– Не пугай, начальник, и не шей чужого…
– Заткнись! Ты что же, думаешь, что мы вас терпим потому, что прижать не можем? Ошибаешься, шалава! Мы вас не терпим, а используем вас для своих оперативных целей. Мы через вас, подстилок, выходим на казнокрадов, воров, продажных политиков и другую шушеру. Когда вы нам мешаете, мы даже не мучаемся и не терзаемся придумыванием поводов для задержания. Мы просто отпускаем вас из-под своего надзора и прикрытия. Вот тогда-то вас точно может обидеть каждый. Обычно так оно и получается. Вас находят в канавах с признаками передозировки, вы опускаетесь до уличных шлюх, ложащихся за копейки под любого урку, откинувшегося с зоны. Вы начинаете воровать и грабить. Вас всегда ждет колючая проволока и «мамки» в бараках. Красиво нарисовал?
Ответа не прозвучало. Крячко и не торопил женщину, понимая, что смириться с зависимым положением бывает не очень просто. Сейчас перед ним сидел вовсе не человек, авторитетный в воровском мире, сломать которого действительно очень сложно. Эта краля, конечно, пытается красиво голову держать, но все равно постоянно находится «под кем-то». Как ни цинично так думать.
– Ты уважения к себе не требуй, – довольно спокойно проговорил Крячко, покуривая и поглядывая в зал. – Пока ты для меня… сама знаешь кто. А вот когда я пойму, что ты человеком становишься, когда увижу, что тебе это все уже поперек горла, тогда тебе сам первый руку протяну. Мы с тобой принадлежим к совершенно разным слоям общества. Я ведь не намерен делать тебе гадости из злости или природной ненависти ко всему живому. Не такой я человек. Но работа есть работа, и правила есть правила. Я тебя шантажирую, хоть это непосвященному человеку кажется мерзостью. А как иначе? Оштрафовать тебя за занятие проституцией? На работу тебе сообщить, в партком?
– Ладно, хватит! – не выдержала Ложкова, не понявшая, что именно такой реакции от нее этот полковник и добивался. – Короче, говорите, чего вам от меня надо?
– Мне нужен этот паренек, который тебя купил за большие деньги. Ты должна была его запомнить, потому что он явно не из среды твоей постоянной клиентуры.
– Вовик? – Ложкова улыбнулась, наверное, вспоминая того парня. – Паренек из трущоб?
– Что, до такой степени бродяжка? – не поверил сыщик.
– Нет, шучу. Это я его так прозвала. Это из-за фильма, был такой… «Миллионер из трущоб», что ли. Вот и этот. Он из тех богатеев, которые носят черные дешевые спортивные костюмы. Он так меня добивался, так старался!..
– Пожалела?
– Может, в какой-то мере и пожалела. Видно же, что у него с девчонками не клеится, не умеет он с ними обращаться. А тут!.. У меня к нему чуть ли не материнские чувства были.
– Но-но, про инцест только не надо.
– Да я не в том смысле. Пожалела я его, наверное. А деньги – это как стимул для него. Испытание. Мол, хочешь чего-то добиться в этой жизни, умей заработать, потрудиться, что-то сделать.
– А ты знаешь, что он сделал, чтобы найти такую сумму?
– Ой, полковник, вот только не надо мораль мне читать. Каждый решает за себя. Да и какая разница, что он хотел купить? Два часа со мной или мотороллер. Все равно у него денег на это не было, но он постарался и нашел. А где – отвечать ему. Я не права?
Крячко помялся и проговорил:
– Если честно, то права, конечно.
– Ба-а! – удивилась Ложкова. – Честный опер попался. Согласился с моими разумными доводами.
– Где его найти?
– Не знаю, начальник.
– Не крути! Ты-то его где нашла? Или он тебя? Где крутится, с кем?
– Начальник, а если ты захомутаешь его с дружками, и всплывет, что я их сдала, то ты и сам знаешь, что мне за это будет. Никакие деньги не помогут.
– Не узнает никто. Ты вообще в этом деле с боку припеку. Мне нужно его личность установить. Ты там совсем никак фигурировать не будешь. Ни прямо, ни косвенно.
– Ладно. Он в соседнем со мной доме живет. А вы думали, что мы в одни и те же бары ходим? Эх вы, опер! Могли бы и догадаться.
Гуров оторвался от просмотра сводок за истекшие сутки и спросил:
– Слушай, Станислав, ты помнишь, как мы с тобой обсуждали развитие событий в связи с этими подделками?
– Помню. И что? – Крячко сложил губы дудочкой и продолжал старательно набирать текст очередного рапорта, с которым они должны были идти на утреннюю планерку к генералу.
– Ты тогда первый предположил, что ребята ввязались в чужую игру. Мы с тобой пришли к выводу, что это молодые неопытные парни, но очень удачливые, потому что нестандартно мыслят. Им повезло с липовой фотосессией, с кастингом, с ограблением ювелирного салона, с липовым магазином.
