Подумав, Капрелян возмутился:
— Ой, какой ты хитрый, хочешь меня с кресла спихнуть.
— Разве мы с тобой так раньше не делали? — возразил ему Пончик убедительно. — А теперь ты начинаешь кругом видеть подлость.
— То было раньше, а то сейчас, — только и смог ему возразить Капрелян.
— Ты извини меня, Петр Васильевич, разве я тебя когда-либо обманывал?
— Нет, Игнатий Давыдович, но теперь можешь.
— Судишь по себе? — язвительно задал вопрос Пончик.
— Ах, кацо, кацо, как дружно мы с тобой раньше жили, — мечтательно произнес Капрелян.
— Так давай и дальше будем так жить, — в душе обрадованный откровениями Капреляна, предложил Пончик.
— Если бы! — мечтательно протянул Капрелян. — Но один твой друг мешается под ногами.
— Извини, дорогой Петр Васильевич, то друг твой, ты ему делал услуги, а не я. У меня с ним никаких дел не было, и он меня не ищет.
— И где он взялся на мою голову? — с детской наивностью причитая, пробурчал Капрелян, уходя от Пончика.
После работы Капрелян на своей машине уехал в город, где допоздна веселился в ресторане с друзьями и знакомыми.
Примерно в первом часу ночи, приехав домой, он увидел сидящего на лавочке Ишака.
Выйдя из машины, чтобы открыть ворота во двор, Капрелян был вынужден вновь встретиться с намозолившим ему глаза Ишаком.
— Ты мне привез обещанное? — встретил его своим вопросом Ишак.
— Пошел ты… (Капрелян высказал столько нецензурных слов в адрес Ишака, что другой под их тяжестью упал бы и свалился замертво).
— Ты иди сам туда, — парировал наркоман, умышленно воздерживаясь от оскорблений своего благодетеля.
Капрелян, будучи в нетрезвом состоянии, потерял над собой контроль.
— Ты, животное, еще смеешь меня оскорблять? — завопил он.
Схватив руками за горло изможденного, высохшего от наркотиков противника, Капрелян с наслаждением и яростью стал его душить, почти не чувствуя сопротивления.
Обмякшего в его руках Ишака Капрелян брезгливо бросил от себя на землю, не сознавая, что он его удушил.
Когда он это понял, то был не так напуган, как удивлен. У него не было намерения лишать Ишака жизни. Другое дело дать ему трепку, прогнать, но к убийству он не был готов.
Выключив на уличном столбе электрический свет и в машине подфарники, он открыл багажник, легко поднял с земли и положил туда труп Ишака.
Он еще не решил, но знал, что надо куда-то отвезти труп и закопать.
Он сходил к себе во двор, взял там лопату и бросил ее в салон автомобиля.
Капрелян считал, что действует без свидетелей, но глубоко ошибался. Вся сцена проходила на глазах одного из «корешей» Ишака, который по рации информировал о происходящем своих друзей, сидевших примерно в 300
— 400 метрах от места драмы.
Капрелян сел в машину, чтобы, как преступники говорят, спрятать концы в воду.
Неожиданно он увидел, как из-за угла вышла машина с дальним светом в фарах, движущаяся в его направлении.
«Пропущу ее, а потом поеду», — решил он благоразумно.
Однако движущийся автомобиль, перекрыв путь движения его автомобилю, остановился.
Из «Волги» вышли двое бывших его «рабочих». Третий, информировавший их о происходящем, свое присутствие решил не проявлять.
Лютый, подойдя к Капреляну, сказал:
— Хозяин Ишака сказал, что он к тебе пошел. Ты его не видел?
Весь лепет Капреляна нет необходимости воспроизводить, так как Лютый в разговоре обратил внимание на лежащую в салоне автомобиля лопату, а потом потребовал открыть багажник автомобиля.
Капрелян бросился убегать, но не сделал и десятка шагов, как был сбит Лютым на землю.
С помощью напарника Лютый его связал и, подведя к машине, открыл багажник. Увидев труп Ишака, он возмутился и, чтобы свое возмущение выразить более убедительно, несколько раз ударил Капреляна по ягодице.
Тот побои переносил как должное, молча. Он уже теперь думал не о настоящем, а о будущем, которое ему казалось кошмаром и адом.
— Вот так, дорогой, сейчас поедем в милицию и там расскажешь, как ты убил нашего товарища, расскажешь как на духу, — потребовал Лютый, став теперь со своим дружком главным свидетелем тяжкого преступления.
Посадив Капреляна на заднее сиденье его автомобиля, Лютый сел сам за его управление. Они на двух машинах уехали с места преступления.
По дороге в милицию Капрелян сначала просил Лютого за большие бабки отпустить.
