на стол и попыталась припомнить.
– Врач, полицейский, учитель, пожарник, продавец мороженого… Почтальон!
Профессор помотал головой и потряс стеклышком, на котором сияли серебряные крупинки.
– Знаете, что это за краска? Она сделана по старинным рецептам, такую не применяют в массовом производстве, ее вы не купите в магазине. Это особый краситель, используемый… Используемый для росписи икон!
Я раскрыла рот и задела рукой чашку, которая с грохотом полетела на пол.
– Кого никто и никогда не заподозрит в том, что он – жестокий маньяк? Кто может беспрепятственно перемещаться по городу? Кому дети доверяют и за кем безропотно последуют? – продолжал, словно не заметив разбитой чашки, профессор кислых щей. – За человеком с бородой и облаченным в рясу! За священником!
– Профессор, вы гений! Отец Сильвестр! – выдохнула я, и мне вспомнилось лицо задумчивого священника. Правильно говорят, что преступники любят возвращаться на место преступления – поп все время терся в особняке Михасевича и норовил помочь следствию. Вот и сейчас в церкви идет операция по захвату маньяка, который якобы исповедовался отцу Сильвестру в своих злодеяниях…
– Позвольте, – возопила я, – но если маньяк – отец Сильвестр, то кого же тогда поджидает в церкви полковник Порох?
Профессор Черновяц схватил трубку телефона и, набирая номер, заметил:
– Хороший вопрос, Серафима Ильинична, но меня более интересует другое – где сейчас наш разлюбезный падре?
– Где Настя Михасевич? – прорычал Порох, глядя в лицо мужчине, который лежал на полу в церкви. Полковник, не церемонясь с задержанным, еще раз ударил того в живот. – Говори, или тебе придется плохо, – процедил он.
Мужчина часто задышал, пытаясь что-то произнести.
– Поднимите этого ублюдка, – сказал полковник.
Подоспевшие оперативники поставили мужчину на ноги. Тот, отдышавшись, произнес:
– Я ни в чем не виноват, клянусь вам! Это какая-то ошибка!
– Ошибка, говоришь! – рассмеялся Порох. – Ты, урод, убиваешь девочек, а потом говоришь, что это ошибка! А ну признавайся, где ты удерживаешь Настю!
Задержанного обыскали, при нем не оказалось никаких документов, только связка ключей и кошелек с мелочью.
– Не бейте меня! – повторил мужчина. – Не знаю я никакой Насти, меня попросил сюда прийти отец Сильвестр и помочь ему с проводкой. Я – электрик!
– Конечно, урод, ты электрик, а по совместительству – убийца детей, – ответил Порох. – Ты хотел исповедаться ему в грехах, рассказать, как ты ловил невинных девочек, увозил к себе в логово и душил. Так ведь, сука!
– Я не понимаю, о чем вы говорите, – сказал, краснея, мужчина. – Я никого не убивал!
– Везите его в отделение и там обработайте по полной программе, – бросил сотрудникам Порох. – Через час, сволочь, ты все расскажешь, а потом вообще пожалеешь, что появился на свет. Мои сотрудники знают свое дело! Не миндальничайте с этим паршивцем! Где ты держишь Настю?
Задержанного грубо поволокли к выходу. К полковнику подошел один из полицейских и протянул телефон.
– Ну, кто еще? – хватая трубку, проворчал довольный Порох. – А, профессор, это вы? И какого, с позволения сказать, лешего вы тревожите меня? Маньяк задержан, причем без вашей помощи!
По мере того как Порох слушал объяснения профессора Черновяца, лицо его переменило оттенок с багрового на мраморно-бледный.
– Не верю! – заорал Порох. – Не может этого быть! Но если так…
Отшвырнув телефон на пол церкви, Порох понесся вслед за полицейскими, которые увели задержанного электрика.
Он догнал их у фургона, развернул к себе лицом арестованного и прокричал тому в лицо:
– Что ты сказал насчет отца Сильвестра?
Мужчина, всхлипнув, произнес:
– Это он, это все он! Он попросил меня вчера вечером прийти к нему сегодня около десяти в церковь, сказал, что испортилась проводка на колокольне, я, конечно же, пообещал, что бесплатно устраню неполадки… Я и пришел. А тут вы на меня напали!
– А где священник? – завопил, оглядываясь по сторонам, Порох. – Почему его здесь нет? Где поп?
– Он отправился к Понятовской, – доложил кто-то. – Ну нет его здесь, и что из этого? Маньяк-то пойман!
В этот момент один из полицейских в спешке передал Пороху несколько бумаг. Тот посмотрел в них, выражение его лица изменилось.
– Черт возьми, – прошептал он внезапно осипшим голосом. – Только что пришли окончательные результаты экспертизы тех серебристых частиц краски, которые нашли на берегу, рядом с трупом. Это краска растительного происхождения, применяется при росписи икон.
– Иконописная мастерская, которой руководит отец Сильвестр, совсем рядом, – произнес один из подчиненных. Полковник его не слушал, он просматривал вторую бумагу. Потом заорал на полицейского, который принес ему это:
– Почему раньше не доложили?
– Но я думал, что это не так важно, маньяка все равно считай что поймали… – начал тот, запнулся и замолчал.
– У священника есть «Опель Астра», старая модель, – зло бросил Порох. – Красный «Опель Астра», и вы молчали об этом!
В голове полковника вихрем пронеслись воспоминания. Старый бомж, свидетель того, как неизвестный тащил труп девочки к воде, говорил что-то о дьяволе с перевернутым крестом на огненной колеснице. Если бы старик не был сумасшедшим, он бы внятно сказал – человеком, который тащил труп, был приехавший на машине красного цвета отец Сильвестр в рясе и с крестом на брюхе.
– Черт! – воскликнул Порох, сминая бумаги, зажатые в руке. – Этого, – он кивнул на мужчину, – все равно в отделение, допросить как следует. Кто-нибудь знает, где живет поп?
– На окраине города, в частном доме, – ответили ему.
– Вот сволочь! – закричал Порох. – Он издевался над нами все это время, за нос водил, чертов попяра! Он девочек душит! И у него Настя!
Уже садясь в машину, полковник вспомнил, что отец Сильвестр исчез из поля зрения два с лишним часа назад. У него было преимущество. За это время он мог сделать многое.
Двумя часами ранее отец Сильвестр подъехал на своем красном «Опеле Астра» к дому и осмотрелся. Никого не было. Он специально выбирал этот дом, чтобы соседи были подальше.
Они шли по его следу. У них были его отпечатки, а теперь, когда Михасевич затеял сбор отпечатков с мужчин в Варжовцах, он решил бежать. Ему нужно выиграть время, для этого он и организовал театр с маньяком, который якобы приходил к нему в церковь. Никто к нему не приходил, потому что маньяком был он сам.
Вся эта кутерьма доставляла отцу Сильвестру неимоверное наслаждение. Было так приятно разговаривать с родителями девочек, которые сидели у него в яме и которых он душил. Он обнадеживал безутешных матерей, вселял в них надежду, зная, что они увидят дочерей только мертвыми. Он сам отпевал девочек, которых убил. Он едва не смеялся во время обрядов. В бога он не верил, хотя и стал священником после того, как десять лет назад умерла его дочь. Бог не помог ему. Значит, пришла пора самому стать богом.