Крячко закончил работу и чуть отстранился от экрана монитора. Он любовался точкой, поставленной в конце текста, как будто был художником и только что нанес последний штрих на эпохальное полотно. Станислав вообще все делал с каким-то наслаждением, с удовольствием, хорошо видимым людям, окружающим его. Гуров как-то давно спросил его на этот счет. Он осведомился, для чего Станислав Васильевич так часто изображает человека, что-то делающего с нескрываемым удовольствием.
Помнится, тогда Крячко посмотрел на друга с невероятным удивлением и заявил:
– А ты полагаешь, что я не могу получать удовольствие от хорошо сделанного дела?..
– Тихо, тихо, тихо! – Гуров замахал руками, услышав это. – Стас, кончай! Я тебя не первый день знаю. Что ты передо мной-то?..
– А если знаешь, то зачем задаешь такие вопросы, дискредитирующие меня? – опять удивился Крячко. – Представь себе, что я в самом деле получаю удовольствие от рапорта, написанного с особым шиком и смаком, от плана работы на неделю, элегантного по своей интеллектуальной красоте, от…
Гуров понял тогда, что Стас не намерен серьезно разговаривать на эту тему. Таков вот был Станислав Крячко с его чудачествами, хитринками, артистизмом, граничащим с дуракавалянием.
– Так ты уже закончил любоваться поставленной точкой? – осведомился Гуров.
Крячко неопределенно помотал головой и ответил:
– Точка – это вам еще не конец. Так что ты там вспоминал? Что мы с тобой решали? – Он повернулся к Гурову и подпер голову кулаком. – Да, тогда я предположил, что ребятишки, обувшие этот ювелирный салон, влезли в очень серьезное дело. Уж лучше бы коммерческие ларьки грабили. А тут весьма серьезный бизнес, солидные люди, которых лучше не злить. Они еще разворошили это дело с поддельными бриллиантами. Найдутся персоны, которые могут обидеться на них и наказать очень круто.
– Значит, ты согласен, что владельцы этого бизнеса могут начать собственное независимое расследование?
– Я бы начал. Хотя мне так и положено думать, я же всю жизнь опер. По-моему, кое-кому будет очень интересно выяснить, что за сволочь и каким именно образом внедряет к ним на прилавки подделки. Это ведь удар по бизнесу, по репутации. Ты бы вот пошел второй раз покупать Маше перстенечек в тот салон, где один раз получил дешевку? Тебе достанется от жены, ей – от подруг и коллег по театру! А уж бизнесмену какой позор из-за этого случая. Поубивают ведь они там друг друга. Большие деньги на кону. Репутация заведения.
– Вот ты и произнес это слово, – не очень весело сказал Гуров. – Скажи мне, а с чего бы убивать вора, недавно освободившегося из мест заключения? Не сопляка какого-то, а человека маститого, известного в своем кругу. Не законника, но вора уважаемого, со стажем.
– Ну, мало ли. Не у того украл, например! Шучу. – Крячко замолчал, глядя куда-то вдаль над головой Гурова.
Лев Иванович нередко проверял на старом друге собственные умозаключения. Станислав со своим постоянным скепсисом был прекрасным охладителем нелепых гипотез. Если Крячко считал какую-то версию несостоятельной, то не ограничивался словами, а всегда доказывал это. Очень часто в ходе такого спора рождалась новая версия, куда более совершенная, чем все предыдущие.
– Значит, не вора в законе, а простого крадуна, но со стажем? – задумчиво повторил Крячко. – Таких персон честные граждане убивают крайне редко, тут и к гадалке не ходи. А за что могли его завалить свои? Он ведь недавно откинулся, ты говоришь? Уже успел проиграться в карты, совершить что-то страшное по их воровским законам? Это вряд ли возможно. Все-таки вор в мастях. Значит, приключилось что-то незаурядное, выходящее за рамки их обычных отношений. Думаешь, что это событие имеет какое-то касательство к нашим поддельным камням? Например?
– Например, он инициатор этого преступления. И его наказали. Да, я знаю, что ты сейчас скажешь. Он вор со стажем, понимает, куда руку лучше не совать. Разборки внутри группы, он ненужный свидетель чего-то? В любом случае, тут произошло что-то неординарное, выходящее за рамки обычной воровской жизни. Я бы и внимания не обратил, если бы молодого неопытного крадуненка порешили.
– Где это, давай съезжу? – предложил Крячко.
Квартира на втором этаже пятиэтажки в Текстильщиках никогда не доставляла соседям особенного беспокойства. Все знали, что там живет тихая одинокая женщина. Кое-кто был в курсе, что сын у нее сидел в колонии. Но слух об этом особенно не распространялся, потому что давно уже канули в небытие те времена, когда все друг друга знали, здоровались, у подъездов на лавочках сидели старушки. Это было в прошлом веке, даже тысячелетии.