— Отпусти, любые бабки дам, — умолял Капрелян.
— Ты меня оскорбляешь, хочешь, чтобы я тебе за пятьдесят косых продал товарища. Обижаешь, кацо, мы друзей не продаем, — наслаждаясь своим благородством, возразил ему Лютый.
— Я же не хотел его убивать, но он ишак. Ты понимаешь, что он ишак.
— Он не ишак, а человек, и надо было с ним обращаться как с человеком, — нравоучительно пояснил Лютый, заранее зная, что его слова не найдут поддержки у Капреляна.
Так оно и получилось.
— Ваш Ишак своими просьбами меня доконал. То дай ему уколоться, то найди анаши покурить.
— Вот ты и дал ему покурить, — язвительно пошутил Лютый.
— Хоть теперь оставит меня в покое, — подавленно, но вместе с тем с облегчением выдавил из себя Капрелян.
Располагая его к признанию в милиции, Лютый сказал:
— Ишак — нам товарищ, но в милиции я не буду отрицать, что он наркоман и у всех навязчиво просил наркотики. Особенно у тех, кто их ему доставал. Что поделаешь, его уже не вернешь, тебя не хочется гробить до конца, — посочувствовал наконец он Капреляну.
— Ой, дорогой, будь другом, не забудь это сказать. Всю жизнь буду делиться с тобой хлебом, денег дам, сколько скажешь.
— Ну зачем же давать деньги, если я всего лишь скажу правду? За нее вроде бы неудобно брать деньги.
— Ничего, бери, — настойчиво посоветовал Капрелян.
— Нас двое, — напомнил Лютый Капреляну.
— И ему дам, — пообещал Капрелян.
— Ну если ты настаиваешь, то мы согласны. Но только чтобы бабки были до суда, знаю я вас.
— По паре тысяч на нос хватит? — поинтересовался Капрелян.
— Пойдет! — согласился Лютый.
«То, что мы скажем в отношении Ишака, и без нас всем известно, а лишние бабки не помешают», — блаженно думал Лютый, ведя автомобиль с несчастным Капреляном.
Выполнив «заявку» Пончика, Лапа один приехал к нему за платой.
— Ну как, доволен нашей работой? — вместо приветствия спросил он Пончика.
Поздоровавшись с Лапой за руку, Пончик недовольно пробурчал:
— Я же не хотел его сажать.
— Я его тоже не заставлял убивать Ишака, — резонно напомнил ему Лапа. — Зато ты теперь единоличный руководитель и вон видишь, как хорошо смотришься в кресле руководителя.
— Мне оно не нужно. Зачем мне такая ответственность на одного?
— Ты теперь можешь раскрутиться, как хочешь.
— Я тебе говорил, что производство так налажено, как я лучше все равно не придумаю. От Капреляна я получил письменное согласие на превращение нашего предприятия в акционерное товарищество. Мы на миллион продадим акций, половину выкуплю я, половину Капреляна реализую нашим рабочим и желающим.
Вырученные деньги от продажи акций Капреляна я положу на его счет в банк.
— Какую прибыль вы думаете получать в год?
— Ты меня проверяешь или забыл, будем получать не менее 30 процентов годовых.
— Имей в виду, я на два стольника акций покупаю, — предупредил Лапа. — А теперь давай поговорим о плате нам за работу. Ты нам должен двадцать косых.
— Остап Харитонович, это слишком много, — возразил испуганно Пончик.
— Ты забыл, как меня уговаривал заступиться за себя, а теперь, когда опасность миновала, ты вздумал со мной торговаться? Нехорошо! Если ты со мной торгуешься, то я предлагаю тебе компромисс. С ребятами я рассчитаюсь за работу своими бабками, а ты в счет погашения долга пустишь в распыл одного типа. Он чертовски мне надоел, — страдальчески скривив лицо, пробурчал Лапа.
— Что ты говоришь, Остап Харитонович! — воскликнул Пончик. — Я мокрыми делами не занимаюсь.
— Тогда выбирай: или принимай мой заказ, или гони бабки на кон за работу. Вот так всегда: каждый думает только о себе. А мне надо еще матери убитого что-то подкинуть и на жизнь, и на похороны, — объяснил он причину завышения платы.
— У меня сейчас таких наличных денег нет, — попытался освободиться от захвата Пончик.
— Ты не темни. У тебя за прошлый год дивиденды составили полторы сотни косых.
Пораскинув мозгами, Пончик был вынужден полностью удовлетворить требования Лапы.
Перед расставанием Пончик поинтересовался у Лапы:
— Ты мне на три стольника еще не найдешь желающих?
— Поинтересуюсь в одном месте, — пообещал тот.
